Дело Зили-султана

* * *

Первая ночь, вторая и третья были светлыми, и мы не решились двинуться на разведку. А вот на четвертую тучи заволокли небо. Казалось, за пределами нашего лагеря степь опрокидывалась прямо в космос – беззвездный, черный. На полпути от нас к туркменскому лагерю – точнее, к тому месту, где мы рассчитывали его обнаружить – рос редкий можжевеловый лесок. Да этого места я рассчитывал доехать на конях, а дальше – как Бог даст.

На первом этапе мы почти ничем не рисковали. Пушек у туркмен не было, да и кому бы пришло в голову бить из пушек по двум всадникам. По нам могли начать стрелять часовые, но это бы случилось уже ближе к лагерю – да и то в том только случае, если бы нас заметили заранее. А разглядеть нас в этой безлунной тьме не смог бы даже острый глаз кочевника – и им, и нам больше приходилось полагаться на слух, а не на зрение.

Я не собирался геройствовать без причины и проникать в лагерь туркмен глубоко. Мне достаточно было захватить простого часового: он либо слышал что-то о Ганцзалине, и тогда можно планировать наши действия дальше, либо ничего о нем не знает и тогда, опять же, нужно будет что-то придумывать. Правда, взять туркменского часового – дело не такое простое: я слышал, что они редко стоят, скорее уж сядут или лягут, и тогда обнаружить их в степи гораздо труднее.

Я предполагал, что при подходе к лагерю туркмен нам придется ползти прямо по земле, поэтому взял простую полевую форму. Олдридж же так и отправился в мундире с эполетами, словно на смотру. Замечаний ему делать я не стал – все-таки старший офицер, хоть и британец. А кроме того, нужно думать головой, даже если ты и полковник.

Мы, как и положено, обмотали лошадиные копыта ветошью и пустились в путь. Недавно прошел дождь, и земля была мягкая, так что нас и без того не было слышно. Но если уж геройствовать, тот делать это надо как положено, то есть очень осторожно. В конце концов, тряпки всегда можно размотать, а лишняя предосторожность никому не повредит.

Чтобы не плутать, я сориентировался по компасу и на всякий случай запомнил, что ветер дует мне в правую щеку. Ветер, разумеется, мог смениться, но с левой стороны от нас располагалось море, и ветер с моря был бы более влажным, а с правой стороны – степь, и оттуда ветер дул сухой и жаркий.

Полковник о таких тонкостях даже не думал: он то ли целиком полагался на меня, то ли просто никогда не ездил в штатные рекогносцировки. Впрочем, какие могут быть рекогносцировки, если эполеты свои он получил в Британии, а в Персию явился просто за чинами и наградами.

– Как вы будете разговаривать с пленным? – вдруг спросил полковник. – На каком языке?

– Ш-ш, – сказал я. – Мы в разведке, а это значит, что говорим только в случае крайней необходимости – и по сигналу.

Меньше всего меня волновали трудности перевода. Туркменский относится к той же огузской группе, что и тюркский, на котором говорил шахиншах, а его я понимал прекрасно.

Довольно скоро мы подъехали к можжевеловому леску и осторожно въехали в него. Порывом ветра полковнику едва не снесло фуражку. Внезапно вороной, на котором я ехал, заволновался и тихонечко заржал. Я поднял руку, давая полковнику знак замереть на месте. Мы застыли, вслушиваясь в ночную тишину. Коня мог напугать леопард или волк, но тогда, скорее всего, он бы зафыркал и задрожал бы от возбуждения.

Вороной снова заржал – негромко, нежно, и тут же среди деревьев раздалось ответное ржание.

– Назад! – крикнул я, понукая своего жеребца, но тут же вокруг нас загрохотало, запели пули, защелкали затворы, раздались гортанные крики. Ночь превратилась в изогнутый, воющий, дикий хаос.

– На землю, – крикнул я полковнику, – живо!

Я спрыгнул с коня и сразу припал к земле, но Олдридж спешиться не успел. Его лошадь подстрелили, она, падая, придавила полковнику ногу. Тот стонал, прижатый лошадиной тушей. Спустя секунду вокруг зажглись факелы, и я увидел направленные на нас винтовки. Я тут же поднял левую руку вверх, а правую, в которой держал револьвер, уткнул в голову полковнику.

– Не стреляйте, – крикнул я по-тюркски, – я русский офицер! Я взял в плен английского полковника!

– Что вы делаете? – недоуменно заговорил Олдридж, – что вы… мы же вместе…

Я ударил его револьвером между лопаток так, что он съежился.

– Молчите, идиот, – прошептал я, – иначе мы оба пропали.

И снова приставил револьвер к его голове и решительно взвел курок…