Гордость Карфагена

* * *

Имко вошел в павший город иначе, чем в осажденную Арбокалу. Сначала ему пришлось карабкаться по высокой деревянной лестнице на площадку осадной башни. Над его головой поднималось несколько солдат, и он видел под собой других людей. Вака неистово перебирал руками и ногами. Все его тело горело от жажды битвы. Прежде чем он понял, что достиг края площадки, его толкнули вперед, и он почувствовал себя будто выплюнутым из гигантского рта. Юноша опустился на верхний уровень стены, но сила инерции заставила его и солдата перед ним сделать пару шагов, пролететь двадцать футов в воздухе и упасть на нижнюю площадку. Имко подумал, что это конец, но провидение снова помогло ему. Он врезался ногами в спину разбившегося товарища и, таким образом, смягчил падение. Поднявшись с земли, Имко присоединился к штурмующим отрядам, как будто в тот момент он точно следовал избранному плану действий.

Карфагеняне атаковали защитников города с яростной силой, которая потрясла обе стороны. В первые моменты боя оружие было бесполезно. Они столкнулись лицом к лицу, нос к носу, подбородок к подбородку. Однако уже через мгновение Имко махал мечом, нанося удары и уклоняясь от копий. Он повалил одного из противников, раздробив ему клинком коленную чашечку. Он хотел убить его ударом, направленным вниз, но промазал и только вторым тычком вонзил меч под подбородок мужчины. Из рассеченного горла хлынула кровь. Он услышал, как дыхание воина с хриплым стоном вырвалось из раны. Другой житель Сагунтума замахнулся на него пикой. Имко пригнулся. Наконечник чиркнул по шлему, и сражавшийся рядом ливиец вонзил копье прямо под мышку иберийца. Шлем скособочился, но у Ваки не было времени поправить его. Он продолжал биться, немного ослепленный с левой стороны — благо, продвигаться приходилось правым боком. Какое-то время юноша находился в самой гуще боя. Затем его оттеснили к флангу, и он понял, что не умрет в этот день. Волна эйфории наполнила его уверенностью в том, что какой-то бог благоволил ему. Наверное, враги почувствовали это. Когда его боковые удары начали походить на взмахи косы, они расступились в стороны.

Вскоре он бежал по улицам вместе с другими карфагенскими солдатами, выбивая ногами двери и преследуя небольшие группы горожан. Приказ Ганнибала был простым и ясным. Им полагалось убить всех мужчин. Теперь это стало их единственной заботой. Захватчики вламывались в дома и подолгу не выходили оттуда. Они кричали, переворачивали мебель, искали обитателей. Мужчин и стариков убивали, женщин насиловали, детей забирали в рабство. Другие солдаты занимались грабежом, наполняя тюки добычей: украшениями и драгоценностями, железной посудой и серебряными столовыми приборами. Кто-то из них уже тащил за волосы пленников. Имко увидел группу безоружных молодых людей, которых конвоировали на рыночную площадь. Солдаты подталкивали их ударами. Один из горожан умолял о снисхождении. Он говорил о своих дружеских чувствах и невиновности, указывал на других и перечислял их преступления против Карфагена. Его действительно могли бы пощадить, но один из горожан ударил предателя в челюсть, и тот упал на землю, отхаркивая кровь.

К полудню Имко начало тошнить от человеческих страданий, Надеясь передохнуть в одиночестве, он вошел в небольшое здание, замыкавшее извилистую улицу. Какое-то время он стоял на пороге, осматривая комнату. Дом уже ограбили и разорили. Ни один предмет не находился на своем старом месте, ни одна ваза не оставалась целой. Вака устал. Его руки и ноги онемели от напряжения. Одежда и открытые части тела были забрызганы кровью. Тишина комнаты замкнулась вокруг него. Он почувствовал смущение от вторжения в чужие владения. Стыд окутал его, словно шаль, упавшая на плечи. Ему даже показалось, что он услышал чьи-то обвинения. Однако, прислушавшись, Имко понял, что слова звучали внутри него. Царапающий горло крик раскручивался, как спираль. То был вой без слов — в каком-то отношении более примитивный и честный, чем эмоции, которые сражались в нем друг с другом. Он не мог управлять ими. Ему просто требовался момент покоя, чтобы собраться с силами и оттолкнуть от себя угрызения совести.

