Гордость Карфагена

* * *

Когда весть о разграблении Сагунтума достигла римского Сената, несколько участников собрания вскочили на ноги с призывами к незамедлительному провозглашению войны. Валерий Флак встал со всеми и в пылу энтузиазма немедленно изложил свой план атаки — причем так полно, словно прорабатывал его долгое время. Другой сенатор указал, что им следовало разобраться с Карфагеном значительно раньше. Ганнибал зашел настолько далеко лишь потому, что некоторые граждане поставили свои личные интересы в Галлии превы ше нужд народа. Небольшая группа сенаторов ободрительно закричала, поддерживая его недовольство, но остальные попытались перевести спор ближе к теме: «У Рима есть враг. Сейчас не время для наветов на соперников по власти».

От нескольких уважаемых избранников поступила просьба не совершать поспешных действий. Кто-то предложил направить другого посланника: пусть какой-нибудь сенатор отправится в Карфаген и спросит раз и навсегда, действительно ли план Ганнибала одобрен советом старейшин города. Если карфагеняне ответят утвердительно, то вопрос будет решен окончательно. Пусть потом никто не говорит, что Рим начал войну по собственному почину. Сейчас они должны продемонстрировать справедливость римского правосудия. Это первоочередная задача! А затем их армия будет быстрой как сокол. Несмотря на горячие споры, данный план был принят до окончания дня. Послом и представителем Сената избрали Фабия Максима.

Дипломатическая делегация отправилась в путь при хорошей погоде. Ни в небе, ни на море не наблюдалось зловещих знамений. Казалось, даже природа осознавала важность предстоящих переговоров. В сырые дни Фабий страдал от артрита. Его зрение также оставляло желать лучшего. Одно плечо было выше другого — результат старой травмы, — но за пределами собственного дома он неплохо скрывал этот недостаток. Черные волосы, украшавшие его в юности, поблекли до тусклой серости. После многих лет сражений он гордился своей сединой как знаком мужества. Почтенный возраст усиливал его авторитет. Это стало одной из причин, по которой Фабия избрали главой миссии. Его наделили правом задать один решающий вопрос, принять ответ и отреагировать достойным образом.

Карфагеняне встретили их вежливо, и город предложил им все услады южного гостеприимства. Однако Фабий отверг увеселения, испросив лишь встречи с советом. Он не собирался тратить время зря. Через некоторое время его провели в центр зала, который выглядел более мрачным, чем римский Сенат. Помещение освещалось не лучами солнца, а большими факелами, закрепленными на стенах. Воздух был сырым и благоуханным от булькавших чанов с особыми травами. Из-за плохого зрения Фабий почти не видел людей, к которым обращался. От благовоний у него першило в горле и в носу. Но он стоял, гордо выпрямив спину, и притворялся, что рассматривает лица своих оппонентов. Сенатор попросил ответить на один вопрос: действовал ли Ганнибал по собственному безрассудству, напав на Сагунтум, или он был послушным орудием воли Карфагена. С разных мест раздались крики, встречные вопросы и различные утверждения. Но Фабий молча ожидал.

Тогда некто Имаго Мессано призвал других к тишине и поднялся, чтобы дать ответ. Он вежливо заметил, что неважно, как действовал Ганнибал — исходя из государственных приказов или по собственному усмотрению. Важно лишь исполнение законов и соответствие существующим прецедентам. В то время когда заключался договор между Римом и Карфагеном, Сагунтум не состоял в союзе с Римом. Более позднее соглашение, подписанное Гасдрубалом Красивым, не могло считаться законным, поскольку оно не было подтверждено советом и, следовательно, не являлось официальным документом. Поэтому Карфаген не собирался уступать желаниям Рима.

— Покорение Сагунтума является нашим внутренним делом и не имеет отношения к Риму, — с улыбкой подытожил Имаго. — Такова позиция Карфагена.

Фабий выбрал простое решение. Он приподнял полу тоги и, зажав материю в кулаке, посмотрел в суровые лица советников. Ему хотелось, чтобы все увидели его жест. Он сжимал ткань так крепко, что костяшки его пальцев побелели от напряжения.

— В этой руке я держу мир или войну, — сказал римский сенатор. — Я могу подарить карфагенскому народу и то и другое, но только от вас зависит, что именно вы получите.

Осмотрев посла снисходительным взглядом и вызвав тем самым одобрительный смех других советников, Имаго пожал плечами.

— Мы примем все, что даст нам твое римское сердце.

И тогда Фабий разжал кулак и выпустил ткань тоги в жесте, который ясно давал понять, что предлагало Карфагену римское сердце. Когда он повернулся и направился к выходу, советники в унисон закричали, что принимают его дар и что они будут сражаться до конца. Таким образом, вторая война между Карфагеном и Римом была одобрена самым сердечным согласием.