Король Теней

***

Если противник так хотел, чтобы «игра» велась по-солдатски, так тому и быть. Чтобы подчеркнуть эту отчаянную идею, Хадсон осмелился достаточно долго не защищаться, чтобы отступить, поднять ведро и швырнуть его прямо в голову Ангела Смерти.

Когда Бром легко увернулся от импровизированного снаряда, он широко улыбнулся, отчего на его передних зубах заиграли солнечные блики.

— Вот он, Хадсон, которого я когда-то знал! Теперь давай к делу! — И снова последовал шквал ударов слева и справа, финт по центру, обход и еще один быстрый поддразнивающий финт по ногам Хадсона, который заставил его отскочить, словно ошпаренного пса. В разгар напряженной борьбы Хадсон почувствовал, как на его лице выступает пот, а силы покидают его. Рапира казалась ему тяжелой, как бочка с камнями, сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. Бром Фалькенберг при этом не оставлял намерения задать ему хорошенькую трепку, а Хадсон чувствовал себя тенью человека, которым когда-то был.

Уязвленная гордость распалила его. Щеки раскраснелись, разум заработал лихорадочно. Хадсон двинулся на Брома, намереваясь нанести хотя бы один удар по его оборчатой блузке, но обнаружил, что его клинок заблокирован. Пришлось снова отступить, когда Бром пошел в наступление.

Лязг! Лязг! Лязг! — так звучала музыка рапир. Никогда прежде Хадсон не был так расстроен, зная, что эта симфония близится к концу. Но в этот раз он в отчаянии понимал, что не может пробить защиту Брома, как бы ни пытался к нему подступиться. Каждое его наступление встречало легкое парирование, каждую ошибку, которую совершала его усталая рука, противник использовал себе на пользу так, что Хадсон едва успевал уклоняться. Он снова отступил, чтобы дать себе пространство для маневра, но Бром так же быстро оказался рядом с ним. Ангел Смерти оттолкнулся ногой, на которую перенес вес, взмыв на мгновение в воздух и обратившись летящей стрелой. Острие рапиры оказалось прижато к подбородку Хадсона.

— Какую сторону мне побрить первой? — последовал вопрос.

Хадсон выронил клинок. Он стоял, тяжело дыша. Бром сделал два нежных режущих движения направо и налево, не задев ни дюйма плоти, а лишь продемонстрировав свое превосходство.

Кто-то начал аплодировать.

Мэтью, который поднялся на палубу во время собственной прогулки, услышал звон мечей еще до того, как увидел состязание. Теперь, став зрителем, он вздрогнул от чужих аплодисментов и обернулся, чтобы увидеть, кто из команды, включая капитана Брэнда, Страуда и Тэллоу проявляет такое уважение к искусству.

— Великолепное развлечение, — сказал Маккавей ДеКей. — Спасибо вам за него.

Сегодня в дополнение к белому костюму на нем красовалась белая треуголка с золотой лентой. Мэтью рассудил, что восковая маска, какой бы прочной она ни была, должна пребывать в тени и беречься даже от мягких лучей утреннего солнца.

Страуд и Тэллоу подхватили аплодисменты, как и другие члены экипажа. Бром Фалькенберг убрал рапиру от подбородка Хадсона, отсалютовал зрителям и отвесил небольшой чопорный поклон.

Когда Мэтью снова посмотрел на Хадсона, он заметил, что рот Великого раскрыт от изумления: он впервые увидел хозяина «Немезиды» и не сумел сдержать свою реакцию.

— Не переживай, gudden, — сказал Бром с легкой улыбкой, забирая рапиру из рук Хадсона. — Когда-нибудь ты научишься обращаться с клинком.

— В следующий раз я не позволю, чтобы солнце светило мне в глаза. — Хадсон обращался к Брому, но не сводил взгляда с ДеКея, рассматривая его, как Мэтью показалось, со смесью восхищения и откровенного любопытства, как одно из тех уродливых созданий, которых демонстрируют в бродячих цирках.

