Крот Камня

— Я ощутила, как они шевелятся, когда все столпились и глазели на меня… Они мне не чужие! — сказала Хенбейн с удивлением и радостью, способность к которым она, казалось, давно утратила. — Я чувствую их. И не хочу, чтобы они погибли, Сликит.

— Тогда мы не должны допустить их гибели, — отозвалась Сликит.

— Да, да… Ты должна помочь им, что бы я ни говорила и ни делала. Возьми их отсюда, отнеси в надежное место. Ты должна обещать мне это, Сликит, пожалуйста!

Но Сликит могла лишь положиться на помощь Камня. Она знала, что сделает для детенышей все возможное, даже если это будет стоить ей жизни. После стольких лет сомнений в собственной вере Сликит убедилась, что вера ее крепка, а цель ясна. Именно такова ее миссия, именно для этого она здесь.

Через несколько дней схватки у Хенбейн возобновились. Сидимы-надзиратели сразу заметили это.

— Пошли! — сказали они. — Так велел Хозяин.

Хенбейн растерялась. Сликит спросила сидимов, куда они собираются вести Хенбейн.

— Служить Слову, — ответил один из них.

— К Скале Слова. На детенышей должны пасть грехи и преступления их матери, — добавил другой.

— Можно ли Сликит пойти со мной? — испуганно спросила ослабевшая Хенбейн. Живот ее сделался очень большим, казалось, его распирало изнутри.

— Еще бы она не пошла, — ответил сидим с грубым смехом.

Они отправились на юго-запад, в самую потаенную часть Верна, где бывали немногие. Даже Хенбейн ходила туда крайне редко. Вместо пещер и ходов, вымытых водой в известняке, здесь были тоннели, вырытые древними кротами. Местами подъем был крутой. Хенбейн приходилось тяжело. Иногда она задыхалась и останавливалась, жадно хватая ртом воздух, и тогда сидимы безжалостно подгоняли ее.

И хотя Сликит старалась замедлить ход всей процессии, ей это не очень-то удавалось.

Хенбейн было известно, что именно на этой скале Рун стал главой сидима при подлом пособничестве Чарлок, подруги предыдущего Хозяина. Грайки и охранники искренне верили, что их имена как верных слуг Слова будут торжественно записаны когда-нибудь на Скале Слова, но Хенбейн знала, что это место — место предательства. В конце концов они подошли к тоннелю с высоким сводом, вырубленному в известняке. Здесь все сидимы, кроме одного, и остались. Тоннель был такой узкий, что возможности развернуться и напасть на охранника не представилось. Все силы Хенбейн уходили на то, чтобы продвигаться вперед. Эта «прогулка» вполне могла ускорить рождение малышей.

Сидим, который шел сзади, остановился и сказал:

— Я дальше не пойду. Мы получили приказ убить вас, если вы попытаетесь вернуться без разрешения Хозяина. Да вразумит вас Слово. Идите.

Им ничего другого и не оставалось. Вскоре тоннель стал шире и еще выше. Они сделали поворот и оказались в зале, откуда была видна Скала Слова — мрачный утес, стоявший абсолютно вертикально, черный, но странно мерцающий в темноте.

Источником света было озеро у подножия утеса. Вода переливалась различными цветами: холодным серым, черным, темно-синим, желтым. Скала сначала казалась просто темной, но со временем, когда глаз привыкал к освещению, выглядела, скорее, черно-серой. Страшный и нескончаемый гул, похожий на далекие раскаты грома, заставлял вслушиваться в ожидании чего-то еще более страшного, являлись ли эти звуки шумом воды или ревом ветра — трудно сказать.

Рун был уже здесь, один. Он припал к земле у пещеры, откуда брал начало поток, питавший озеро.

— Пришло твое время родить детенышей, — сказал он, подозвав к себе Хенбейн.

— Они тебе не будут принадлежать! — воскликнула Хенбейн, корчась от боли.

— Они принадлежат Слову, — спокойно заметил Рун.

— Нет, мне, — возразила Хенбейн.

