Оружие Вёльвы

* * *

До конца дня Снефрид держалась как обычно; может, люди и видели, что улыбка ее натянута, но это можно было объяснить досадой. Снефрид старалась сосредоточить свои мысли на злости, чтобы не выдать страха. Боялась она вовсе не Фроди и Кальва! Стоило благодарить Фрейю, что Эйрик не пришел в дикую ярость немедленно, как узнал правду, но что будет потом?

Она восхищалась самообладанием Эйрика: он повел себя так спокойно и даже удивления не выдал. По тому, как он держался, нельзя было понять, что из всего рассказанного он уже знал, а что услышал впервые. Его люди могли подумать, что все это для него не новость. Что именно из-за долгов молодая женщина, оставшаяся без поддержки и осаждаемая недругами, стала искать покровительства «морского конунга», противника конунга законного – и нашла, чему помогла ее запоминающаяся, незаурядная красота. Даже маска, носимая ею в первые дни, подкрепляла достоверность этой маленькой саги. Среди Эйриковых людей найдутся достаточно сообразительные, способные сами связать все концы, и ему даже не придется ничего им объяснять.

Для него же гораздо лучше, если он не даст дружине заподозрить, что был обманут, да еще и женщиной, да еще и собственной наложницей. Много ходит сказаний о могучих воителях, ставших жертвами коварных женщин, как старых и страшных, так и молодых и красивых, но чести им это не делает, и Эйрик наверняка не хочет оказаться в их числе.

Строго говоря, Фроди и Кальв заслуживают благодарности, что помогли Снефрид сохранить важную тайну, хоть и пытались, наоборот, ее разоблачить. Теперь весь Средний Мир будет знать, что молодая красивая женщина ищет покровительства Эйрика, спасаясь от своих невзгод, и он оказывает ей это покровительство в обмен на услуги в спальном чулане. Не у всякого конунга такая красотка под боком найдется, никто не усомнится, зачем Эйрику она нужна. Во всех виках Северных Стран и Восточного Пути будут взахлеб пересказывать эту сагу, в том числе и явление жалобщиков, которым Эйрик подтвердил: да, это я вас ограбил. Мысль, что эта молодая женщина – Эйрикова пряха-ворожея, при таком простом, естественном объяснении их связи любому покажется глупой. Ага, скажут, конечно! Знаем мы, что за пряжу она ему прядет по ночам!

Но сам-то Эйрик теперь знает правду – всю правду, и ту, что скрыта от людей, и ту, что была скрыта от него самого. С приближением ночи беспокойство грызло Снефрид все сильнее. А что если он оскорблен и велит ей убираться на все четыре стороны?

– Да оно и хорошо! – шепотом уверяла ее Мьёлль. – Здесь до Бьёрко рукой подать, кто-нибудь из местных нас отвезет. У нас же есть деньги, с деньгами не пропадем. Пристроимся у каких-нибудь добрых людей, вик никто не тронет. Переждем, пока все это кончится, а там найдем и корабль, что пойдет на восток… если ты еще не передумала тащиться в такую даль, в самый Утгард! И хорошо бы, кабы мы могли от этого… от господина Эйрика избавиться. Только бы живыми уйти! С ним оставаться, добра не будет! А ну как старый конунг его разобьет! Нам, знаешь, надо бы сесть на первый корабль, что он из проливов выпустит, и пусть он куда угодно идет, хоть в Рим! Теперь, когда о тебе слава пошла, нам и от Бьёрна конунга добра ждать не приходится!

Мьёлль во многом была права, но Снефрид слушала ее вполуха. Она не упускала из виду свою главную цель – перебраться в Альдейгью и найти Ульвара где-то близ Утгарда, – но осознала, что для нее совсем не все равно, как она расстанется с Эйриком. Если он, пусть и по-тихому, выгонит ее как обманщицу, то даже если все дальше пойдет благополучно – что еще вопрос, – стыд и досада от такого расставанья будут долго-долго саднить занозой в сердце. Эйрик был достойным человеком, и для Снефрид было важно сохранить свое достоинство в его глазах.

Снефрид всегда уходила спать раньше, и в этот вечер она не задержалась в гриде. Когда Эйрик вошел в спальный чулан, она уже лежала под простыней. Заслонка на окне была задвинута наполовину, приглушая яркий свет, но оставляя достаточно, чтобы Эйрик мог ее разглядеть.

