Гордость Карфагена

* * *

Несколько дней после прибытия в Цирту Масинисса чувствовал себя на гребне блаженства. Его счастью не было предела. Он решил две главные проблемы своей жизни: победил злейшего врага и овладел любимой женщиной. Он уже успел забыть о плененном Сифаксе. Там, на площади у городских ворот, Софонисба упала перед ним на колени и посмотрела на него прекрасными глазами, полными слез и безмолвной мольбы. Ее губы блестели; на щеках пылали два каштановых пятна стыдливого румянца. Она поклялась, что всегда была верной ему. Она сказала, что любила его, любит и будет любить до конца своей жизни. Каждый раз, когда Сифакс касался ее, она проклинала себя за то, что у нее есть кожа. Каждый раз, когда он погружал в нее член, она чувствовала боль и отвращение вместо удовольствия и неги. Софонисба просила богов превратить ее из женщины в чудовищное существо. Она говорила, что хотела стать жабой, стервятником, крокодилом или скорпионом. Софонисба клялась, что каждую ночь она разбивала вазу из греческой глины, подносила острые черепки к лицу, и только слабость духа не позволяла ей обезобразить свои щеки, лоб и шею. Не важно, какая судьба ожидает ее, говорила она. Но пусть он знает, что она всегда мечтала быть его женой. Вот почему ее печалило, что вместо этого счастья судьба уготовила ей насилие римских солдат. Ведь скоро ее уведут на их судно — навстречу рабству и мукам. Римские мужчины будут брать все, что она хотела отдать ему. Они превратят возмездие в пытку .

Хвала богам, она досталась ему. Очарование, которое он чувствовал в юности, было лишь детской влюбленностью в сравнении с той страстью, которая охватила его при виде коленопреклоненной Софонисбы. Иона говорила правду. Он знал, что Софонисба говорила правду о своей любви к нему и об опасности, которая грозила ей теперь. Все было так... Но он не мог позволить этому случиться. Да и зачем позволять? Он стал царем Нумидии. Для него не существовало ничего невозможного.

Пока его армия вступала в город, он поднял Софонисбу с колен и перед магистратами Цирты, перед бывшим царем и при поспешном благословении жрецов взял ее в жены, несмотря на отсутствие церемониальных нарядов. Вот так и началось его блаженство. Следующие несколько дней он почти не покидал царских покоев. Масинисса наслаждался молодой женой. Он входил в нее снова и снова, не жалея постели, которая некогда принадлежала Сифаксу. Софонисба смеялась. Они ублажали друг друга, и каждое новое соитие было слаще другого. Прикасаясь к ее телу, он хотел обладать каждой частью этого чуда. Масинисса ничего не мог с собой поделать. Руки сами тянулись к ней. Пальцы сжимали грудь. Он поражался гладкости ее кожи, сказочным изгибам, запаху и контурам. Ему хотелось поглотить ее, и, когда он погружал лицо в ложбинку между сочных бутонов с торчащими сосками, его радость, достигая апогея, походила иногда на боль.

Бремя сомнений, так долго лежавшее на его плечах, было сброшено прочь. Он владел троном, женой и своим царством. Как только Сципиона отзовут в далекий Рим, он начертит свое имя на всей поверхности Африки. В мечтах он даже соглашался примириться с Карфагеном. Для этого хватит заверений в дружбе и несколько выгодных предложений. Наверное, он был не прав. Совершенное зло все же можно исправить. Так говорила ему Софонисба. Когда Ганнибал вернется, в Карфагене вновь воцарится разум. И Масинисса снова будет их союзником. Его старая дружба с Баркидами гораздо ценнее любого заигрывания с Римом. Софонисба ясно доказала ему это.

По крайней мере, так он думал несколько бесценных дней. Затем приехал Публий, вполне довольный результатами безжалостной резни. Он уже успел завоевать полдюжины ливийских городов и пленить их лидеров.

