Без названия

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

Окоемов отправился сделать предварительный обзор купленных промыслов вместе с Утлых. Они отправились в собственном сибирском тарантасе, что Скоемову особенно нравилось, напоминая доброе, старое дожелезнодорожное время. Тарантас представлял собою походный дом, и в него, кроме пассажиров, можно было поместить разнаго багажа пудов пятнадцать. На путешествие Окоемов ассигновал две недели времени. -- Успеем все посмотреть,-- говорил Утлых. -- Как хорошо...-- восхищался Окоемов.-- Я так давно не ездил на лошадях. Какой простор... Совершенно особенное ощущение, точно вырвался откуда-то на волю. Утлых мог только удивляться этим восторгам бойкаго московскаго барина. Как же иначе ездить? Когда тарантас с тракта свернул на проселок, Окоемов пришел еще в больший восторг. Какия славныя деревни попадались на пути, не чета расейским -- избы стояли, как зуба. Леса было еще достаточно, и уральский мужик жил крепко, как, вероятно, жили мужики при Аскольде и Дире. И земли много, и воды, и всякаго угодья. Вообще, никакого сравнения с жалкими расейскими деревушками. -- В Сибири еще лучше пойдет,-- уверял Утлых.-- Всем еще места хватит, да и от нас еще останется... -- Да, Сибирь еще вся в будущем,-- задумчиво отвечал Окоемов. Они сначала отправились на юг от Екатеринбурга, по челябинскому тракту. Дорогой Окоемов припомнил, что здесь где-то живет сибирский поп Аркадий. Посмотрев свою записную книжку, он спросил своего спутника: -- Озеро Челкан вы знаете, Илья Ѳедорыч? -- Даже весьма превосходно знаю... Это в сторону от тракта верст двадцать. -- Может-быть, вы и о. Аркадия знаете? -- Еще бы... Мы с ним большие дружки. Он из Казани недавно проезжал, так завертывал ко мне. Ловкий попик, работящий... У меня-то железный рудник недалеко от озера Челкан был, так я всегда у попа Аркадия останавливался. Может-быть, вы к нему хотите? Нам рукой подать... Прииск-то наш будет от Челкана верстах в пятнадцати... -- Вот и отлично. Мне интересно было бы побывать у него... -- Хорошо, что во-время сказали. Повернем со следующей станции на Челкан. Привольныя там места... Главный массив Уральскаго хребта точно уходил все больше и больше вправо, а впереди все ровнее и ровнее разстилалась начинавшаяся сибирская равнина. Собственно, это было уже начало благословенной Башкирии. Окоемов удивился тучному чернозему, хорошим всходам, рослой траве,-- земля еще не потеряла силы и удобрялась кое-как. -- Какое здесь удобрение,-- возмущался Утлых.-- Так, кое-как разбросают навоз. А больше и так земля остается... Я знаю две деревни, которыя должны были переселяться от навоза: двести лет валили навоз около деревни, завалили речонку, наконец самим тошно стало, и переехали на другое место. Оно и легче, чем свозить накопленный навоз. Лучшее удобрение даром пропадает. Глуп народ, своей пользы не понимает... Озеро Челкан разлеглось в плоских берегах, заросших кругом камышами. Только в одном месте берег приподнимался, и на этой возвышенности раскинулось громадное село Челкан. Издали еще забелелась каменная большая церковь. -- Дворов с триста будет,--обяснил Утлых.-- У попа Аркадия богатый приход. Только все дело ему портят раскольники да башкиры... Умирать бы попу не надо было, кабы все православные. Башкиры одолевают -- конокрад на конокраде. Всех лошадей под замком держат. Как-то поп Аркадий лихого жеребца выкормил. Рублей двухсот стоил... Ну, башкиры все и подбирались к нему, а поп-то крепко живет. Что бы вы думали, украли-таки лошадь... Через ворота не могли попасть, так через крышу, собаки, спустились, замок сломали, лошадь связали да через крышу ее и вытащили. То удивительно, что никто даже не проснулся в доме. А собаки дворовыя прямо себя дурами оказали... Очень не любит поп Аркадий, ежели ему про этого самаго жеребца помянуть. Хоть до кого доведись: обидно. Тарантас с треском вехал в село, так что поддужные колокольчики замерли, точно у них дух захватило от лихой езды. Поповский дом стоял в центре села, на крутом берегу, прямо против церкви. Поп Аркадий был дома, и сам вышел навстречу гостям. Он был в татарском азяме и мягких татарских сапогах без каблуков. Сам и ворота отворил. -- Милости просим, дорогие гости...-- приглашал он. Поповский пятистенный дом был недавно еще поставлен, и его тесовая крыша еще желтела, как верхняя корка только-что испеченнаго пирога. Громадный двор обставлен был кругом хозяйственными пристройками. Крепко и хозяйственно жил сибирский поп, так что Окоемов невольно залюбовался хозяйственным угодьем. Отец Аркадий очень был рад гостям и даже расцеловался с Окоемовым по русскому обычаю. -- Ну, идите в избу, гости будете,-- говорил о. Аркадий, похлопывая Окоемова по плечу.