Принцип кентавра

Глава 25. История Юю глазами Губерта Зильберштейна

— Почему, как вы думаете, все проблемы семьи Майеров с легкостью спихнули на меня? Отчего я жила одна в полуразрушенном особняке после пожара? Почему Лилиан Майер без боя отдала меня полиции и психиатрам? Почему не искала после побега? — спрашивала веселым тоном Юю, но в глазах ее сверкали капельки слёз.

— Ты — не Майер, — вздохнула Трулте и подошла к своей подруге, обняв ее за плечи.

— Да, я не Майер, я Брегер. Брегер — фамилия моей матери до замужества. Об этом мало кто знал. Разумеется, все Майеры были в курсе, Бо Олливен и Смолланды, разве что за исключением Константа.

— Теперь все становится на свои места, — покивал головой Хью, переваривая информацию.

— Ну, или почти всё, — лукаво заметила Юю-Лаура.

— А твоя мать? Где она? — вмешался Федерик.

— Она умерла в сумасшедшем доме, я ее почти не помню. Отрывочные какие-то воспоминания. Якоб женился на ней, когда мне было полтора года. Она была манекенщицей, или как теперь говорят — моделью. Кто мой настоящий отец — я не знаю. Наверное, русский космонавт, — сказала Юю, и все засмеялись.

— Наверное, поэтому ты так любишь русских, — в тон ей пошутил Барбер.

— Якоб удочерил меня, всю процедуру провел официально и тайно. Видимо, очень любил мою мать. Говорил мне всегда, что я очень на нее похожа. У меня есть несколько вырезок из журналов с ее фотографиями. Это единственное, что я забрала из дома Майеров, когда ушла от них.

— Лилиан Майер, видимо, не очень обрадовалась тому, что появилась еще одна Майер, — уточнил детектив.

— Да, это так. Она не сразу узнала, а только в 1972 году, и избила меня, будто я виновата в том, что Якоб удочерил меня. Это случилось незадолго до пожара.

— А когда Лилиан узнала, что Якоб сделал на тебя завещание?

— Мне кажется, что до пожара Лилиан об этом не знала. Якоб ей не доверял ей, и хотел иметь гарантии своей безопасности. О, я это поняла уже потом, когда повзрослела. Якоб боялся, что его убьют. Он все делал наперекор Лилиан Майер. И она могла запросто от него избавиться. А раз наследницей состояния становилась Миранда Майер, то и смысл в его убийстве пропадал. Майеры ничего не получали от реальной смерти Якоба.

— Почему он боялся своих? В голове не укладывается! Это же бесчеловечно! — спросил пораженный Федерик и обнял Трулте, как самое дорогое, что было у него.

— Видимо, он знал, на что они способны ради денег. Якоб никогда не хотел заниматься бизнесом, но его отец оставил завещание на его имя, и жена почти ничего не получила после смерти старого Майера. Якоб мне говорил, что у него никогда не получалось руководить пивной империей, хотя он и старался, как мог. Но и отдать бразды правления матери он не хотел, потому что привык жить на широкую ногу, а мать его бы посадила на хлеб и воду. И потому он потихоньку распродавал активы империи, пока мать не узнала об этом.

— Сколько грязи! — воскликнула Трулте.

— Да, и это еще не все — Юю провела ладонью по лбу, словно смахивала усталость. — Якоб заключил сделку, по которой он продавал свой пакет акций какой-то международной компании. Эта сделка должна была быть одобрена советом директоров. Когда Лилиан Майер об этом узнала, то она пригрозила Якобу, что убьет его, если он сделает это. Но и расторгнуть контракт он не мог. Может, боялся, что ему головы не сносить, партнеры его не оставят в покое, слишком многое было поставлено на кон, слишком глубоко увяз…

— И потому он решил инсценировать убийство? — спросила Трулте.

— Нет, об этом он не думал. Он решил инсценировать пожар и гибель, то есть несчастный случай.

— Но подвернулась ты, — подсказал Федерик.

— Но подвернулась я, — грустно сказала Юю, — и всё списали на меня.

— Хватит на сегодня воспоминаний, — резко сказала Трулте, — довели вон девчонку до слёз.

Хью обнял Юю и отвел ее в комнату, где спал Констант. Юю наклонилась над пострадавшим и сказала Хью.