— Не спорь, дорогая, это тебе вредно. Иди сюда, здесь тебе будет приятнее.

Действительно, ровная площадка была удобнее, чем каменистый берег озера. Хенбейн с трудом втащила туда отяжелевшее тело и попыталась устроиться поудобнее. Сликит осматривалась в надежде найти путь к спасению.

Пещеру она отвергла сразу. Сликит никогда не приходилось видеть скалу, источающую воду, как здесь. Над их головами заостренными сосульками висели сотни тысяч сталактитов самых странных цветов. С их кончиков то и дело срывались капли воды: тут и там слышалось безостановочное плоп, плип, плюп. За много столетий здесь образовалось множество круглых коричневато-зеленых и коричневато-желтых наростов. По размеру они были больше кротов и внушали суеверный ужас. Сталагмиты влажно блестели, как живые, между ними вился ручей; казалось, что они двигаются! Зловещее впечатление усиливалось тем, что по форме наросты очень напоминали полуразложившиеся трупы кротов.

— Добро пожаловать к Скале Слова, — произнес Рун. — Здесь суждено родиться твоим детям.

Его резкий голос, неприятно усиленный эхом, в конце концов замер где-то в вышине.

— Ты кажешься испуганной, Хенбейн. И ты, Сликит. Чего вы боитесь?..

Казалось, его слова скользят между ними, чтобы их разделить. Хенбейн вздохнула. Ей было не по себе.

— Я боюсь тебя, — сказала она.

— Я боюсь Слова, — прошептала Сликит, дрожа. Это больше не было правдой, но она должна была сказать это и сразу ощутила на себе сверлящий взгляд Руна. Она пыталась все обдумать и рассчитать, потому что знала, роды у Хенбейн начались и теперь она, Сликит, должна сделать все возможное для спасения детенышей. Она в отчаянии взглянула в ту сторону, куда убегал ручей, нет ли там выхода, но увидела лишь полумрак.

— Детеныши не умрут, — проворковал Рун, будто прочитав их мысли. — Нет-нет, я приказал оставить твоих малышей в живых. Они получат особое воспитание, а потом… — Он улыбнулся.

— Что потом? — спросила Хенбейн.

— Позвольте мне теперь показать вам то, что видели очень немногие. — Он указал левой лапой в сторону пещеры. — Здесь заключена подлинная история Верна, — сказал он.

Сначала они не догадались, что он имеет в виду. У Хенбейн уже были частые схватки, она то и дело заходилась от боли. А Рун, будто ничего не замечая, говорил о каких-то пустяках. Хенбейн могла бы все же догадаться, к чему он клонит. Но чем дольше кротихи смотрели на страшные сталагмиты, тем больше крепло в них ужасное подозрение.

А Рун между тем нашептывал:

— Смотрите, смотрите на них. Вот они, бывшие Хозяева сидима. Здесь они застыли в вечной медитации. И вода сделала для них саркофаги.

Наконец стало понятно: наросты напоминали по форме кротов, потому что это и были кроты, мертвые кроты, замурованные в эту живую скалу! Здесь они умерли или погрузились в последнюю медитацию, из которой никогда не выходят. Это был склеп Хозяев, и именно это место было выбрано Руном для родов Хенбейн.

Хенбейн испустила отчаянный вопль ужаса или боли, а может быть, того и другого.

Рун небрежно указал на жутких истуканов:

— Все они здесь, и сам. Сцирпас тоже. Смотри!

Даже Хенбейн вся выгнулась в последней потуге, она не могла оторвать глаз от огромной фигуры, самой большой, видно, потому, что стояла здесь дольше других. Внизу были различимы очертания огромных лап, сросшихся с полом, длинные когти, выросшие уже после смерти! Казалось, они ждали случая вонзиться в добычу. Сликит с нарастающей паникой смотрела на мертвые фигуры, живущие какой-то таинственной жизнью. Они были влажные, а цвет их напоминал цвет темной венозной крови. Сликит перевела взгляд на головку детеныша Хенбейн, который уже готов был появиться на свет. В конце концов Хенбейн со стоном вытолкнула своего первенца.