Войдя, он прислонился к толстому столбу на углу лежанки и скрестил руки на груди. Снефрид села, подобрав ноги: нет смысла трусливо уклоняться от объяснения, притворяясь спящей. Не с Эйриком.

– Старая пряха, значит?

Голос Эйрика звучал спокойно, но Снефрид услышала в нем угрозу. Неудивительно, если он получил повод считать ее самозванкой – это ставит под удар его удачу, судьбу всей дружины, честь и жизнь.

– Я – настоящая твоя вирд-кона! – твердо ответила она. – Хравнхильд передала мне твою нить, свой жезл и научила всему необходимому. Она сама избрала меня себе в преемницы и уговаривала принять все это наследство чуть ли не всю мою жизнь. До сих пор, с того дня как мы впервые встретились, я не сказала тебе ни одного слова лжи, кроме того, что я – Хравнхильд. Я – Снефрид. Все остальное – правда. Я не самозванка. Ты уже должен был в этом убедиться.

– А где Хравнхильд? – Эйрик слегка подался к ней.

Снефрид набрала в грудь воздуха.

– Она умерла. Погибла. За семь дней до того, как ты приехал туда к ней. Ее убила старая Бьёрнова вирд-кона. И мне пришлось… занять ее место.

– Почему тебе?

Снефрид было удивилась, потом вспомнила: откуда ему знать о родственных связях своей вирд-коны?

– Я ее племянница. Моя мать была ее младшей сестрой. У Хравнхильд никогда не было детей, и меня она предназначила себе в наследницы с самого моего рождения.

Эйрик помолчал, видимо, вспоминая эти дни и пытаясь отыскать противоречие. Потом отлепился от столба и стал неспешно раздеваться.

Снефрид отчасти перевела дух: непохоже, чтобы он собирался выгнать ее со своей лежанки или самому уйти в другое место. Если он остается, все еще можно уладить.

– Почему ты сразу мне не сказала? – Сев на край, он стал разматывать обмотки.

В голосе его слышались остатки досады – никому не приятно быть обманутым. Кажется, он еще не решил, прощать ли ее.

– Не знаю, – честно призналась она. – Я была в тот день очень встревожена… и напугана. За несколько дней я лишилась троих близких. То есть всех, кто у меня был. Мою тетку я внезапно нашла мертвой…

– Как она умерла? – Эйрик повернулся к ней, держа в руке длинный конец обмотки.

Снефрид еще раз глубоко вздохнула и стала рассказывать – как услышала ночью собачий вой, как они с Рандвером приехали на Каменистое Озеро. Даже то, как собака принесла ей жезл вёльвы. Эйрик слушал, сидя неподвижно, и только под самый конец опять занялся обмотками. Снефрид рассказала, как на вторую ночь умер ее отец, как в то же утро Вегард убил Рандвера и она осталась в доме с двумя покойниками… Голос ее поневоле дрожал, она обхватила себя руками за плечи. Эйрик, к тому времени успевший раздеться и лечь, успокаивающе положил руку ей на колени. Похоже, сердиться он наконец перестал, осознав, что́ ей пришлось пережить ко дню встречи с ним.

– Когда я вдруг услышала возле дома твой голос, я подумала, что это Вегард.

– Разве похоже?

– Нет. Но я была слишком потрясена и всего боялась. Я понятия не имела поначалу, кем ты можешь быть, что за человек ищет Хравнхильд. Я подумала, когда этот человек увидит в полутьме у стены серую женщину с черным лицом, он закричит от ужаса и убежит без оглядки.

– А я не убежал.

– А ты повел себя, будто ничего другого и не ждал.

– Так и было. Я ее другой не видел. То есть… – Эйрик сдержанно хмыкнул, – чего я не видел, как это платья. Маску видел.

Снефрид прикрыла лицо рукой. Маска его, значит, не удивила, а платье удивило…

– Ту белую нить начала прясть Хравнхильд Я закончила, в тот же день, когда она умерла. И когда я обмотала тебя ею, я на самом деле стала твоей вирд-коной. Обмана никакого не было. Просто ты не знал, как меня зовут. У меня не хватило духу сразу сознаться, что я не она… Ну, это ведь Хравнхильд знала тебя с рождения. А я тебя совсем не знала, а то, что я слышала, меня скорее… смущало.