Его мысли прервал приглушенный кашель. Он пошел на звук и заметил лодыжку, свисавшую из дымохода над очагом. Положив мешок с добычей на пол, Имко дернул за ногу. Из трубы в золу упала девочка лет одиннадцати, перепачканная сажей, с длинными и, наверное, никогда не стрижеными волосами. Ее заплаканные глаза, сиявшие в белых кругах на закопченном лице, были наполнены ужасом. Она потянулась пальцами к Имко, словно хотела расцарапать его щеки. Но он шлепнул ее по рукам и прижал локти девочки к бокам. Встряхнув ее, как куклу, он крикнул, что просто хочет спросить. Когда малышка наконец затихла, Имко тоже замолчал, хотя и не ослабил хватки на ее руках.

— Ты последняя? — спросил он. — У тебя была семья?

После краткой паузы он сам ответил на вопрос.

— Конечно была. У каждого из нас есть семьи — у победителей и побежденных.

Девочка смотрела ему в лицо, пытаясь понять смысл его слов, но она не знала карфагенского языка. Снаружи послышались отчаянные крики. Он увидел в окно, как солдаты вытолкали пинками на улицу дряхлого старика, требуя, чтобы тот сказал, где прячутся его дочери и внуки. Они угрожали насадить его на древко копья, если он не покажет им тайное убежище. Имко не разобрал его ответа, но, очевидно, старик обругал и проклял своих мучителей. Имко и девочка не шевелились, прислушиваясь к крикам, пока расправа над старым человеком не закончилась. Солдаты двинулись дальше.

— Я хочу, чтобы ты села, — сказал Имко.

Он придвинул ногой упавший стул и поставил его прямо. Ослабив хватку, он заставил девочку сесть, затем отпустил ее и, отступив на шаг, осмотрел свою пленницу. Она была симпатичная. Имко понял это, несмотря на ее перепачканное лицо, дрожащий подбородок и слегка косые глаза. В ней ощущалось что-то нежное и привлекательное. Ее тело выглядело детским, но уже не было плоским. Возраст позволял использовать ее в постели, продавать другим или одалживать взаймы. Он обошел малышку и постоял какое-то время за ее спиной, решая, как поступить с ней. Внезапно Имко представил, как много страданий жизнь приготовила для этой девочки. Ее плечи были слабыми и тонкими, но их хрупкость привлекла бы многих. Полупрозрачная кожа едва прикрывала скелет. Наверное, она голодала последние месяцы. И это тоже делало ее желанной для некоторых извращенцев. Волосы девочки ниспадали на плечи. Он мог видеть биение артерии на ее шее. Подняв руку, Имко прикоснулся к ней пальцами. Девочка молча отодвинулась, но он шепотом велел ей не шевелиться. Ее сильный пульс наполнял его тело теплом и трепетом. Биение показалось ему немного прерывистым, однако Вака не обратил на это внимание. Он думал о тех, кто получит выгоду от ее страданий. Еще до окончания месяца она пройдет через руки сотен мужчин. Ее приучат к побоям и заразят болезнями. Она будет гнить изнутри душой и телом. Но сейчас в ней было столько свежести! Она печалилась. Да. Она оплакивала своих родителей. Конечно! И все же ее кошмар еще не начался. Он, управляемый божественной рукой, мог направить ее жизнь по-другому. Многие люди сочли бы подобный поступок благородным и великодушным даром. Но почему же он испытывал такое сожаление?

Едва решение окрепло в его уме, он понял, почему пульс девочки показался ему странным. Отдернув пальцы от артерии, Имко рассек ее шею скользящим ударом меча. Малышка упала со стула, и он выскочил на улицу. Оставив разграбленный дом за спиной, он быстро зашагал к открытым городским воротам. Ему навсегда запомнился тот миг, когда он осознал, что прерывистый ритм был результатом слияния его и ее пульса. Прикосновение пальцев объединило их тела. Жизнь связала их вместе. За последние годы он стал закаленным солдатом. Но в нем по-прежнему жил брат и ребенок, который любил своих сестер — все еще добрый и нежный в каком-то уголке сердца. Он молился и надеялся, что девочка приняла его поступок правильно — как странный, но великодушный дар сострадания.