Царь Фёдор и машины Эдема

Коннектор завел меня в катакомбные недра Психеи, в сектора давно выработанных и заброшенных копей.

Углепластиковая полуразвалившаяся крепежка, рассыпавшиеся рольганги транспортеров, изъеденные кислотной коррозией фабрики-грызуны, похожие сейчас на костяки динозавров. Психушники с плазмобоями пока были где-то далеко, так что оставалось время поразмышлять.

Психея была первым астероидом, который стали масштабно осваивать – первым делом тут возникла ЮСС, затем другие транснационалы. За пару десятков лет его просквозила сеть катакомб, подобной которой не было создано на Земле за пять тысяч лет цивилизации. На Психее была отработана и технология фабрик-грызунов, которые нынче с завидной методичностью уничтожают астероид за астероидом, создавая в виде продукции, в первую очередь, самих себя. Живой рабочей силы надо мало, на зарплате экономия, а капитал растет, потому что астероид уникальный – одно из самых крупных тел в Поясе, да еще богатое минеральными ресурсами. Потом на финансовые потоки слетелась всякая шелупонь и стала населением Психеи – охранники, стриптизерши, арт-консультанты, промоутеры, стилисты, бьюти-редакторы, проститутки, бренд-менеджеры. Наркомания распространилась безудержная – эти люди, конечно, ощущали, что являются паразитами…

Нить неизвестной мне Ариадны вела меня по древним тоннелям и коридорам. Один раз мне показалось, что я оказался в глухом тупике, но удалось разгрести залежи из банок с нетленным попкорном. За завалом нашлась клинкетная дверь.

Меня могло выбросить в вакуум, но за дверью открылся ещё один коридор. Он был напоен затхлостью, засыпан битым стеклом, там и сям валялось окаменевшее дерьмо. Казалось, немного поискать и найдутся кости динозавров.

Здесь оказалось совсем холодно. Ледяной воздух мучил кожу, пытаясь впиться поглубже, останавливал мышцы, терзал уши, кусал за нос. Минус тридцать Цельсия. Я прибавил обогрева своему комбинезону и накинул на голову капюшон — пока ничего, но через полчаса начну замерзать по-настоящему.

Путеводная нить неожиданно завела меня в помещение типа подсобки. Его, помимо пылесосов, занимали два хорошо сохранившихся трупа.

Покойные уронили головы на стопки распечаток, были одеты лишь в курортные поло, но покрыты синим инеем, как на новогоднем корпоративе, и, казалось, умерли от передозировки наркотиков. По крайней мере, после смерти они сохранили на окостеневших физиономиях некоторое подобие улыбки. Скрюченные пальцы одного из мертвецов обхватили допотопный джойстик игровой консоли. В застывшей руке другого был молоток со следами крови и прилипшими волосами, которым он, похоже, ударил первого. Может, это были какие-то диггеры-революционеры? Похоже, коннектор, который провел меня по тоннелям Психеи – это их изделие, действующий много лет после того, как они скопытились.

Что ж, питание у компа имелось до сих пор и на экране головизора висела надпись «Привет из ада, пришелец. Это мы, Иванов и Бобинович. Мы нашли тебя, бунтарь, – по сигнатуре героя – ты продолжишь нашу борьбу». Я кашлянул и в ответ появился подробный план ближайших секторов Психеи, отлично сохранившийся с незапамятных времен. Густым красным цветом отмечен был сектор, именуемый Эдем. Словно томатным соком залит. Явно, чтобы я обратил внимание. Может, там грузовая рампа-катапульта? Автоматы закатают меня там в комок пенорезины или в шар из аэрографита и забросят на грузовую станцию Психея-3, являющуюся одним из транспортных хабов Пояса. Если найду нормальный скафандр.

Я, забрав из синих пальцев Бобиновича медпакет, ретировался через другую дверь подсобки и снова оказался в безмолвных коридорах Психеи, кое-как освещенных вечными ксеноновыми лампочками. Стенки тоннелей были не из нынешних полиуглеродов и металлокерамики, а из старинной легированной стали. Там и сям валялись музейные ценности и прочий антиквариат.

