Без названия

IV.

Увлекшись своей работой на приисках, Окоемов пробыл в Красном-Кусту лишних два дня. Необходимо было закончить разведку, с одной стороны, а с другой -- устроить заготовку разных материалов для будущих построек. Терять времени не приходилось. По совету Утлых, две артели плотников были наняты еще до отезда из Екатеринбурга. Одним словом, работа кипела, и время неслось стрелой. -- Ужо надо как-нибудь к о. Аркадию сездить,-- говорил Утлых.-- Потерял он нас совсем... -- Я сделал громадную ошибку, что оставил своих компаньонов в Екатеринбурге... Им здесь было бы веселее. Утлых отмалчивался. Он не верил в компаньонов Окоемова и был рад, что они, по крайней мере, не мешают серьезному делу. Про себя он считал их величайшим тормозом для всего предприятия. Окоемов одним ранним летним утром только-что собрался отправиться в Челкаш, как неожиданно появился сам о. Аркадий, приехавший спешно. По его лицу Окоемов догадался, что что-то случилось. -- А я за вами, Василий Тимофеич,-- торопливо говорил о. Аркадий.-- Дело в следующем... Приехали из города две дамы. Да... -- Какия дамы? -- Одна из вашей компании, Варвара Петровна, а другая неизвестная... Совсем еще юница. Окоемову пришлось только пожать плечами: никакой юницы он не знал. Затем, только отчаянная решимость могла заставить княжну предпринять такое опасное путешествие, как поездка на лошадях. Вообще, что-то такое случилось и, как он предчувствовал, случилось что-нибудь скверное. Он писал уже два письма княжне и не получал ответа, а тут она вдруг свалилась, как снег на голову. -- Значит, мы вместе и отправимся,-- говорил Окоомов.-- А Илья Ѳедорыч останется здесь... У о. Аркадия было скромное желание посмотреть работы, но Утлых воспротивился этому с угрюмой решительностью. Челканский поп все дело мог испортить... -- Какой суеверный человек,-- говорил про него о. Аркадий, когда они с Окоемовым пошли на озеро.-- А еще благоприятель считается... Чего же ждать от других? Вот вам положение русскаго священника, которому приходится бороться с самыми невероятными предразсудками. -- Да... Что делать, о. Аркадий,-- машинально отвечал Окоемов; он думал совсем о другом, хотя и не решался откровенно спросить о. Аркадия, какая таинственная "юница" приехала с княжной. Смутно Окоемов догадывался, кто это мог быть, по это было так невероятно, что он не решался разспрашивать о подробностях. Очень могло быть, что княжна нашла какую-нибудь смелую компаньонку и явилась с ней. Когда поповский коробок бойко подкатил к поповскому домику, первое, что увидел Окоемов, была сама княжна. Она сидела на скамеечке у ворот, накрывшись каким-то темным платочком. -- Что случилось, Варвара Петровна?.. -- Что случилось? Я уже приехала к вам проститься... Я уже больше не могу. Как вы хотите, Василий Тимофеич, а я уже не могу... -- Да в чем дело-то? -- В чем уже дело? Вы знаете, как я вас люблю, но всему есть границы... Сергей Ипполитыч так ведет себя, что компрометирует всех. На нас скоро будут указывать пальцами... Достаточно уже сказать одно то, что он совсем не выходит из клуба и выиграл много денег, а вы знаете, что это за человек, когда у него много денег. -- Только в этом и дело, милейшая Варвара Петровна? -- Кажется, уже достаточно? Я не могу уже видеть этого ужаснаго человека... -- Хорошо, хорошо, мы все это устроим... Прежде всего, успокойтесь. А Сережу мы выучим... Это спокойствие возмутило княжну. Последняя энергия ее оставила, и она расплакалась, как школьница, получившая дурной балл. -- Вы лучше разскажите мне, как могли решиться одне на такое путешествие?-- спрашивал Окоемов, чтобы отвлечь мысли княжны от ужаснаго человека. -- Что же мне оставалось уже делать? Наконец... Она сделала жест, указывая на окно поповскаго дома. -- С кем вы приехали, Варвара Петровна? -- Вы уже знаете с кем... Она в ужасном положении и обратилась ко мне. Это чудная девушка... Она так одинока и так плакала... -- Настасья Яковлевна? -- Да, Настасья Яковлевна... Она сама лучше все вам разскажет. Сейчас только не тревожьте ее... Неудобно одно, что она убежала от своего дяди. -- Позвольте, ведь она, если я не ошибаюсь, совершеннолетняя и может вполне располагать собой? Просто ушла и отлично сделала... Да что мы тут за воротами разговариваем -- идемте в комнаты. Княжна повиновалась. Она как-то сразу успокоилась и даже посмотрела такими мило-виноватыми глазами, как напроказивший ребенок. -- Юница у моей попадьи прячется...