Повесть о старых женщинах

III

Когда полчаса спустя Констанция вошла в спальную, Софья уже лежала в постели. Комната была довольно просторной. С самого детства она служила девочкам и убежищем и крепостью. Она казалась им столь же привычной и неизменной, как пещера — пещерному человеку. За всю их жизнь обои в комнате меняли дважды, и каждый раз это событие сохранялось у них в памяти как начало новой эпохи; третью эпоху составила замена половика великолепным старым ковром, отжившим свой век в гостиной. В спальной была только одна железная кровать; в этой постели они никогда не мешали друг другу и устраивались так же обособленно, как если бы спали на противоположных концах Площади св. Луки. Однако если бы Констанция легла на той половине, что у окна, а не на своей — у двери, они сочли бы, что пошатнулись устои вселенной. Маленькая каминная решетка была заполнена обрезками серебряной фольги. Теперь, вспоминая о редких болезнях, перенесенных в детстве, сестры представляли их себе, главным образом, как периоды, когда такой фольгой до отказа наполняли большую коробку из-под комнатных туфель, вешали ее у каминной доски, и от углей начинало подниматься необычайно буйное пламя; серебряная фольга составляла часть мироздания. Оконная рама была неисправна из-за того, что стена немного осела, и даже когда окно было плотно закрыто, с левой стороны между стеной и рамой оставалась узкая щель, через которую сильно дуло; морозными ночами миссис Бейнс приказывала поднять раму до конца и закрепить ее внизу клиньями. Эта щель, подвергающая их опасности, тоже была частью мироздания.

Они располагали только одной кроватью, одним умывальником и одним туалетным столиком, но в некоторых иных отношениях им повезло больше, потому что у них было два гардероба красного дерева; создаваемая двумя гардеробами независимость девочек друг от друга возникла частично благодаря мощному здравому смыслу миссис Бейнс, а частично — в результате склонности отца слегка баловать их. Кроме того, в комнате стоял пузатый комод: в этом сооружении Констанции принадлежали два коротких ящика и один длинный, а Софье — два длинных. На нем стояли две затейливые шкатулки, где каждая из сестер хранила свои драгоценности, банковскую книжку и другие сокровища. Шкатулки были их неприкосновенной собственностью. Они были неодинаковыми, но красотой не превосходили одна другую. Следует отметить, что в этой комнате царило полное равенство: единственным исключением было то, что из трех крючков, прибитых за дверью, два принадлежали Констанции.

— Ну, что? — начала разговор Софья, как только Констанция вошла в комнату. — Как милый мистер Пови?

Она лежала на спине и улыбалась, не поворачиваясь к Констанции и разглядывая собственные руки.

— Спит, — ответила Констанция. — Во всяком случае, мама так считает. Она говорит, что сон для него главное лекарство.

— Как бы у него снова не началось, — промолвила Софья.

— Что ты сказала? — спросила Констанция, раздеваясь.

— Как бы снова не началось.

Эти слова были цитатой из фраз, сказанных милым мистером Пови на лестнице, и Софья произнесла их, точно имитируя особенности его речи.

— Софья, — строго сказала Констанция, приблизившись к кровати, — пора бы тебе поумнеть! — Она великодушно пропустила мимо ушей насмешливую нотку в первых словах Софьи, но новые насмешки терпеть не собиралась:

— Ты и так достаточно набедокурила! — добавила она.

В ответ Софья разразилась неистовым смехом, который и не пыталась сдержать. Она хохотала и хохотала, а Констанция все это время пристально смотрела на нее.

— Не понимаю, что на тебя нашло! — сказала Констанция.

— Стоит мне на него посмотреть, как меня смех разбирает, — задыхаясь произнесла Софья и приподняла левую руку, в которой держала крошечный предмет.

Констанция вздрогнула и покраснела.

— Ты что же, не выбросила его? — негодующим тоном спросила она. — Какая ты противная, Софья! Сейчас же отдай его мне, я его выкину. Это неслыханно. Отдай немедленно!

— Нет, — возразила Софья. — Не расстанусь с ним ни за что на свете. Он такой миленький.