Ящики с пустыми стеклянными бутылками в форме задницы из-под пива «Arschberg», что-то похожее на электрический стул, штабеля резиновых мужчин производства конотопской фабрики с истекшим сроком годности – наверное, не выдержали конкуренции с пластиковыми красавчиками из Бангладеш, баллоны с надписями «Achtung! Chlor», консоли с иглами электродов для нейропрограммирования, запасные головы для боеботов, груды засохших органических чипов. Сломанные андроиды – их, похоже, замучили местные садисты, применяя повешение, кастрацию, потрошение и четвертование. Те из андроидов, что с радиоизотопными батарейками, до сих пор предлагали свои услуги: «Сэр, меня еще можно утопить в ванной». Несколько мешков с настоящими глазами и этикеткой СС – компании CoreCivic, которая покупает заключенных у Bureau of Prisons на Весте и продает частникам для работ. Глаза, видно, всё, что осталось от тех невезучих ребят.

Согласно любезно предоставленному мне плану катакомб, я был недалеко от шлюза, который позволял перейти в другой сектор Психеи, тот самый «Эдем», где меня ждала катапульта. Может быть.

Каких-то десять минут и я возле шлюза.

Но психушники не дали мне десяти минут.

Коннектор Иванова и Бобиновича показал мне желтую трассу зондирования, которая окольцевала меня — значит, психушники взяли мой след. Пока они были на пять уровней выше, в соседнем секторе.

Оружия я не имел никакого — хоть соплей отбивайся. Их и с оружием не очень возьмешь: упакованы с ног до головы во всякие презервативы, предохраняющие от огневого и лучевого поражения.

Психушники быстро спускались: я услышал, как совсем неподалеку движется в шахте лифт. Даже представил, как в предвкушении победы преследователи шмыгают носами-крантиками и облизывают острыми языками свои рты-прорези.

Что микроцефалы настроены прикончить меня без церемоний — в этом я не сомневался, а заодно и помучить могут ради удовольствия, в кишках покопаться, поджечь волосы, утопить в унитазе. Садизм – это ж разновидность наркомании.

Коннектор Иванова и Бобиновича делал слежку грубо зримой. Спицы, пронзившие туннель, обозначали работу вражеских сенсоров. И сенсоры эти были напрямую соединены с прицелами боевого оружия…

Я приник к полу, добрался ползком до люка, ведущего на нижний уровень, нырнул в него и аккуратно задвинул броневую крышку за собой.

И увидел рядышком трех психушников. Их лица не были замаскированы для меня: глаза-пуговицы без зрачков, рыбий прикус челюстей, украшенных сотней мелких зубов.

Настолько рядом, что я мигом натянул двоим их же кепки на эти самые глаза, и направил их гауссеры на третьего. Вот что значит инстинкт убийцы – они выстрелили, прикончив третьего, прежде чем разобрались, куда стреляют. Затем я направил их гауссеры друг на друга. И опять инстинкт убийцы сработал. Одному психушнику попало в тот «палец», что между ног, большего и не надо. Другому повезло. С ним я и стал бороться – пытался выдернуть у него гауссер, а он не давал мне вырвать гауссер. В какой-то момент я резко отпустил оружие, оппонент отлетел на стенку тоннеля, тут я и припечатал его как хоккеист хоккеиста у бортика.

Этого хватило, он даже хрустнул – психушники все-таки, несмотря на крутизну, были скорее торчками, чем качками. Так что вскоре я оказался в шлюзовой системе.

От сектора Эдем меня отделяло только двести метров. Однако прогулка предстояла не по Бродвею. Надо было преодолеть разлом между двумя скальными массивами, пройти по «проветриваемому» тоннелю, отключенному от систем жизнедеятельности, значит без воздуха и тепла.

Комбез давно самозаштопал свои дырки и стал герметичным, но ему было далеко до космического скафандра. «На улице» температура тела за пять минут должна была упасть с тридцати шести и шести куда то вниз, ведь там примерно минус восьмидесяти.

«Всего-то» минус восемьдесят.

