Принцип кентавра

Глава 26. Не многовато ли психиатров для одного дела?

Хью вернулся в квартиру Трулте и Федерика под утро. Юджины Майер он не застал, чему детектив не удивился. Он устал удивляться за последние дни. Сонный Федерик сунул ему сложенный вчетверо лист блокнота. Парень выглядел виноватым, хотя ничего плохого и не совершал. Разве можно удержать в руках ветер? Юю написала коротко и безапелляционно: «Дорогой Хью. Я знаю, что тебе будет неприятно моё очередное исчезновение. Я вынуждена уехать в Мюнхен. Бориса надо срочно отвезти в безопасное место. Место, о котором не знают ни Майеры, ни кто-либо ещё. Я свяжусь с тобой, как только эта задача будет решена. Я знаю твой адрес. В крайнем случае я позвоню или напишу Трулте. Люблю, Лаура».

Опять Борис Казарин, опять он на первом месте! И хотя Хью понимал, что старый художник был для Юю и отцом, и учителем, и защитником, досаду было сдержать трудно. Как он мог смириться с тем, что Юю отставила его, Барбера, на второй план? Может, её чувства и не были такими уж сильными, а приписка «Люблю, Лаура» была сделана из простой вежливости?

Хью, обессилев от навалившихся на него грустных мыслей, лёг на диван и забылся усталым сном. Ночью он перехватил четверть часа для сна, и потому проспал часов до восьми. Солнце било в лицо через редкую тюль. Хью поднялся с дивана. Голова трещала. Из кухни слышалась возня. Это Федерик, демонстрируя голый торс, варил овсянку. Судя по всему Трулте уехала к ребёнку.

— Овсянка — завтрак чемпионов, — безапелляционно заявил хозяин и продемонстрировал крепкие бицепсы. — Я съедаю ровно пятьсот граммов каши по утрам и иду в качалку.

— Замечательно, — рассеянно кивнул Хью. Ему не было дела до хвастовста Федерика, но пренебрегать гостеприимством он не мог, и потому уважительно потрогал бицепс и сел за стол в ожидании завтрака.

— Уехала наша Юю, — сказал банальность Федерик, помешивая варево в гигантской алюминиевой кастрюле, — что будешь делать?

— Не знаю, ничего не соображаю пока, — признался Хью.

— Юю не оставила инструкций? — осведомился Федерик.

Хью помотал головой. Поглощая дымящуюся кашу, он внезапно осознал, что остался без дела. Никакого плана он не имел, Юю его ни о чём не попросила перед отъездом. Чувства завершённости правильно выполненной работы не появилось. Ничего, кроме разочарования, Хью не испытывал. А потом на него накатила усталость и раздражение. Когда он был нужен — к его помощи прибегли, когда он выполнил свою миссию — от него отмахнулись, как от надоевшего домашнего питомца. Он даже не знал, чей труп был найден на вилле «Синий вереск» и жив ли отец Юджины. Он толком не успел поговорить с Лаурой.

— Спасибо за завтрак, — сказал он любезному Федерику. — я пошёл, если что — звони. Трулте — привет. Она у тебя и вправду красивая. Качай мускулы, девчонкам это нравится.

Хью нацарапал свой номер телефона, пришпилив записку на магнитик к холодильнику, и направился домой.

Матери дома не было, на столе красовалась записка, что она ушла на рынок за продуктами. На столе под салфеткой был оставлен завтрак. Но Хью, подивившись, как все его хотят накормить и облагодетельствовать, словно домашнего питомца, снова испытал раздражение. Несмотря на то, что из-под салфетки доносился аромат блинчиков с ягодами, желание подкрепиться не возникло. Хью прислонился к подоконнику и начал чертить на оконном стекле кружки и стрелки, размышляя над своей печальной судьбой.

Что следовало делать, если делать было совершенно нечего?

Хью усмехнулся. Он вспомнил, что Юю вчера наняла его для запутывания и без того запутанного дела. Но распутался клубок довольно легко, только правда, которую узнал Хью, была никому не нужна. Или всё-таки нужна?

Жизнь Юю была похожа на дурацкий кинороман. Она всю жизнь пряталась, доверяла свою судьбу случайным людям. Была ли она счастлива и спокойна? Могла ли принимать сама какие-то решения? Была ли она готова к настоящей жизни?