— Спит, но ему хуже. Температура явно поднялась, и бинты снова все мокрые. Где же Губерт…

Губерт Зильберштейн приехал не так, как обещал, а через два часа. За это время Хью Барбер задал Юю тысячу вопросов на тему: «Можно ли доверять ему и что мы будем делать». Как выяснилось, Юю не имела четкого плана и только переживала за жизнь Константа.

Губерт оказался высоким улыбчивым бородачом примерно сорока лет. Он был одет в полосатую видавшую виды рубашку и такую же древнюю серую ветровку. Джинсы не отличались новизной, но и заплат на коленях было только по одной. Губерт крепко стиснул девушку в объятиях, прогремев: «А наша малышка выросла, хоть замуж отдавай!» Но Юю попросила быть говорить потише, так как Трулте с Федериком уже легли спать, да и Констант ворочался, забывшись чутким сном. Губерт однако включил свет и без лишних разговоров раскутал Константа, вытащив его из под пледов.

Довольно беглый осмотр не удовлетворил доктора.

— Пить давали? Температуру измеряли? Сознание терял? — на парочку сыпался поток вопросов.

Ребята отвечали сумбурно. Губерт считал, что оставлять без помощи Константа было нельзя, а перевозить так же опасно. Он оценивал его состояние как стабильно плохое, но без ухудшений.

— Вообще, не представляю, как он убежал из ожогового центра, как он сюда добрел. Все признаки того, что интоксикация организма нарастает. Могут отказать почки, сердце тоже работает с повышенной нагрузкой. Его надо принудительно кормить и поить, неизбежно возникнут проблемы с мочеиспусканием и калоотведением, даже с дыханием, — простите меня за подробности. Обезболивание — обязательно. Терапия в целом. Я его забираю, — сказал врач.

— Куда вы его поместите? — спросил Барбер.

— В свою психиатрическую клинику. Там его точно искать никто не будет. Положим в отдельную палату. У нас есть все необходимое. По минимуму, конечно, не так как в специализированных центрах….

Барбер и Зильберштейн помогли плохо соображающему Константу спуститься по лестнице и сесть в машину Зильберштейна. Барбер поехал следом за доктором, а Юю осталась с Трулте.

Спустя два часа Хью Барбер пил черный кофе в маленьком кабинете Губерта. «Отважный садовник» как окрестил нового пациента Зильберштейн, лежал в палате, переодетый в больничное. Его перебинтовали и подключилик системе искусственного питания. Опутанный трубками, Констант спал. В него вливались поочередно витаминизированная жидкость, антибиотики и анаболические стероиды.

Зильберштейн в халате сидел напротив Барбера, явно борясь со сном.

— Не работал по ночам со времен студенчества, — с извиняющей улыбкой доктор налил себе кофе.

— Уважаемый профессор, — начал Хью. — у меня очень мало времени. Я пока не знаю, что нам делать с Юю, но, возможно, ваша помощь еще понадобится. Давайте поговорим о деле

— Понимаю, — сказал Губерт. — я готов. После того, что сделал профессор Бреццель с моей карьерой — мне уже ничего не страшно. А вы адвокат?

Доктор почесал густую бороду.

— Я не адвокат, а детектив из частного детективного агентства «Барбер, Свенсон и сыновья», меня зовут Хью Барбер. — молодой детектив протянул удостоверение Губерту.

— Не слышал о таком агентстве, — улыбнулся доктор, — ну, да ладно. Начнем, а то утро близится.

Губерт мало что знал о о пожаре на вилле «Синий вереск» в 1972 году, лишь из интереса читал полицейские отчеты. Так что владел информацией, доступной всем и каждому. Но для Хью было важно и то, как эту информацию оценивает другой человек, ведь он смотрел через призму того, что узнал о проблемах Майеров. Густав Граббе доктор тоже быстро вспомнил. С ним он познакомился после пожара. Доктор рассказал, что Граббе работал в антверпенской полиции, был одним из лучших в отделе расследования убийств. Граббе был включен в группу по расследованию инцидента на вилле «Синий вереск», но потом его выкинули из группы после скандала с Лилиан Майер. Густав Граббе был не согласен с основной версией следствия, и полагал, что нужно провести ДНК-экспертизу трупа Якоба Майера. Лилиан Майер была против, так как труп был опознан близкими. Но Густав не остановился на достигнутом. Ему удалось незаконно получить частичку трупа Якоба Майера и срез ногтя девочки, которая находилась в ожоговой клинике. Анализ показал, что эти лица родственниками не являются. Назревал скандал. Густав пришел напрямую к шефу полиции и потребовал эксгумации трупа. Ему заткнули рот. Лилиан Майер сообщила, что раскрыта тайна усыновления Юджины, и она не потерпит ее разглашения. Всё представили так, что не Якоб Майер — разгаданная загадка, а Юджина. В общем, Лилиан Майер потребовала увольнения Густава Граббе. В результате Густава отправили на пенсию.

