Повесть о старых женщинах

Слыхано ли, чтобы хозяин вырвал еду из рук гостя! Чтобы хозяин ударил гостя! Чтобы джентльмен ударил даму!

Констанция сдернула Сирила со стула и со всех ног бросилась с ним в его комнату (некогда принадлежавшую Сэмюелу), где шлепнула его по руке и сказала, что он очень, очень скверный мальчик и что она не представляет себе, как будет с ним говорить отец. Она вытащила из его отвратительного перепачканного рта остатки торта, вернее, то, что смогла достать, а потом ушла, оставив его на кровати. Когда побагровевшая, пытающаяся улыбаться Констанция вернулась в гостиную, мисс Дженни все еще была в слезах. Ее никак не могли успокоить. К счастью, ее матушка (собиравшаяся вскоре подарить Дженни, как она надеялась, братишку) отсутствовала. Мисс Инсал пообещала проводить Дженни домой, и было принято решение, что ей следует уйти. Мистер Кричлоу, весьма разгневанный, заявил, что он тоже уходит. Все трое удалились, сопровождаемые бесконечными изъявлениями любви и сожаления по поводу случившегося со стороны Констанции. Все делали вид, что ничего особенного не произошло, и громко изрекали, что на детских праздниках всегда бывают подобные приключения. А родственники маленьких гостей утверждали, что Сирил — прелестное дитя и миссис Пови не должна…

Но попытки притвориться, что приличия не нарушены, потерпели фиаско.

Изумленная девочка почти восьми лет, Мафусаил{42} среди гостей, направилась через комнату к Констанции и громогласно произнесла доверительным и придурковатым тоном:

— Ведь правда, Сирил вел себя грубо, миссис Пови?

Бестактность детей принимает иногда трагические формы.

Несколько позже на Кинг-стрит по винтовой лестнице и через нижнюю гостиную вытек тонкий ручеек пышных маленьких фигурок. А Констанция выслушала множество комплиментов и просьб простить милого Сирила.

— Кажется, ты сказала, что мальчик у себя в комнате, — обратился Сэмюел к Констанции, вернувшись в нижнюю гостиную после проводов гостей. Они избегали смотреть друг на друга.

— Да, а что?

— Его там нет.

— Вот плутишка! («Плутишка» — шутливая попытка не относиться серьезно к провинности плута!) Он, наверное, ищет Эми. — Она спустилась по лестнице, ведущей в кухню, и крикнула: — Эми, мастер Сирил внизу?

— Мастер Сирил? Нет, мэм. Но он был в нижней гостиной, когда ушли сперва первые, а потом вторые гости. Я велела ему пойти наверх и хорошо вести себя.

Сначала у Констанции и Сэмюела лишь мелькнуло подозрение, что Сирил мог исчезнуть, что его может не быть дома, но, мелькнув, подозрение превратилось в уверенность. Эми, подвергнутая перекрестному допросу, внезапно разразилась слезами и призналась, что боковая дверь, возможно, осталась открытой, когда, отправив «вторых гостей», она преступным образом бросила Сирила одного в нижней гостиной, отлучившись на минутку в кухню. Сумерки сгущались. Перед глазами Эми возникло видение: беззащитный невинный младенец бредет ночью по пустынным улицам большого города. Подобное же видение, украшенное такими деталями, как каналы, колеса трамваев и дверцы люков, возникло и пред глазами Констанции. Сэмюел сказал, что так или иначе он не мог уйти далеко, что кто-нибудь непременно заметил бы его, узнал и вернул домой. «Да, конечно, — подумала рассудительная Констанция, — но вдруг…»

Втроем они вновь обыскали весь дом. Потом, в гостиной (которая находилась в состоянии полной разрухи), Эми воскликнула:

— Послушайте, хозяин! Вон, через Площадь, идет городской глашатай. Может, попросите его, чтоб он объявил по городу?

— Беги останови его, — приказала Констанция.

Эми помчалась со всех ног.

Сэмюел и пожилой глашатай вели переговоры у боковой двери, женщины стояли в стороне.

— Объявлять без моего колокола не могу, — протяжно говорил глашатай, поглаживая свой поношенный мундир. — А колокол-то дома. Нужно сходить взять его. Вы вот напишите на бумажке, чего сказать, а я сбегаю за колоколом. Люди-то не станут меня слушать без колокола.

Таким образом, по всему городу было объявлено о пропаже Сирила.

— Эми, — сказала Констанция, когда они остались вдвоем, — нечего стоять тут и реветь. Займись делом и прибери-ка гостиную, да поскорее! Малыша, без сомнения, скоро найдут. Хозяин тоже пошел на поиски.

Смело сказано! Констанция помогала убирать в гостиной и кухне. Такова женская доля в периоды кризисов. Что бы ни случилось, а посуду надо мыть.

Вскоре из подземного хода, который тянулся через два подвала и выходил во двор и на Брогем-стрит, в кухню вошел Сэмюел Пови. В руках он нес отвратительный, измазанный черной грязью предмет. Этим предметом был некогда белоснежный Сирил.

Констанция пронзительно вскрикнула. Она могла дать волю своим чувствам, потому что Эми ушла наверх.

— Не подходи! — воскликнул мистер Пови. — К нему противно дотронуться.

И мистер Пови собрался было пройти мимо матери.

— Где ты нашел его?

