Под скорбной луной

Глава 33

Я поднялся по лестнице жилища Дойлов и достал ключ. Элси следовала за мной.

Ма открыла дверь еще до того, как я успел попасть в темноте в замочную скважину. В свете фонаря я разглядел ее глаза, расширившиеся и потемневшие от страха.

— Микки? Элси? — Она окинула нас взглядом. — Где Колин?

— Ма… — нежно сказал я.

Она тут же поникла и выронила фонарь, который упал бы на пол, не поймай я его за ручку. Другой рукой обнял ма за талию, и мы вместе перешагнули порог гостиной. Я помог ей сесть.

Словами эту ночь, когда мы втроем окунулись в пучину боли, описать невозможно. С улицы раздавался лай собак, грохот тележек и крики, которые мы столько раз слышали, сидя в этой комнате с Колином, и каждый из них теперь стегал нас, словно плетью. Но тишина была еще хуже. Элси машинально сделала чай, однако никто к нему даже не притронулся. Ма долго держала мою кисть в своих ладонях, пока у меня не онемели пальцы. Было уже далеко за полночь, когда она закрыла глаза.

— Элси, помоги мне добраться до постели.

Девушка бросила на меня вопросительный взгляд, и я кивнул. Разумеется, останусь. Устал чертовски и мог бы уснуть прямо на жестком деревянном стуле, положив голову на край стола, и все же нашел в себе силы переместиться на кушетку у догорающего камина.

Глаз я не сомкнул, пока в соседней комнате горела лампа. Элси помогла ма раздеться; донеслось шуршание покрывала и простыни, затем тихое дуновение — задули лампу у кровати. Вышла Элси и бросила мне одеяло.

— С ней все будет нормально, — сказал я, больше пытаясь убедить себя.

Медленно кивнув, девушка ушла в свою спальню. Я слышал, как она готовилась ко сну. Вспомнил, как мы все лежали в кровати ма: я, Пэт, Колин и Элси. Внимали ей, плетущей кружева своих рассказов. Как же мне хотелось вернуться обратно в детство! В те дни, когда О’Хаган еще не явился в порт со своими предложениями и не вышвырнул меня потом из боксерского клуба, когда я еще не помышлял о побеге. Когда я еще не задумывался о заработке, увидев, как Элси зашивает единственной драгоценной иглой свою юбку. Как же получилось, что все пошло наперекосяк? Ведь намерения у меня были самые благие, почему же все так нескладно?

Проснулся я от звяканья металла о металл — Элси ставила чайник на плиту. В окошко просачивался тусклый свет; угли в камине давно остыли. Я заставил себя сесть, пошерудил кочергой в очаге и начал налаживать огонь.

Услышав, что я зашевелился, Элси возникла на пороге. Волосы она распустила, и рыжевато-золотистые кудри обрамляли ее бледное лицо. Я уж и забыл, когда она так делала — наверное, еще до моего побега из Уайтчепела. Сразу помолодела — уже и девятнадцати не дашь.

— Ма проснулась?

— Иди, побудь с ней, — кивнула Элси, — я сама разожгу. Как раз чай поспеет.

Заглянув в комнату ма, я обнаружил ее сидящей в постели с четками в руках. Длинная нить с коралловыми бусинами свисала на простыню. Не знал, что ма пользуется четками, и никогда не видел, чтобы она с ними молилась. Впрочем, сидела она молча, лишь перекатывала шарики между пальцев.

— Ма… — пробормотал я, присев на краешек кровати, и тронул ее за руку.

— Он не был плохим мальчиком, Микки.

— Нет, конечно нет, ма.

Я набрал воздуха, готовясь ответить на неизбежные вопросы. Где я нашел Колина? Как он умер? Сильно ли страдал? Говорил ли что-нибудь? Ответы я продумал заранее, однако ма о сыне ничего не спросила, а сделала то, чем отличалась всегда, — удивила меня.

— Помнишь ту первую ночь, когда ты у нас появился? Когда ты еще спас Пэта от избиения в глухом переулке?

Дождавшись моего кивка, она продолжила:

— Я тогда две недели спала с ножом под подушкой. Думала, зачем ты держишь при себе ножик? Что задумал?

— Так ты знала? — вскинул брови я.

— Разумеется. Пэт говорил, как ты отогнал от него тех негодяев, как приставил нож к горлу одного из парней и заставил убежать всю компанию. Он так тобой восхищался… Бог свидетель: я была тебе признательна за тот поступок, но… — Она покачала головой. — Твоя ярость меня пугала.

Я тихо выдохнул.

— Не догадывался, что ты меня боишься, ма. Ты ни разу не подала вида. Был так благодарен, что ты меня подобрала, и никогда не подумал бы причинить тебе вред.

— Теперь-то понимаю, — отозвалась ма, похлопав меня по руке. — Да и тогда быстро сообразила. Пэт впервые со дня смерти Фрэнсиса выглядел счастливым. А Колин и Элси… Ты был к ним добр, как к родным.

Я ничего не ответил.

— Ax, — вздохнула ма, поняв, о чем я молчу. — Возможно, Колин об этом не помнил, но так оно и было. Ты всегда с ними чем-нибудь делился, помогал… Колин ошибался, когда винил тебя в смерти Пэта.