Но эти пять минут тело смогло бы выдержать только в состоянии частичного биостазиса, «крепкого маринада».

В медпакете имелся антифризил, устаревшее, но довольно надежное средство. Инъекция, кубиков так девять-десять – там не столько гликопротеины-антифризы, сколько мышечный гемоглобин.

Это даст много боли и пять минут дубового состояния, но мышцы будут функционировать и металлорганические конечности фурычить, если поставить им задачу. Наверное, можно за это время перебраться через ущелье. Потом, правда, опять болевое цунами, когда начнется быстрое оттаивание…

Времени не хватало даже на саму процедуру перехода в «маринад», не говоря уж о раздумиях о ней. Информационные зонды снова облизывали меня. Психушники, учтя ошибки, подбирались широким фронтом.

Выдох-вдох, я ввел старинный шприц в вену, десять кубиков. Вначале флэш, вспышка. И сразу, без паузы, боль пошла гулять корявыми пальцами по жилам.

Вместе с тем я стал погружаться в «маринад». Крепкий, блин! Сколько же придется терпеть? Антифризил входил в организм тяжело как камень и резко как штык. Как много штыков.

Инъекция антифризила не защищала от холода, наоборот космический холод вторгался в мой многострадальный организм заранее. Мне показалось, что огромная глыба льда давит и раскатывает меня будто тесто.

Пора было идти вперед, в серое марево «улицы», но я не мог даже шевельнуться. Как мумия, давно снятая с питания. Одна за другой волны кошмара накатывались и отрезали меня от тела, от реальности. Последний страшный стон и вот уже запечатано горло. Я знал сейчас одно, ещё немного и не сойду с места, превратившись в кусок заледеневшего дерьма.

Но заработали приводы моих ногозаменителей и я пошел. Вышел из шлюза. Назад дороги не было. Вперед, возможно, тоже.

Я был хуже любого железного дровосека, никакого там интеллекта, ни искусственного, ни естественного. Только механическое исполнение списка команд, поступавших из стека.

Я находился в заброшенном широком тоннеле, представлявшем собой идеальную помойку.

Выгоревшие ракетные ускорители, щетки электрогенераторов, смятые бочки, погнутые колеса, обрывки траков, ступеньки эскалаторов, обломки популярных некогда геодезиков. И штабеля голографических биллбордов с зазывными надписями: «На Психее тебя ждёт любовь. Фалломитатор с искусственным интеллектом “Пиноккио”».

Чугунный человек, с трудом маневрируя среди мусора, направлялся к шлюзу в конце тоннеля. В запасе у него было три минуты. Таймер занимал почетное центральное место в виртушечке и торжественно отсчитывал секунды до спасения, или, может быть, смерти.

Сознание отключилось где-то на двух третях пути, оставалось надеяться, что я не споткнусь и не застыну навеки. И что коннектор откроет для меня шлюз…

Я услышал: «Ау, Петрович 1.0». Так меня звало одно существо – робот-тяга Матвей 2М с корабля мусорщиков. Значит, фрибутеры не разобрали его.

– Разобрали. Только сумел собрать сам себя.

Я вздохнул и открыл глаза. К дыхательному автомату моего гермокомбеза тянулся шланг от ранца со сжиженным кислородом.

Рядом и в самом деле Матвей, удачно смонтировавший себе трофейный лидар и ставший похожим на одноглазого военачальника вроде Кутузова, сейчас он как раз регулировал приток кислорода.

Меня не то, что окружали роботехнические устройства, они просто были повсюду в этом пространстве неясной геометрии, так что поначалу оторопь взяла. Я вспомнил про знаменитую свалку на Психее, куда свозили дефектное интеллектуальное оборудование со всего Пояса. Здесь складировались умные машины, которые из-за цифровых вирусов, робопаразитов или внутренних дефектов перестали исполнять те функции, которых от них хотели владельцы. Эти экземпляры были слишком дороги, чтобы их сразу утилизировать, вот их и отправляли в бескислородные отстойники на Психее «до прибытия специалистов». Такой, значит, «Эдем».