— Я нашел его в дальнем погребе, — ответил мистер Пови, все-таки вынужденный остановиться. — Вчера он был там со мной, и мне пришло в голову, что именно туда он мог убежать.

— Как! В полной темноте?

— Представь себе, он зажег свечу! Я оставил сверху свечу и коробку спичек, потому что не успел расставить все по полкам.

— Ну и ну! — пробормотала Констанция. — Не могу понять, как он набрался смелости пойти туда один-одинешенек.

— Не можешь? — насмешливо произнес мистер Пови. — А я могу. Он поступил так, просто чтобы напугать нас.

— О, Сирил! — укоризненно обратилась к ребенку Констанция. — Сирил!

Мальчик не шелохнулся. Выражение лица у него было загадочным: в нем таились то ли угрюмость, то ли бессердечие, то ли полное непонимание своей вины.

— Дай его мне, — сказала Констанция.

— Сегодня я сам займусь им, — сурово ответил Сэмюел.

— Но ты же не можешь выкупать его, — сказала Констанция, и чувство облегчения сменилось у нее страхом.

— Почему не могу? — спросил мистер Пови и двинулся вперед.

— Но, Сэм…

— Я же сказал тебе, что сам займусь им, — угрожающим тоном повторил Сэм.

— Но что ты собираешься делать? — со страхом спросила Констанция.

— Скажи, — ответил мистер Пови, — нужно проявить свое отношение к поступку такого рода или нет? — И он пошел наверх.

Констанция догнала его у двери детской. Мистер Пови не дал ей и слова промолвить. Глаза его гневно сверкали.

— Хватит! — грубо предостерег он ее. — Иди-ка вниз, матушка!

И он скрылся в детской со своей грешной и беспомощной жертвой.

Через секунду он высунул голову из двери. Констанция не подчинилась ему. Он вышел в коридор и захлопнул дверь, чтобы Сирил их не слышал.

— Теперь уж, пожалуйста, делай, как я велю, — прошипел он. — Не будем скандалить.

Она, плача, медленно спустилась вниз. А мистер Пови вернулся к месту расправы.

Эми чуть не свалилась на голову Констанции, когда несла из гостиной последний поднос с посудой. И Констанции пришлось сообщить девушке, что Сирила нашли. Не удалось ей и скрыть от Эми, что хозяин взял это дело в свои руки. Эми заплакала.

Примерно через час появился наконец мистер Пови. Констанция между тем пыталась сосчитать серебряные ложки в нижней гостиной.

— Он в постели, — произнес мистер Пови, стараясь изобразить величественное безразличие. — Тебе идти к нему не следует.

— Но ты выкупал его? — со слезами в голосе спросила Констанция.

— Да, я выкупал его, — ответил удивительный мистер Пови.

— Что ты сделал с ним?

— Наказал его, конечно, — изрек мистер Пови, как Бог, который выше человеческих слабостей. — А ты что ожидала? Кто-то ведь должен был это сделать.

Констанция отерла слезы краем белого передника, надетого поверх нового шелкового платья. Она сдалась, она смирилась с происшедшим, она мужественно перенесла его. И весь вечер они с печалью и ужасом в душе делали вид, что сердца их бьются согласно. Старательная, оживленная доброта мистера Пови причиняла ей мучительную боль.

Они направились в спальную, и там, стоя рядом с Сэмюелом, Констанция внезапно отбросила притворство и с мукой в глазах и в голосе сказала:

— Ты должен разрешить мне взглянуть на него.

Они посмотрели друг другу в лицо. На мгновение Сирил перестал существовать для Констанции. Ее душой завладел один только Сэмюел, но он казался чужим, не знакомым ей человеком. В жизни Констанции это был один из тех переломных моментов, когда человеческая душа как бы находится на грани дотоле окутанных тайной и губительных открытий, после чего эта волна откатывается так же необъяснимо, как она нахлынула.

— Ну конечно! — согласился мистер Пови, отвернувшись с беспечным видом, подчеркивающим, что она делает из пустяка трагедию.

Она невольно по-детски вздохнула с облегчением.

Сирил крепко спал. Мистер Пови одержал победу.

Констанции не спалось. Когда она лежала без сна рядом с мужем, в тайных глубинах ее души, казалось, кипели чувства, непонятые ей самой. Их нельзя было определить, как печаль или как радость, ибо они носили более стихийный характер! Они были вызваны ощущением сиюминутной напряженности ее жизни, ощущением тревожным, волнующим, но не грустным! Она говорила себе, что Сэмюел прав, совершенно прав. А потом утверждала, что бедному малышу нет еще и пяти и что все это чудовищно. Их нужно помирить, но помирить их невозможно. Ей предстоит всегда метаться между ними, чтобы мирить их и терпеть в этом неудачу. Нет для нее отдохновения, нет спасения от непосильных забот и ответственности. Она не может переделать Сэмюела, и кроме того, ведь он прав! Она чувствовала, что Сирила, хоть ему нет еще и пяти, она тоже переделать не сможет. Его нельзя изменить, как нельзя изменить растущий цветок. Мысль о матери и Софье не приходила ей в голову, однако она испытывала чувство, сходное с тем, какое испытывала миссис Бейнс в моменты исторических свершений, но поскольку она была добрее, моложе и менее измучена судьбой, ее одолевала не горечь, а, скорее, печальное блаженство.

Глава IV. Преступление