Вот и теперь вместо того, чтобы решить свою большую проблему, она помчалась к Борису Казарину, который купил себе много лет назад дочь, ученицу и сиделку в одном лице. Знала ли Юю об этом и должна ли она была узнать?

Вопросы роились в голове юного детектива, который никогда раньше не задумывался о том, что есть добро, а что зло, руководствуясь исключительно простым принципом: «Что мне приятно, то и хорошо, и — наоборот». Он не знал, как поступить, но точно был уверен, что не может привести в свой дом девушку и сказать матери: «Вот Юджина Майер, приёмная дочь миллионера, убившая своего отца, пробывшая два года в психушке и семь лет в бегах. Мы решили пожениться». Впервые за свои недолгие двадцать шесть лет Хью осознал, что он мучительно влюблён. И хочет он того или не хочет, но должен быть рыцарем на белом коне, который увезёт Юю в её новую жизнь. И для этого он должен был разобраться в том, что же было правдой в этой самой мешанине фактов и сведений.

Найдя свои старые записки, Хью Барбер наткнулся на имя Люси-Мэй Иэн. Улыбнулся своей «проницательности». Вот с кого следовало начинать поиски! Именно чужой и незамешанный в истории Майеров человек мог представить о Юджине объективные сведения.

Кроме того, опытный детектив Хью Барбер, каковым он себя считал, не мог отметать версию причастности к недавнему поджогу Юджины. Ведь в этой истории ещё предстояло разобраться. Любовь и долг вступали в неизбежное противоречие.

В новом списке дел Хью Барбера первой стала встреча с Люси-Мэй. Она работала психологом кризисного центра, её специализацией были трудные подростки. Несмотря на молодость, Люси-Мэй уже пользовалась авторитетом среди коллег и судебных органов, так как её заключения были полными, обоснованными и не содержали противоречий и бессмысленных рассуждений. Хью Барбер дважды к ней обращался за советом, и всякий раз Люси-Мэй была безупречно точна в своих оценках.

Хью приехал в кризисный центр, где его встретила Люси-Мэй — смуглая брюнетка, коротко остриженная, с минимумом косметики. Она и сама походила на подростка. Её движения были резкими и угловатыми, воробьиными. Хаос на рабочем столе компенсировался аккуратностью в рассуждениях.

— Хью, привет, плохо выглядишь, — заметила Люси-Мэй.

— Стараюсь, — отшутился Барбер.

— С чем пожаловал ко мне? Твой телефонный звонок меня заинтриговал. — Люси-Мэй отбросила чёлку со лба.

— Я хочу, чтобы ты прочла кое-какие заметки, детский дневник, эссе и письмо уже взрослого человека. И составила психологический портрет этого человека, — увидев удивлённо поднятые брови Люси-Мэй, Хью Барбер поспешил добавить, — разумеется, я понимаю, что времени в обрез, да и документов маловато, но дело не терпит отлагательств.

Увидев, что Люси-Мэй качает головой в раздумье, Хью добавил:

— Это исключительно для меня. Мне нужно разобраться, кто эта девушка. Я боюсь, что она психически больная. А я имел неосторожность ею увлечься…

Люси — Мэй засмеялась:

— Врёшь ты всё, Хью. Если бы ты был способен увлечься женщиной, тебя бы не остановила её психопатия. И к тому же я уверена, что ты сначала бы увлёкся мной, а не искал бы романтики на стороне.

Хью засмеялся в ответ и протянул папку.

— Когда я должна тебе дать ответ? — заинтересованно посмотрела на документы Люси-Мэй.

— Желательно вчера, — сострил Хью, — мне нужно позарез. Я подожду твоего вердикта, пошатаюсь по делам, а через три часа вернусь.

— Хорошо, но учти, — строго сказала Люси-Мэй. — ручаться за точность я не могу.

В три часа дня с небольшим опозданием, Хью Барбер вернулся к Люси-Мэй с букетом поздних роз.

— Ничего себе! — удивлённо воскликнула Люси-Мэй. — Я ещё ничего тебе не рассказала, а уже удостоилась награды?

— Это тебе компенсация за то, что я искал романтики на стороне — отшутился Барбер.

