Воззвах к тебе, услыши мя

— К-как ваш друг?

— Приходит, но реже, — Илай смотрел, как поднимается дым, закручиваясь завитками в солнечных пятнах. — Мне кажется, он меня спас. В тот день, после катка, я шёл и думал над вашими словами. Он встал передо мной, заставил остановиться.

Илай сделал паузу, вдохнул и выдохнул дым, стряхнул на траву между ногами пепел.

— Меня бы сбила машина, если бы не он.

— Ситуация, иногда, выходит сложнее, чем кажется на первый взгляд, верно?

— Это плохо, что я хочу продолжать мочиться кровью?

Илай посмотрел священнику в глаза, Толлер за очками моргнул от резкой смены разговора.

— В-вы…?

— Не то, чтобы я это афишировал, но у меня посмотрели всё, что можно — и, разумеется, нашли.

Толлер замолчал ненадолго, подбирая слова.

— П-постоянная боль меняет характер — не в лучшую сторону. Если вы хотите через боль что-то понять, я считаю, можно найти варианты лучше.

Илай усмехнулся.

— Я думал уж кто, а духовники знают толк в страданиях.

— Некоторые д-действительно осознанно идут на это, стремясь через боль найти смирение. Считается, мол, если ты познал боль — см-сможешь лучше понимать боль других. Я, как вы уже, наверно, поняли, не поддерживаю такую… тягу к разрушению. Будь это обязательным, при вс-туплении в сан, я бы призадумался.

— Да, но вы прошли через своё.

— Наверное, вы правы.

Толлер отвёл глаза, задумчиво глядя перед собой. Вернул на руку перчатку. Илай ещё раз осмотрелся и, спрятав окурок в пачку к таким же, сунул ту в карман. Вампир вздохнул, прикрыв глаза.

— «Отец Предвечный, дай мне т-терпение принять то, что не могу изменить, сил изменить то, что могу, и мудрость, ч-чтобы увидеть разницу». Не вы звали боль — боль пришла к вам. Это то, что в-вы можете изменить. И вам нужны будут силы и смелость, чтобы принять, что вы достойны этого. Сделайте первый шаг — д-дайте согласие на лечение и увидите, что жизнь поменяется, — Толлер улыбнулся. — Вот вам и цель.

В отделении, куда поместили Илая, находился один вампир. Звали его Байлар Тавур, он повредил позвоночник, упав с высоты, где работал, и теперь не чувствовал ничего ниже шеи. После пары месяцев интенсивной терапии, реабилитации, осознания, что, несмотря на то, что, после травмы, чувствительность исчезла не сразу, теперь его состояние постоянно — и последующей психологической помощи, он выглядел измученно. Впалые глаза, длинные волосы, губы в шрамах, клыки сточены: Байлар несколько раз пытался напиться своей крови, чтобы вызвать отравление. Над ключицей, в вырезе рубашки, у него виднелся закрытый катетер для капельниц и инъекций, а в технологичном кресле — множество сенсоров и индикаторов, отображающих сердцебиение, давление, состояние внутренних органов, состав крови и кто знает, что ещё. Илаю было неуютно находиться рядом — из-за того, как тот смотрел на него. На всех вокруг.

***Шоколад отлично утоляет голод. Особенно, когда это нужно сделать быстро. Когда в минировании и обезвреживании не было необходимости, они с Эско сидят в тылу отряда, обычно за пару комнат от ребят, и играют в виртуальные кости.

— Смотри, — они полулежат, прислонившись к глухому ограждению этажа, стараясь над ним не маячить. Илай показывает с коммуникатора фотку. — Титановый Таурус РТ-020, продавец говорит, из него застрелился сам Ишт Васса.

Эско закатывает глаза.

— Мать на небе, ты правда в это веришь?

— Что, думаешь, он меня обманул?

Они негромко смеются, когда внизу начинается движение. Вмиг распластавшись, Илай выдвигает гибкую камеру и настраивает изображение. Семь, нет, восемь солдат в касталийской форме, один тащит кого-то, остальные осматривают периметр.