У меня внутри все перевернулось. Вместо того, чтобы замкнуться в своем горе, она пыталась снять с моих плеч тяжелое бремя вины, бескорыстно обо мне заботилась. Даже не думал, что так может быть.

Я открыл рот, но ма повелительно подняла руку.

— Нет-нет, — продолжила она. — Сказать, что ты виноват в смерти Пэта, — то же самое, что заявить: разбуди я его в то утро на пять минут позже, весь день сложился бы иначе. Так говорить нельзя. Пэт был неосторожен, и Колин на него похож. Оба упрямые, как мулы. — В ее голосе зазвучала скорбная нотка. — Так что все это ерунда, Микки.

— Я согласен, ма. Знаешь, мне кажется… что просто обида Колина на меня приняла такую форму. Мы с Пэтом никогда не брали его в свою компанию, а могли бы.

— Вы с Пэтом и так многое для него сделали. — Она разгладила одеяло. — Ты ведь просил его порвать с Маккейбом.

— Просил, — признал я. — Другое дело, что не нашел нужных слов, чтобы убедить его: жизнь можно начать сначала, только надо уехать из Уайтчепела.

— Как ты можешь себя винить? Чувство вины — штука бесполезная. Люди обычно взваливают вину себе на плечи, потому что так легче, чем просто горевать.

— Легче?

— Вина дает ощущение, что ты можешь закрыть дыру в своем сердце. На самом деле так не бывает. — Она немного помолчала. — Этот колодец заполнить могут только слезы, Микки. Горе нужно пережить, хотя на какое-то время оно делает нас несчастными. Понимаешь меня? — спросила ма, склонив голову к плечу.

— Понимаю.

Она с облегчением откинулась на подушки. Конечно, ма права. Вина не устраняет боль. И все же я собирался найти Финна Райли, вытрясти из него показания против Хоутона, а затем предать их с Купером суду. Дыру в сердце это не закроет, и все равно я жаждал справедливости.

— Могу я уже планировать, как провести похороны? — спросила ма. — Надеялась, что получится предать сына земле через три дня.

Необходимости держать тело Колина в участке больше не было.

— Можешь, ма. Мне сходить к отцу Оуэнсу?

— Не надо, я сама. Разговор с ним меня утешит. — Она пощелкала четками. — Микки, ты презираешь Господа за то, что он допускает подобное?

— Бывает, — признался я. — А ты?

Ма замолчала, а когда заговорила, ее голос был задумчивым.

— Моя мать родила семерых детей. Я никогда тебе о ней не рассказывала?

— Нет.

— До меня родился один ребенок, но умер, так что я была старшей. Потом появилось еще четверо. Все погибли в первый же год жизни от разных болезней. Последним двоим мать даже не стала давать имена. Решила, что подумает об этом в их первый день рождения. Называла их просто «малыш».

Я прекрасно понимал, о чем она говорила.

— Потом родилась Эйлин.

— Мать Гарри…

— Ну да. Наверное, мама могла бы ожесточиться на судьбу, но ничего подобного не произошло. Я за ней наблюдала. Видела, как каждая утрата, каждое испытание лишь укрепляли ее душу, учили тому, что пережить можно все. Сперва-то я этого не понимала, а потом стала замечать, как мама с каждым разом восставала и собиралась с силами.

Я слушал в почтительном молчании.

— Когда мать лежала при смерти, я спросила, считает ли она, что Бог был прав, посылая ей столько горестных испытаний. Знаешь, что она ответила?

Взяв ма за руку, я нежно сжал ее пальцы.

— Бог, по ее мнению, посылал ей не только горе, но и дары, под которыми она подразумевала меня и Эйлин. Так что всем нам очень повезло — ведь мы выжили. Я запомнила ее слова и с тех пор считаю, что любая кроха радости и любви — это Божья милость. — Ма вздохнула. — Но лукавить не буду: сегодня мое сердце разбито.

Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, и она отвернулась к окошку.

Проследив за ее взглядом, я который раз обратил внимание на фотографию покойного Фрэнсиса Дойла, что стояла на полочке у кровати. Да, у ма были дети и множество друзей, был я, и все же она много лет оставалась одинокой. Не имея возможности опереться на мужское плечо, занималась своей лавочкой, вела домашнее хозяйство и стойко переносила большие и маленькие горести, не говоря уж о смерти сыновей.

Ма закрыла глаза, и я вгляделся в ее доброе, измученное заботами лицо.

Подумывала ли она снова выйти замуж после смерти супруга? Что с ней будет, когда Элси уйдет из дома к будущему мужу? Наверное, ма после смерти Колина не слишком желает, чтобы дочь от нее отделялась. Интересно, какие соображения по этому поводу у Имана?

В кухне зажурчала льющаяся из чайника вода, и Элси вошла в спальню с чашкой чая на подносе.

— Доброе утро, любовь моя, — приветствовала ее ма, пристально, но ласково изучая лицо дочери. — Удалось тебе сегодня заснуть?

Я с облегчением подумал, что ошибался: неважно, сколько раз на ма сваливалось горе. Она не сломалась, не потеряла желания жить и вновь собрала себя по кусочкам.