Как только консул вошел в приемный зал и оттолкнул в сторону массилиотского охранника, Масинисса почувствовал, что фасад его счастливого мира начал рушится. Публий выкрикивал ему по-гречески обидные ругательства, а затем вновь и вновь задавал одни и те же вопросы. Его появление было настолько ошеломительным, что Масинисса лишь смотрел на него с открытым ртом и пытался вникнуть в слова, которые ему ужасно не хотелось понимать. Неужели он сошел с ума, спрашивал консул. Что с ним такое? Может быть, он потерял рассудок? Публий повторял свои вопросы до тех пор, пока они не превратились в обвинения. Чем он думал, когда женился на сестре Ганнибала? Это же чистое безумие! Софонисба являлась пленницей Рима! Во-первых, она из семейства Баркидов. Во-вторых, она жена Сифакса. Вот почему ее следовало отправить в Рим. Как он мог забыть, что они вели войну с Карфагеном?

— Я подарил тебе этот город, чтобы ты убедился в незыблемости данного мной слова, — сказал Публий. — Но ты, очевидно, подумал, что можешь держать меня за дурака? Почему ты взял ее в жены?

— О чем ты говоришь? — спросил Масинисса. — Как это почему?

— Я спрашиваю, почему ты поступил подобным образом?

— Неужели ты никогда не любил? Спроси тогда меня, зачем я дышу. Причина та же самая.

— Тебя околдовали? — спросил Публий.

Масинисса, заикаясь и путая слова, признался, что он действительно был очарован. Взглянув в глаза другого мужчины и кивнув головой, он прошептал, что все это не важно. Они уже женаты. Отныне Софонисба находится под его защитой. Он не позволит причинить ей вред. Масинисса перешел на массилиотский язык, но консул вернул его к греческому.

— Глупый парень, — сказал он.

Со стороны казалось, что его гнев утих.

— Ты просто глупый влюбленный юноша. Неужели ты думаешь, что это спасет ее? Давай присядем и поговорим как братья. Расскажи мне всю правду, и я буду с тобой таким же честным.

Дальнейший разговор Масинисса запомнил только кусками. Их беседа длилась почти целый день — по крайней мере от рассвета до заката. Публий расспрашивал его о Софонисбе и внимательно выслушивал все, что говорил ему нуми диец. Масинисса рассказал ему о каждой встрече с прекрасной девой — вплоть до того момента, когда впервые увидел ее. Он поведал ему, как однажды под покровом ночи они сбежали из Карфагена, и как Софонисба смеялась над его романтическими признаниями. Да, иногда она бывала грубой. Но затем она одним прикосновением пальцев привела его в экстаз. А грубость, между прочим, была полезной чертой. Софонисба могла стать хорошей царевной. Превратившись из девочки в женщину, она подталкивала его к великим свершениям.

Консул не перебивал его. Он не хмурился, не шутил и не кричал. Однако в какой-то момент Публий приблизился к нему, похлопал ладонью по плечу, погладил его затылок и притянул нумидийца к себе. Прижав лоб к виску Масиниссы , он тихо зашептал слова, которые касались лица юноши, как дыхание любовника.

— Брат, не думай, что я глух к речам о любви. Но, к сожалению, твое желание неосуществимо. Мы с тобой сражались вместе как союзники. Почему ты рискуешь моей дружбой из-за ласк какой-то женщины? Если ты ищешь партнерства с Римом, то тебе нужно показать себя — не просто умелым наездником, но разумным мужчиной, с мудростью в делах и мыслях. Софонисба не будет твоей женой. Извини, что я не объяснил тебе этого раньше — до того как ты приехал в Цирту . Да, она может влиять на людей, и такие мужчины, как ты, испытывают в ее присутствии сильные эмоции. Я все понимаю. Однако обещания, которые ты дал ей в юности, больше не действительны. Они остались в прошлом и никогда не вернутся. Теперь судьба ведет тебя к чему-то большему...

Консул провел губами по щеке Масиниссы, пробежал рукой по его волосам и сжал их в кулаке.