В безудержном смехе растаяла ее тайная обида на Констанцию за то, что та весь вечер не обращала на нее внимания, и за то, что у нее были такие близкие отношения с родителями, и теперь была готова пошутить над сестрой.

— Отдай, — упрямо повторила Констанция.

Софья спрятала руку под одеяло.

— Если хочешь, можешь забрать его старый пенек, когда его выдернут. Жаль, что это не тот зуб.

— Софья, мне стыдно за тебя! Отдай сейчас же!

Только теперь Софья почувствовала, что Констанция не шутит. Она удивилась и немного испугалась, потому что выражение лица сестры, всегда такое кроткое и спокойное, стало жестким и почти беспощадным. Однако Софья обладала значительной долей того, что называют «силой духа», и даже беспощадность на лице Констанции могла устрашить ее лишь на несколько секунд. Ее веселости как не бывало, она плотно сжала губы.

— Маме я ничего не сказала… — продолжала Констанция.

— Еще бы, — заметила Софья.

— Но если ты его не выбросишь, обязательно скажу, — решительно заявила Констанция.

— Говори что хочешь, — резко произнесла Софья и презрительно добавила слово, ныне вышедшее из употребления: «ханжа».

— Отдашь ты его или нет?

— Нет!

В спальной внезапно разгорелось сражение. Обстановка полностью изменилась, как по мановению волшебной палочки. Красота Софьи и простодушное девичье очарование обеих обернулось мрачностью и жестокостью. Софья лежала головой на подушке в нимбе темно-каштановых волос и смотрела в разгневанные глаза Констанции, с угрожающим видом стоявшей у кровати. Им было слышно, как гудит над туалетным столиком газовый рожок и как их сердца стремительно гонят кровь по жилам. Не старея, они перестали быть молодыми; в них пробудилось ото сна Вечное.

Констанция отошла от кровати к туалетному столику, распустила и начала расчесывать волосы, откидывая голову назад и наклоняясь вперед — совершая неизменные движения ежевечернего ритуала. Но она была так расстроена, что перепутала последовательность действий. Вскоре Софья выскользнула из постели и, подойдя босиком к комоду, открыла свою шкатулку и положила в нее собственность мистера Пови; затем решительно захлопнула крышку, как бы говоря: «Посмотрим, что вы скажете на это, мисс!» Они встретились взглядом в зеркале. Затем Софья вернулась в постель.

Через несколько минут, приведя в порядок волосы, Констанция преклонила колени и прочла молитву. Помолившись, она шагнула прямо к шкатулке Софьи, открыла ее, схватила собственность мистера Пови, подбежала к окну и с остервенением пропихнула осколок зуба через щель на Площадь.

— Вот так-то! — возбужденно произнесла она.

Она совершила это немыслимое, непростительное нарушение кодекса чести раньше, чем Софья оправилась от потрясения, вызванного наглым осквернением ее неприкосновенной шкатулки. В одно мгновение идеалы Софьи были разбиты вдребезги, и кем? Самым милым, нежным созданием из всех, кого она знала. Как для Софьи, так и для Констанции это было полной неожиданностью, одинаково испугавшей их обеих. Софья, неотрывно глядя на цитату «Господи, не отврати от меня лицо твое», висящую в соломенной рамке над комодом, не шелохнулась. Она потерпела поражение и была этим так потрясена, что даже не подумала о явном бессилии разукрашенных цитат в борьбе со злодеянием. Нет, ее нисколько не интересовала собственность мистера Пови. Ее ошеломили и заставили молча смириться с неизбежным моральная сторона происшедшего и удивительный, необъяснимый переворот в характере Констанции.

Дрожащая от возбуждения Констанция старалась завершить приготовление ко сну с достойным спокойствием. Поведение Софьи оказалось для нее неожиданным, но придало ей смелости. В конце концов Констанция погасила газ и легла рядом с Софьей. Они немного повертелись в постели, укладываясь поудобнее, и наступило затишье.

— Если хочешь знать, — дружелюбно и бесхитростно сказала Констанция, — мама с тетей Гарриет решили, что со следующего семестра мы обе должны оставить школу.

Глава III. Сражение