— Парни, у нас конвой на первом этаже: восемь и один гражданский, как слышно? Приём.

«Слышим хорошо, кот, посылаем отряд. Отбой.»

Снизу становятся различимы возня и крики.

— Илай, они его казнят.

Он успевает схватить Эско за руку.

— Ты никуда не пойдёшь.

— Мы ближе.

— И нас двое. Начнём стрелять прицельно — убьют его, потом нас. Беспорядочно — всё равно не жилец.

Эско выдёргивает руку и перехватывает удобнее винтовку.

— Ты прикрываешь мой зад, помнишь?

— Именно, мать твою.

Они спускаются на два этажа, по ходу проверяя каждый. Внизу начинается стрельба. Первым, пулю в голову получает заложник, за ним — его палач. Двое или трое успевают скрыться.

Эско почти с трепетом смотрит на мёртвого гражданского. У того рябит глаз, из входного пулевого отверстия виден синий мономолекулярный провод. Его убили из-за вшитых технологий.

Илай встаёт рядом на колено и тянет провод из-за уха, разъём позволяет подключиться почти к чему угодно. Пусть парня не спасли — у него могла остаться информация.

У Эско в глазах суеверный, почти первобытный страх.

— Как думаешь, правду говорят, что они едят своих мёртвых?..

— Боишься?

Тот встречается взглядом.

— Ты полезешь в мёртвого чувака — хорошо бы тебе тоже напугаться.

Вампиры не понимают, какого это — считывать информацию с покойника, поэтому некоторые боятся, что тот утащит за собой.

… Время спустя, Илай задумался, что, вернувшись, часто испытывал страх — иногда необоснованный. А вот ужас. Ужас был с ним только на войне.

— Я не хочу здесь находиться, меня разбудили и привезли против моей воли — это незаконно!

— Я пол-отделения пробегал в поисках заведующей и всё подписал.

Толлер кивнул. Он сидел на стуле посреди палаты, Байлара подвезли и установили кресло напротив, заблокировав колёса. Прозрачные стены затемнили, скрывая тех, кто находился внутри, от лишних глаз. Уже какое-то время у Илая маячила мысль познакомить этих двоих — не потому что он так сильно хотел помочь Байлару, просто… решил. И всё.

— Элиот. Прошу вас, — Толлер взглядом попросил того отойти.

— А… да, конечно.

Илай встал к стене, рядом с молодой медсестрой. У неё в руках было всё необходимое, на случай, если Байлар станет задыхаться, у него пойдёт горлом кровь или начнутся судороги. Она внимательно, плохо скрывая любопытство, следила за происходящим.

Не в состоянии повернуть голову на подголовнике кресла, Байлар до упора отвёл глаза в сторону медсестры.

— Я не хочу сидеть рядом с ним, увезите меня немедленно.

Толлер негромко и глубоко вздохнул. Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города. Посмотрел Байлару в глаза.

— Я понимаю твою обеспокоенность, ведь некоторым религиям присуще определённое… самодовольство. Но я здесь только, чтобы выслушать.

Толлер снова замолчал. Байлар молчал в ответ. Толлер осторожно подался вперёд.

— Великий п-полководец прошлых лет говорил: «Неважно, к-какую религию исповедуют мои воины. Важен любой бог, который спасает их души». Лично я с-считаю, что у Бога нет в-видовой предрасположенности, пола, возраста или формы. Бог может быть Отцом, Матерью. Он может быть цифровым квантовым сознанием. Завтрашним днём. Бог многолик и многообразен. Он вн-нутри тебя. И мне не важно, каков он внутри тебя, Байлар. Важно лишь, чт-что тебя спасёт.

Набычившись, тот недоверчиво на него смотрел.

— Что ты исп-пытываешь последние два месяца?

— Ненависть.

— Что вызывает эту ненависть?