Эйрик лег на спину и помолчал.

– А зачем ты согласилась со мной ехать – чтобы уйти оттуда? От этих двух ушлепков?

– Да. И от Вегарда. До этого я хотела поехать к твоей матери и попросить, чтобы она нашла людей, чтобы переправили меня в Альдейгью.

– Зачем тебе в Альдейгью?

– Я собираюсь найти моего мужа.

– Что? – оживленно спросил Эйрик и повернулся к ней, опираясь на локоть. – Так он там?

– Он в Гардах. Я найду его, и мы опять будем жить, как все добрые люди. Мне только нужно как-то попасть туда.

Снефрид замолчала, но Эйрик легко услышал в этом молчании просьбу.

– Не сейчас, – сказал он чуть погодя. – У меня других дел полно…

Он еще помолчал. Снефрид знала, о чем он думает.

– И ты ведь не можешь уйти, не доведя дело до конца. Чтобы я всю жизнь не мог призывать «боевую ярость».

– Я понимаю… – беспомощно пробормотала Снефрид.

– И лучше поскорее. Не знаю, когда мне придется идти в бой, но это может быть когда угодно. Хоть завтра. Дед не просто так сидит-скрипит в Уппсале, он там войско собирает.

Снефрид молчал – он прав.

– Чего ты так боишься? – Эйрик опять положил руку ей на колени. – Меня? Я с первого дня был с тобой очень учтив. Даже там на озере, где мало кто смог бы… быть учтивым.

– Но ты же… Это же значит иметь дело не просто с мужчиной… а со зверем. Я ведь не имею того опыта, что моя тетка! Она была очень отважная женщина, а я… Мне страшно.

– А мне, думаешь, не было страшно? Тогда, девять лет назад? Одину не было страшно? И Фрейру? Не будет страха – не будет перехода. Этому-то тетка тебя научила?

– Эйрик, прошу тебя, подожди еще немного! – взмолилась Снефрид и накрыла его руку своей. – Теперь ты знаешь… что я не Хравнхильд. Что ничего такого… со мной еще не было. У нас не было.

Ее наполняло двойственное, противоречивое чувство: прикосновение его теплой сильной руки было ей приятно, но от близости его тела захватывало дух. Не то чтобы он был ей неприятен; ее влекло к нему, но робость и нежелание расстаться со званием честной женщины сдерживали, заставляли упираться, пятиться, как упирается человек, которого подталкивают к прыжку в холодную воду.

Или она боялась отдаться в полную власть того небесного существа, что все увереннее осваивалось в ее душе? Спе-дисе не было дела до мелких страхов смертной женщины. Но прими ее Снефрид целиком – чего она потребует потом?

Эйрик меж тем стал поглаживать ее по колену под рубашкой, потом по бедру.

– Сейчас-то я не зверь, – намекнул он. – Своего мужа ты ведь не боялась.

– Я его четыре лета не видела.

– И никого другого тоже?

– Никого, конечно. Что ты. С кем бы я могла – со своим работником, что ли? Распутство меня никогда не привлекало.

Презрительно фыркнув, Снефрид улеглась и повернулась на бок, спиной к Эйрику.

– Хочешь сказать, что после перемены облика и омоложения моя диса опять стала девицей? – хмыкнул он.

– Не совсем так, – Снефрид беспокойно засмеялась, чувствуя, что ее решимость трещит и вот-вот сломается.

Она ощутила, как Эйрик придвигается к ней, обнимает и прижимается сзади – так плотно, что между их телами не осталось ни малейшего промежутка. Слова были излишни – кое-что другое ясно сказало ей, что он готов. От волнения сердце Снефрид билось так, что отдавалось во всем теле, но она больше не смела его отталкивать. Она была настоящей вирд-коной, но в своей человеческой сущности – молодая одинокая женщина, оторванная от родного края, от всего, что дает человеку безопасность, – целиком зависела от Эйрика, в настоящем и будущем, и он об этом знал. Эйрик не мог проникнуть во все ее тайны, но имел верный способ почувствовать свою полную власть над нею.