— Ты думаешь, мне легко говорить об этом? — продолжил он. — Подумай сам! Римскую нацию унизили. Мою семью уничтожили. Я приплыл сюда, чтобы спасти мир, каким его знал мой народ. Племена в Иберии объявляли меня живым богом. Даже воины из римских отрядов верят в то, что я хожу под рукой Юпитера. Но мы с тобой знаем истинное положение дел. Не так ли? Боги равнодушны ко мне. Не знаю, как ты, но завтра я могу потерять все, что имею. У меня нет никаких гарантий и богатств. Нет ничего, кроме ума, рук и ног... И ими я пытаюсь спасти свой народ. Вот почему ты мне нужен. Вскоре настанет день, когда я встречусь с Ганнибалом. Ты должен быть со мной на поле боя!

Публий разжал пальцы и отступил на шаг. Он по-прежнему говорил тихим голосом.

— Я скажу это тебе первому, брат. Меня не заставят вернуться в Рим. Мои дела здесь не закончены, и я доведу их до конца. Ты должен понять, какую странную позицию я занял. С одной стороны, меня ждет наказание за неподчинение Сенату. С другой стороны, я вынуждаю тебя выполнять приказ сенаторов. Но только не требуй от меня справедливости. Про-сто слушай и делай, что я говорю. Стань левой рукой для моей десницы. Потяни со мной за веревку, которая затащит Ганнибала в Африку. Помоги мне, и ты станешь одним из величайших царей Африки. Откажись от девчонки. Она римская пленница: жена одного врага и сестра другого. Не в твоей власти изменить здесь что-либо. Софонисба должна отправиться в Рим. Если ее когда-нибудь освободят из рабства, то это случится только после полного поражения Карфагена. Хотя она вряд ли получит свободу. Ее жизнь теперь не принадлежит никому. Даже тебе. Пойми! Если ты сейчас откажешься от союза с Римом, у тебя не будет будущего. Сенат прикажет мне уничтожить тебя, раздавить как насекомое и найти другого человека, чтобы назвать его нашим любимым африканским другом. Когда они дадут мне этот приказ, я выполню его. Но тебе не нужно доводить ситуацию до такого конца. Пожертвуй малым, и все другое останется твоим.

Публий отошел на несколько шагов.

— Мне нужен твой ответ прямо сейчас.

— Я не могу жить без нее, — произнес Масинисса.

— Сможешь! Разве у вас одно сердце на двоих?

— Но я не могу...

— Не таким должен быть твой ответ! — рявкнул Публий. — Кто увидит в тебе царя, если ты не можешь быть сильным?

Нумидиец покачал головой, но что-то в вопросе консула задело его за живое. Ему снова вспомнились недели, в течение которых он скрывался и бродил по Массилии, как изгнанник. За это время он многое узнал, и одним из уроков было то, что он ничем не отличался от других людей. Хотя он носил в своем сердце царскую корону, никто не узнавал его. Он питался жестким мясом у костров, сопровождал торговцев и спал на земле среди собак и нищих. Кто видел в нем тогда царя? Даже собственный народ не признавал его. Они относились к нему как к человеку из плоти и костей, с недельной щетиной на подбородке. Они считали его обычным человеком, который питался, говорил и справлял нужду, как все остальные. Но они не видели в нем царя.

— Ты спросил, кто увидит во мне царя?

— Да, именно это я и спросил.

— И ты хочешь мне сказать, что меня можно заменить? Масинисса уйдет и кто-то другой окажется на моем троне?

— То же самое ты сделал с Сифаксом. В его дворце, в его покоях, на его собственной постели...

И тогда, вопреки своему желанию, Масинисса подчинился консулу. Весь мир стал зыбким и непрочным, поэтому он сказал:

— Я выполню все твои приказы.

— Вот и хорошо, — ответил Публий. — Ты гарантировал свое будущее. Напиши девчонке записку с соболезнованиями, но больше не встречайся с ней. Дай ей знать, что отныне она не твоя жена, а пленница Рима.