Люси-Мэй заметно повеселела, сунула букет в пыльную вазу на подоконнике, хлюпнув туда воды из пластиковой бутылки, и присела на край стола рядом с креслом, где разместился Хью Барбер.

— Что я могу сказать? — загадочно протянула Люси-Мэй. — Пожалуй, я помогу тебе. Дам портрет человека в общих чертах.

— А под диктофонную запись? — поинтересовался Барбер.

— Ну, если у тебя плохая память, — засмеялась Люси-Мэй, — то включай.

Подождав завершения необходимых манипуляций, Люси-Мэй начала:

— Что я могу сказать об авторе текста? Будучи ребёнком, эта девочка получала внимание только от отца, мать в её воспитании не присутствует. Это приводит неизбежно к развитию представления о моноцентричности мира. Среднестатистический ребёнок в той или иной степени тянется к центру мироздания, который для него представляет собой мать. В данном случае таким центром стал отец. Ребёнок, воспитанный отцом, становится более хрупким и романтичным, как ни странно, но при этом, как правило, лишён инфантильности и лени. Судя по запискам в дневнике, девочка очень любит своего отца, она придумала ему ласковое прозвище «Папичка», часто упоминает его в своих записях. Ей важно одобрение ее поступков именно со стороны отца, и она же скрывает свои детские грехи именно от него. Так она выбросила чепчик за комод, куда явно «Папичка» не заглянет и не спросит, что к чему. Девочка подражает мужским персонажам, в частности, её тянет играть в пиратов, она копирует их лексику. Её друзья — мальчики. Да, именно с мальчиками ей интереснее играть, ведь подружек она уничижительно называет «дура Зельден» и «рыжая Трулте», что свидетельствует о её невысоком мнении о девчонках.

Люси-Мэй помолчала. Хью, воспользовавшись моментом, задал волнующий его вопрос:

— Люси-Мэй, эта девочка могла поджечь дом и убить отца? Умышленно убить?

— Трудно сказать, на что способны люди, — задумчиво сказала Люси-Мэй. — У нас мало материала, чтобы делать выводы.

— Скажи свои предчувствия, — попросил Хью Барбер. — Фразы в дневнике «гори они синим пламенем» следователи восприняли именно буквально. Я говорил с инспектором Бруксом, он считает, что ребёнок страдал шизофренией с пироманией.

— Не много ли патологий для одной маленькой девочки? — грустно усмехнулась Люси— Мэй. — Фразу про синее пламя девочка упоминает в дневнике часто, но вовсе не потому, что она пироманка. Если ты заметил, она играет в пиратов, а это выражение достаточно пиратское, свирепое что ли… Думаю, что фразе «гори оно синем пламенем» не стоит придавать больше значения, чем «чёрт бы тебя побрал». К тому же психиатрической практике неизвестны случаи пиромании у детей. Шизофрения также проявляется в столь юном возрасте редко. У детей можно с лёгкостью диагностировать аутизм, слабоумие. Но можно ли выявить расщепление сознания выявить у ребёнка восьми лет? Не знаю, не знаю…

— Что же ты скажешь по поводу эссе «Казанова»? Разве там не говорится именно о расщеплении сознания? О том, что девушка чувствует себя одновременно несколькими личностями? — не унимался Хью Барбер.

— Это интересный текст, — оживилась Люси- Мэй и пересела за стол, взяв в руки эссе. — Девушке не отказать в литературном даре. Как ты думаешь, больной человек считает себя больным, страдает ли он от болезни, относится ли к себе критически? Как правило, нет. Посмотри, что говорится о шизофрении в трудах известнейшего психиатра Курта Шнайдера. Все больные отрицают болезнь. С их точки зрения больные — мы. Так-то, Хью. В тексте мы видим фантазии девушки, причём не лишённые эротического подтекста. Это характерно для подростка. Приукрашивание образа своего героя, его романтизация, при одновременном избегании физического или словесного контакта с ним. Сама себе девочка кажется тоже героиней романа, интереснейшего романа с тайнами и грядущими разоблачениями. Как правило, эти фантазии развиваются у подростков, круг общения которых минимален или искусственно ограничен. Их жизненный опыт пока не богат, и они наполняют свою бедную событиями и эмоциями жизнь такими вот цветистыми фантазиями. Опять же я не вижу ничего необычного. Нет, это однозначно не шизофрения.