— Злоба. С тех пор, как узнал диагноз, этот… приговор, я настаиваю на эвтаназии. Слушайте, я через это проходил — мне сказали написать книгу. Вот только я не знаю, как писать книги. Я не умею работать головой — я исполнитель, я де-ла-тель. Раньше мои руки ваяли скульптуры — теперь я кивнуть не могу без помощи.

— Как это произошло?

— Всё в истории болезни.

— Я хочу услышать от тебя.

Байлар шумно выдохнул и отвёл глаза.

— Страховка лопнула, и я упал на бетон. Я чувствовал своё тело, мог пошевелить ногами, я…

Голос дрогнул, он зажмурился, не в силах даже отвернуться.

— Мне моют задницу, словно я ребёнок, кормят смесью, чтобы не отказали органы. Держат мышцы в тонусе, складывают подушки под руки, чтобы кровь текла свободнее — я не вижу в этом смысла. Я не вижу смысла в такой жизни, где я не могу делать ничего. Просто жить?.. Я даже девушку обнять не могу. И я не думаю, что что-то там меня спасёт.

Толлер на его слова лишь про себя улыбнулся: сам был такой же. Он ждал, пока Байлар снова взглянет на него — а потом заговорил, и слова, кажется, сами приходили в голову, текли свободно, как ручей.

— «Я», «я». «Я»… Мне к-кажется, когда кто-то употребляет слово «я» — он не понимает его смысл. Что есть «я»? «Я» — это совокупность клеток, атомов, мыслей. Твои клетки умирают и возрождаются одна за одной, ты д-даже этого не замечаешь, мозг посылает сигналы во все уголки твоего тела, которые, к-к сожалению, сейчас не работают — но подумай вот о чём. Внутри т-тебя частица Вселенной. Каждый атом твоего тела некогда б-был частью звезды, всего когда-либо созданного. Материя переходит в энергию, электроны твоего тела смешиваются и танцуют с электронами воздуха, пола, эт-того кресла, которое ты не чувствуешь. Трава за окном. Д-даже солнце. И уже неважно, где заканчивается одно и начинается другое. Или, что твоё тело, после смерти, обратится в прах, ведь ты — энергия, что существовала задолго до него. Вся бесконечная Вселенная — вот чем должно быть «я». Вот о ч-чём мы думаем, когда говорим о Боге, о любом Боге: о бескрайности и многообразии мира. О бескрайности и многообразии самих себя. И потому, Байлар, нельзя говорить, что ты не можешь. Ты — весь мир, брат мой.

Байлар смотрел с непониманием и испугом. Илаю было знакомо это чувство: словно кто-то заглянул в прикрытое занавеской окно. Ты сам закрыл его ото всех — но ждал этого взгляда. Очень долго. И он ещё ничего не увидел, но… ты внезапно увидел его. А в нём свою душу.

Наклоняясь вперёд Толлер не пытался коснуться лежащих поверх одеяла рук — он понимал, что это бесполезно. Он касался взглядом его глаз, и в нём было столько любви и сострадания.

— Ты прав, ты заперт в своём теле — а был творцом, я д-даже не представляю, какого это. Но знаю, что означает беспомощность. Когда н-нет сил просыпаться и жить дальше. К-когда дают ложные надежды — а потом отбирают. Когда в душе поселился мрак, и в жизни н-ничего не осталось — остаётся лишь верить…

По щекам Байлара текли слёзы. Он долго не мог совладать с голосом, а, когда заговорил, тот сломался.

— Как вы справились?

— У меня был учитель, — Толлер помолчал. — Что вызывает твою ненависть, Байлар?

— Зависть… — он сглотнул слёзы и скосил взгляд на Илая, от которого тому стало не по себе. — Ведь он такой же, как я. Почему…

Толлер подался вперёд, обнял его за голову, пряча у себя на плече — а тот плакал и всё повторял: «почему»…

— Не мы пишем законы, Байлар. Мы можем только им следовать…

Толлер отпустил Байлара, благословив, и встал поодаль, наблюдая, как медсестра поправляет одеяло, усаживает его поудобнее. Вытирает новые слёзы — а он прячет от неё взгляд. Илай подошёл к священнику и наклонился.