— Мистер Грейтхауз. — ДеКей вышел вперед, и люди перед ним почтительно расступились в стороны. Он подошел достаточно близко, чтобы Хадсон мог рассмотреть полулицо-полумаску, и Мэтью предположил, что ДеКей сделал это специально. По счастью, Хадсон сохранил невозмутимость, как если бы к нему подошел какой-нибудь грубиян в таверне. — Я так понимаю, вы с Бромом прежде были боевыми товарищами. — Речь ДеКея была немного искажена из-за израненного рта под маской, однако Грейтхауз разобрал слова.

— Когда-то очень давно, — ответил он. — Вообразите мое удивление.

— Вы достойный соперник. Хорошо сопротивляетесь. Не припомню, чтобы Брому приходилось так упорствовать, чтобы пробить чью-то защиту.

Просто я сегодня не в форме. — Мэтью подумал, что Хадсон ответит что-то в этом роде, потому что это было бы честно. Он не был уверен, что Великий вообще держал в руках рапиру с тех пор, как преподавал ему мучительные уроки в самом начале службы в агентстве «Герральд». Однако Хадсон сказал:

— Он, без сомнения, отличный фехтовальщик. Но зато я могу перепить его дважды за вечер. А по субботам даже трижды.

— О, так вот, почему Бром выпросил ключ от моего шкафа с ромом. Понятно. — Золотой глаз с красным зрачком повернулся к Мэтью, когда капитан Брэнд и другие члены экипажа начали расходиться, чтобы заняться своими обязанностями. — Доброе утро, мистер Корбетт. Хорошо спалось?

— Под шипение морских змей, — ответил Мэтью. — Мне пришлось кое-что написать перед сном.

— Этот молодой человек очень умен, — сказал ДеКей. — Он далеко пойдет. Бром, не мог бы ты сделать мне одолжение и заглянуть к Адаму и Профессору? Надеюсь, они не захотят пропустить завтрак этим утром. И сообщи Профессору, что, если он продолжит отказываться от еды, у нас на борту есть воронка для глотания.

— Да, сэр. — Бром снова победно отсалютовал Хадсону, на что тот ответил таким взглядом, будто только что укусил кислый маринованный огурец.

Бром развернулся на каблуках и направился исполнять приказ своего хозяина.

— Солдат, — сказал ДеКей, снова глядя на Хадсона обоими глазами — настоящим и фальшивым. — Вы выглядите, как бывалый солдат. Бром рассказал мне, что вы с ним участвовали в Голландской войне.

— Так и было.

— Я принадлежу к более молодому поколению, чем ваше. У нас с вами разница лет в десять или около того. Но я не помню многих подробностей этого конфликта. У нас с отцом были другие заботы.

— С отцом? — Хадсон приподнял брови. Его губы едва заметно покривились, прежде чем он заговорил снова: — Уверен, он… гордится вами.

После минутного колебания ДеКей сказал:

— Мой отец скончался. Я верю, что он находится в лучшем мире. — Он подался вперед так, что кончик его треуголки коснулся лба Хадсона. Тот не отступил и продолжил стоять, как ни в чем не бывало. — Вы должны понимать, — сказал ДеКей, — что отрезать язык не сложнее, чем бороду.

Угроза повисла в воздухе. Все замерли, двигались только медленно мигающие веки Хадсона. Мэтью побоялся, что его друг действительно станет приманкой для акул этим солнечным утром. Однако ДеКей сказал, ткнув Грейтхауза в грудь:

— Но вы мне нравитесь, Хадсон. Ваша сила духа достойна восхищения. А Мэтью показывает, как силен его здравый смысл. Так давайте же все вести себя, как цивилизованные джентльмены и в последний месяц этого морского путешествия станем достойными компаньонами.

— Я за, — выпалил Мэтью.