— Но после этого, когда Юджину официально признали виновной в смерти Якоба Майера, когда она уже находилась на лечении в клинике под присмотром профессора Бреццеля, Густав Граббе нашел меня, — усмехнулся Губерт, — мне удалось с ним поговорить. Бывший полицейский решил поквитаться за свое увольнение и начал собственное расследование гибели Якоба Майера. Не знаю, что он накопал в этом направлении, но он собирался со всеми материалами идти к Лилиан Майер. Я отсоветовал ему шантажировать семейку Майеров и предложил продать сведения в какую-либо газету. Придать всё огласке. Поскольку я тоже считал Юю Майер невиновной в убийстве отца, то согласился сделать заключение о ее вменяемости.

— И вы сделали такое заключение? — от волнения Хью приподнялся.

— Да, сделал, но Густав Граббе меня обманул. Он не отнес свои данные в газету, а отдал их Лилиан Майер. В итоге, он получил свои деньги, а меня выкинули из клиники.

— Где же теперь этот шантажист? — спросил Хью.

— Этого я не знаю, но видел его случайно во время летнего отпуска в Брюсселе. Вроде бы он там обосновался и даже преподает в полицейской академии.

Хью Барбер подошёл к окну. Он думал о своем отце, который был приятелем Густава Граббе. Как причудливо сплетаются линии судеб! Густав, явно склонный к авантюрам, жил и здравствовал, а Барбер всегда был законопослушным и даже немного нудным. Но он заслонил собой друга в перестрелке. И теперь тот самый его друг — Свен Свенсон, работает главой детективного агентства. Так ли хорошо быть законопослушным? Интересно, что мог сам шеф Свенсон рассказать о коллеге? Стоило ли об этом поговорить? Не во всем и не всегда Барбер доверял шефу.

В какой же переплёт он попал, как же увяз в этом непростом деле. И если бы не личный мотив, он как и Свенсон, отошел бы в сторону от чокнутых миллионеров, жадных старух и психиатрических больных.

Губерт воспользовался паузой в разговоре и вышел в палату к Смолланду. Хью потирал покрасневшие глаза. Ночь была на исходе, а никаких серьезных решений принято не было, Юю всё еще находилась в опасности. Хью опустился в кресло и на несколько минут задремал. Усталость брала верх, и он даже не встрепенулся, как Губерт вернулся с горячим кофейником. Губерт деликатно покашлял и Хью приподнял сонные веки.

— Перейдем к теме лечения Юджины Майер, — сказал он сипловатым с дремоты голосом.

— С малышкой я познакомился в клинике профессора Бреццеля. Я работал его ассистентом. Это произошло в 1973 году. К тому времени Бреццель уже устал бороться с этой девочкой. Именно с девочкой, а не с болезнью ребенка. Как настоящий специалист своего дела, Бреццель не мог не понимать, что перед ним совершенно здоровый ребенок. Несмотря на то, что Бреццелю довольно много заплатили за его молчание и липовое заключение о болезни Юю Майер, у него не поднималась рука «глушить» сознание ребенка сильнодействующими препаратами. Он находился в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны был здоровый ребенок, а с другой стороны — заключение, в котором Юджина была представлена как невменяемая. И в любой момент по прихоти Лилиан Майер все могло измениться. Написав недостоверное заключение, Бреццель стал его заложником. Меня, разумеется, в тонкости этого дела он не посвящал. Но все было видно невооруженным взглядом. Юджина ненавидела Бреццеля и устраивала ему скандалы и истерики, отказывалась есть, швырялась вещами, пыталась укусить его, поцарапать. Держать ее в клинике без того, чтобы не задавить препаратами было невозможно, но и пойти на такой грех Бреццель не мог. Поэтому он поручил дело мне, вкратце сообщив, что если я найду подход к ребенку, он чуть ли не озолотит меня.