Детеныш казался уменьшенной копией этих гигантских уродливых фигур. Он еще не дышал и был обвит пуповиной. Рун смотрел на него молча. Сликит спокойно стояла, повинуясь инстинкту, который подсказывал ей не вмешиваться.

Потом показался второй детеныш, исчез и опять показался, на этот раз уже почти весь. Вскоре он лежал мокрым слепым комочком рядом с первым. Первый вдруг судорожно вздохнул, закашлялся и запищал, слабо вторя крикам Хенбейн. Потом и второй стал подавать признаки жизни.

А капли со сталактитов все падали и падали на неподвижных кротов, замурованных в камне, мертвых и тем не менее отвратительным образом растущих.

— Само Слово говорило со мной, Хенбейн, — выкрикнул Рун, как будто обезумев от зрелища родов. — Ты носила детенышей данктонского крота, который был близок к Камню и которого любил Босвелл. Босвелл мертв, Триффан хорошо знал его, и немногие камнепоклонники, оставшиеся в кротовьем мире, тоже знали его. Я опасался могущества Камня и хотел узнать, что скажет Слово. Уид посоветовал мне уничтожить твоих детенышей, но Слово судило иначе и сделало тебя исполнительницей своей воли, убившей Уида. По крайней мере, это тебя отчасти оправдывает. А твои дети…

В этот момент Хенбейн глубоко вздохнула, закричала и попыталась вытолкнуть еще одного.

— Кричи, вырви свою боль! Эти детеныши будут воспитаны Высоким сидимом, один из них станет Хозяином после меня. Так решило Слово. Кричи, кричи, Хенбейн! Пусть твои крики будут громкими и радостными, пусть весь мир узнает, что мы даже детей Триффана сделали приверженцами Слова! Вот как могущественно Слово, вот как слаб поверженный Камень!

Рождался третий детеныш. Он оказался темнее и меньше, чем первые два, но это был нормальный, жизнеспособный кротенок.

Как только Хенбейн перестала кричать и корчиться и смогла наконец полюбоваться на своих детишек, Рун удалился. Прежде Сликит представить себе не могла такую радость и удивление в глазах Хенбейн. Она вылизывала и нежно покусывала детенышей, которых выносила и родила.

Они поскуливали, а Хенбейн им что-то нашептывала. Потом оглянулась на Сликит, свою единственную помощницу, и сказала, но не своим обычным властным тоном, а с удивлением подростка, который впервые вышел на прогулку один и вернулся, чтобы с восторгом рассказать об этом:

— Я родила их, Сликит!

Рун незаметно и тихо ушел за ожидавшими его сидимами.

Хенбейн, черпая последние силы в своей измученной душе, достойная в этот момент уважения всего мира, горячо и торопливо зашептала Сликит:

— Возьми их, Сликит, и сделай, как я тебе сказала, помоги им, спаси их…

Пока Сликит беспомощно оглядывалась вокруг, пытаясь сообразить, куда бежать, Хенбейн поняла, что Рун исчез, чтобы привести сидимов и забрать ее детей. Тогда она, с трудом волоча свое истерзанное тело, пошла за ним. Позади тянулся кровавый след. Новорожденные лежали на прежнем месте, будто принесенные в жертву Слову.

Но они не были принесены в жертву. Когда появились сидимы, Хенбейн встала в угрожающую стойку, готовая защитить своих детей от злобного крота, когда-то давшего жизнь ей самой.

— Спаси их! — крикнула она Сликит еще раз, и слова ее были подхвачены эхом. — Спаси их!

Все — и Сликит, и детеныши, и застывшие фигуры бывших Хозяев, — все ждали чего-то или кого-то… И этот кто-то был здесь.

Он пошевелился. Его мокрая блестящая спина, его рыльце, его длинные когти — все это двигалось!

Сликит смотрела на ожившую фигуру широко раскрытыми от ужаса глазами. Сидимы вопили от страха. Сликит чуть было не умерла от испуга, когда «мертвое» тело стало не только двигаться, но и открыло рот.