-- предупредил о. Аркадий.-- Не тревожьте ее сразу. В гостиной уже был готов самовар, и княжна заняла место хозяйки, что отвлекло ея мысли от главной темы. Она даже улыбнулась, заметив волнение Окоемова. Бедняжка, как он мучился, и как мучится она... Окоемов, действительно, вздрагивал от каждаго шороха и все оглядывался на затворенную дверь на половину попадьи. С другой стороны, ему не хотелось выдавать своего волнения. -- Ну, как там у нас?..-- говорил он, подбирая слова.-- Я больше всего боюсь, как бы все не перессорились. -- Нет, пока ничего. Представьте себе, Василий Тимофеич, в Екатеринбурге я познакомилась со своими лишними людьми. Все равно, как у нас в Москве... И какие все славные. Они откуда-то уже узнали о нашей компании и приходили, чтобы переговорить с вами. Два реалиста, некончивший студент, три учительницы, оставшияся без мест... Да, такия хорошия лица, и я так жалела, что вы не едете. -- Вероятно, вы им наобещали больше, чем я могу сделать? -- Положительно я уже ничего не обещала, а так... вообще... Куда же им деваться, в самом деле? -- Хорошо, хорошо. Увидим... Мы здесь работали с Утлых за четверых. Кажется, дело пойдет, т.-е. есть основание так думать, хотя поручиться вперед и нельзя. Во всяком случае, я вас не отпущу больше в город, Варвара Петровна, потому что вы мне нужны здесь и очень нужны... -- А если я уже собралась уезжать в Москву и даже все свои вещи запаковала? -- Что касается запакованных вещей, то это очень удобно для перевозки их сюда. Вообще, вы это отлично сделали... да. А с Сережей я разсчитаюсь по-своему. Он, действительно, держал себя самым возмутительным образом... да. Вы знаете, какой он безхарактерный человек... -- Пожалуйста, ничего мне не говорите об этом... этом монстре. Нужно было все мое хладнокровие, чтобы не сделать ему историю. Я уже делала такой вид, что ничего не вижу и не слышу... Этот разговор был прерван легким скрипом двери,-- в ней появилась голова попадьи, делавшая таинственные знаки княжне. -- Идите туда, на берег озера...-- торопливо заговорила княжна Окоемову.-- Она уже там и желает переговорить с вами. Действительно, Настасья Яковлевна сидела на берегу, на скамеечке, и ждала Окоемова. Издали она показалась ему такой маленькой, почти девочкой,-- тоненькая, изящная, стройная, с маленьким бледным личиком. Быстрые шаги Окоемова заставили ее оглянуться. Она сделала такое движение, точно хотела убежать. Окоемов остановился, не решаясь даже протянуть руку. -- Вы желали меня видеть, Настасья Яковлевна... -- Да... Она первая протянула ему свою маленькую руку и проговорила, глядя прямо в глаза: -- Вы на меня не разсердились, Василий Тимофеич? -- Я? Что вы, Настасья Яковлевна... я так рад видеть вас... всегда рад... -- Как видите, я воспользовалась вашим предложением... Я писала вам письмо, котораго вы, очевидно, не получили. А тут случайно встретила Варвару Петровну... Она такая добрая... да... -- Я думаю, Настасья Яковлевна, нам лучше поговорить серьезно потом, когда вы немного успокоитесь... -- Разве вам говорила что-нибудь Варвара Петровна? -- Нет, но я позволяю себе догадываться... -- Вы ошибаетесь: я могу переговорить совершенно свободно... Может быть, вам некогда, и я отнимаю у вас время? -- Нет, нет, что вы... Вот сядемте здесь и переговоримте. Со мной вы можете быть вполне откровенны, как сестра с братом, т.-е. я не напрашиваюсь на откровенность, а если только вы хотите что-нибудь сказать... Они сели на скамью рядом. Девушка отодвинулась на самый край и молчала, собираясь с силами. Окоемову сделалось ея жаль, как родную сестру. Бедный ребенок так мучился, а он не имел права даже утешить ее, потому что был в ея глазах все-таки чужим человеком. -- Я вас отлично знаю теперь, Василий Тимофеич,-- заговорила она, опуская глаза.