— Сэр! — К ним подошел капитан Брэнд. Позади него, ближе к корме, стояло два насквозь вымокших члена экипажа, которых вытащили из воды за веревки. — Можно вас на пару слов, пожалуйста? — Он жестом пригласил ДеКея следовать за ним. Тот извинился перед Мэтью и Хадсоном и зашагал прочь.

— Будь с ним поосторожнее, — предупредил Мэтью, когда ДеКей оказался достаточно далеко. — И… что это только что было?

— Бром сказал, на корабле какие-то проблемы с рулем. — Хадсон приложил руку к ноющему правому плечу. Пот еще не обсох на его лице, а рубашка была влажной на спине и в подмышках. — Хорошенькое мы тут развлечение устроили, не так ли? — Прежде чем Мэтью успел что-либо сказать, Хадсон поднял руку и выставил ее прямо перед лицом своего друга. — Нет. Я не оправдываюсь и не хочу слышать никаких оправданий от тебя. Чертов ублюдок владеет клинком в десять раз лучше, чем я в свои лучшие годы. Ангел Смерти, чтоб его!

— Ангел Смерти?

— У него было такое прозвище среди наемников. Обычно он пел перед тем, как идти в бой, а голосом он владеет так же хорошо, как мечом. Черт, я теперь весь день не отмоюсь от позора.

Мэтью хотел было напомнить Хадсону о том, что за последние пару лет он почти не пользовался рапирой, а еще он месяцами сидел взаперти, что вряд ли послужило хорошей тренировочной площадкой, но решил не оскорблять своего друга подобными утешениями — к несчастью, они могли лишь распалить его гнев.

— Ладно, — отмахнулся Хадсон, посмотрев на волны с белыми барашками. — Какой у нас план?

— План?

— У тебя всегда есть план, разве нет? Как сказал тот человек, ты очень умен. Так что давай-ка послушаем, что ты там понапридумывал. — Пока Мэтью колебался из-за того, что в этой конкретной ситуации наличие мозгов никак не помогало ему, Хадсон сказал: — Я думаю, что могу поработать над Бромом. Возможно, получится привлечь его на нашу сторону и выяснить, где здесь хранится оружие. Единственные, о ком нам по-настоящему придется беспокоиться, это Страуд и Тэллоу, но мы можем одолеть их, так что…

— Так что ты, — перебил Мэтью, — окажешься порубленным на кусочки, а мне придется придумывать план в одиночку, когда мы прибудем в Венецию. Послушай, Фалькенбергу слишком хорошо заплатили, чтобы он покинул ту сторону, на которой он сейчас находится. Ты это знаешь, поэтому перестань обманывать себя. Прежде вы были товарищами, это так. А теперь он наш тюремщик, дружелюбно настроенный к тебе. Вот и весь план.

— Эм… что?

— Выживание, — ответил Мэтью. — И завтрак может неплохо нам в этом помочь. Ты идешь?

Хадсон тяжело вздохнул. Некоторое время он смотрел на волны, затем кивнул.

— Несомненно. Еда здесь неплохая, но, может, они дадут мне немного порыбачить.

— На самом деле, еда здесь и правда очень вкусная, — сказал Мэтью. — Так что мы будем плыть по течению и извлекать пользу (и возможное удовольствие) из всего, с чем будем сталкиваться, зная, что нас в любой момент могут убить, если мы не… — Он помедлил, погрузившись в свои мысли.

— «Если мы не» — что?

— Просто доверься судьбе, — ответил Мэтью, думая, что этот совет был разумным не только во времена Плутарха, но и во времена Корбетта. — Я надеюсь, что на завтрак снова подадут бисквиты, — сказал он в ответ на непонимающее выражение лица Хадсона. — Они превосходно сочетаются с яблоком и джемом.

И, не дожидаясь, пока Великий решит, действительно ли их план будет именно таким, или он попросту отсутствует, Мэтью отправился к ближайшему люку, чтобы ощутить утренний вкус выживания.