-- Да, знаю... Варвара Петровна мне так много разсказывала о вас. -- Виноват, я перебью вас: Варвара Петровна очень хорошая, безконечно добрая и чудная женщина, но она часто ошибается в людях. Мир для нея делится на два разряда людей: с одной стороны -- безусловно хорошие люди, с другой -- безусловно дурные... Я пока состою в первом разряде, и поэтому Варвара Петровна, вероятно, не поскупилась на похвалы, и мне вперед неловко, потому что вы можете очень заблуждаться. -- О, нет, нет!.. Знаете, есть такия вещи, в которых женщины не ошибаются, как и я в данном случае, хоть меня и вас разделяет целая пропасть... Сделав паузу, она проговорила с милой улыбкой: -- Вас, вероятно, удивляет самый язык, которым я говорю с вами? Мне это заметила Варвара Петровна... Вы ожидали встретить совсем необразованную девушку, выросшую в глухой раскольничьей среде. Да? Нет, я кое-чему училась, хотя и не была в гимназии или институте... У меня была одна тетка, кончившая гимназию. Я жила у ней, и она занималась со мной, читала и рекомендовала книги для самостоятельнаго чтения. Теперь даже в нашей раскольничьей среде вы встретите немало женщин с средним образованием, которыя вносят в свои семьи и свет, и знания, и другие взгляды на жизнь. -- Я встречал таких женщин, Настасья Яковлевна. -- Да, моя тетка была таким именно человеком, и с ея смертью я потеряла все. Если бы она была жива, мы не сидели бы здесь и не разговаривали. В жизни вообще много роковых случайностей. Помните, как мы с вами встретились в первый раз? Могла ли я предполагать, что мне придется обратиться к вам за помощью, вернее, за советом... -- Мне остается только поблагодарить вас за это доверие. -- Затем вы говорите такими книжными фразами? Я простая девушка и отлично понимаю, какое разстояние нас разделяет. Притом я навязываюсь к вам с своей особой в самое неудобное время... Но мне хотелось одного, именно, чтобы вы знали, с кем имеете дело. Она просто и сжато разсказала свою несложную биографию. Родилась она на степных промыслах в очень богатой семье золотопромышленников и помнит только отца,-- от матери она осталась ребенком. Потом отец умирает, и ее увозят в Москву к тетке, у которой она прожила до тринадцати лет. Это было самым счастливым временем в ея жизни. Но тетка умирает, и она попадает к дяде, попадает в самый неудобный момент, когда промысловыя дела пришли в полный упадок и разорение пошло вперед быстрыми шагами. Как в большинстве раскольничьих семей, имущество было общее, братья не делились между собой, и поэтому и разорение сделалось общим. Оставалось только громкое имя в своей промышленной среде. Дядя Марк Евсеич человек не хуже, не лучше других. -- Вы его считаете дурным человеком...-- предупредила девушка немой вопрос Окоемова.--Он просто несчастный человек, подавленный мыслью, что это он разорил всех, а главным образом разорил меня, как сироту. Вероятно, об этом ходят слухи, и они доходят до дяди и отравляют ему жизнь. У него развилась подозрительность, недоверие, скрытность. Например, наше случайное знакомство доставило ему массу неприятностей, хотя прямо он ничего и не говорит. Он заподозрел в вас одного из тех женихов, которые ловят богатых невест и которому он должен будет дать полный отчет в моей доле наследства. Мои воображаемые женихи вообще доставляют массу неприятностей, и в первое время я на вас тоже сердилась именно за это... Девушка разсмеялась, а потом заговорила с печальной серьезностью. -- Зачем вы тогда в Москве так упорно желали встретиться со мной, Василий Тимофеич?.. Потом, вы наводили справки, разузнавали, и я ненавидела вас, потому что все это ухудшало мое положение в чужой семье. Я знаю, что вас ввели в заблуждение нелепые слухи о моем невольном затворничестве, о похищенных у меня несметных сокровищах, и мне было обидно, что вы... -- Сейчас, Настасья Яковлевна, я не могу обяснить вам, почему я все это делал... Мы еще слишком мало знакомы. Могу только пожалеть, что причинил вам столько неприятностей совсем невольно... -- Я скажу больше: благодаря вам, дядя потащил меня на Урал, чтобы здесь выдать поскорее замуж за кого-нибудь из своих раскольников. С моим замужеством у него свалилась бы гора с плеч. Одним словом, я должна была на время исчезнуть, чтоб избавиться от этого удовольствия. Вы теперь знаете все подробности, почему я решилась приехать сюда, Василий Тимофеич... -- Лучшаго вы ничего не могли и придумать, Настасья Яковлевна, тем более, что я, действительно, начинаю чувствовать себя до известной степени виноватым. Впрочем, знаете что: вы можете вступить в число членов нашей компании, и тогда ваше пребывание здесь не покажется никому странным... Девушка посмотрела на него и проговорила одну фразу: -- Зачем обманывать?..