-- Ах, американец, американец... Спасибо, что не забыли деревенскаго попа. Может-быть, и поп в некоторое время пригодится. -- И даже весьма пригодитесь, о. Аркадий,-- подтвердил Утлых.-- Мы тут недалеко дельце заводим... -- Ох, слышал, отцы, и скорбел... -- Что, обидно показалось? -- Землю будете портить, вот почему и обидно. Изроете все, исковеркаете, а сами уйдете. Мы-то вот останемся и будем любоваться на вашу порчу. -- Ничего, земли на всех хватит, о. Аркадий. Внутри поповский дом состоял из четырех комнат. Обстановка была самая скромная, хотя везде и царила идеальная чистота. Видно, что попадья была хорошей хозяйкой. Самая большая комната носила громкое название гостиной, потому что в ней стоял диван и "десертный" стол. На полу от двери к двери шли дорожки своей домашней работы, на окнах стояли старинные цветы -- фуксии, герани, гортензии. Окоемов слышал, что где-то топчутся маленькия ноги, и заключил о существовании большой семьи. -- Вот нам и квартира, Василий Тимофеич,-- говорил Утлых, снимая с себя дорожную сумку.-- Отцу-то Аркадию скучно в деревне, ну, а с нами веселее будет. Может, и домашняя наливка у попадьи найдется... -- Все найдется, дорогие гости... -- По-деревенски живете, с запасом,-- обяснил Утлых.-- А хорошо, Василий Тимофеич, по-деревенски-то: все свое, всего вдоволь, и все дешево. Приедешь вот к ним, так душой отдохнешь. -- Мы сейчас будем обедать,-- говорил о. Аркадий.-- По-деревенски, обед ранний у нас, в роде вашего городского завтрака. Я сейчас скажу жене... Действительно, было всего еще только двенадцать часов. О. Аркадий отправился делать распоряжения по хозяйству. Окоемов стеснялся, что их приезд доставит хозяйке лишния хлопоты, но в деревне ресторанов и кухмистерских не полагалось. -- Знаете что, Василий Тимофеич,-- заговорил Утлых,-- у нас здесь будет главная квартира. Не правда ли? О. Аркадий будет рад... Он даже может войти в вашу компанию. Деревенский обед отличался большой скромностью и состоял только из ухи и пшенной каши. Зато удивительно был вкусен пшеничный хлеб, сделанный из своей муки. От домашней наливки Окоемов отказался наотрез. -- Я тоже ничего не пью,-- заметил вскользь о. Аркадии.-- Из принципа не пью, чтобы не иметь лишних привычек... -- Нет, с остатку оно хорошо пропустить рюмочку,-- сказал Утлых.-- И в Писании сказано: невинно вино, а укоризненно пианство. Впрочем, как кому нравится... После обеда о. Аркадий показывал свое хозяйство, которое очень заинтересовало Окоемова. Хозяйство было небольшое, но серьезно поставленное, причем хозяин, видимо, не желал отступать от средней крестьянской нормы. Здесь были свои традиции, выработанныя тысячелетним опытом. Особенных новшеств не вводилось с намерением. Домашний скот был местнаго типа, как башкирская лошадь и тонконогия высокия овцы. -- Я всего десять лет как занимаюсь хозяйством,-- обяснял о. Аркадий,-- и придерживаюсь старинки... Например, наша лошадь-башкирка некрасива, но она отличается громадной выносливостью и не требовательна относительно ухода. Вот беда, что у нас нет хороших коров, а холмогорская порода сильно выродилась... -- По нашему уходу настоящая племенная корова и жить не будет,-- заметил Утлых. Весь хозяйственный инвентарь отличался самым примитивным характером, так что Окоемов мог только удивляться, разсматривая допотопные сабаны, бороны и другия сельскохозяйственныя орудия. Дело велось так, как оно шло, может-быть, триста лет назад. О. Аркадий даже смутился, поймав улыбающийся взгляд Окоемова. -- Вам это, конечно, смешно, Василий Тимофеич,-- заговорил он, точно оправдываясь в чем:-- но ведь нам негде и поучиться... За каждой мелочью нужно ехать, по меньшей мере, до Казани, а испортится какая-нибудь машина -- починить ее никто не сумеет. Так и ведем все дело, по старинке... Помещение для скота тоже было самаго допотопнаго характера и не отличалось удобством. -- В Америке не так?-- уныло спрашивал о. Аркадий. -- Да, немного иначе...-- с улыбкой ответил Окоемов.-- Важно то, что ваше хозяйство и в настоящей его форме дает вам известный дивиденд, а этим оно уже имеет право на существование. -- Да, конечно, дает доход и очень порядочный, хотя бы можно было получать вдвое при рациональных способах культуры. Негде поучиться, вот главная причина... Даже обидно в другой раз. Только и свету в окне, что какую-нибудь книжку почитаешь, а ведь нельзя же все только по книжке. Если бы у нас были опытныя фермы, сельскохозяйственные музеи, а то все самому приходится делать опыты и применения. Это дорогое удовольствие, да и времени на него не хватает. Так и живем, как деды жили. -- Вас спасает, о. Аркадий, только многоземелье и этот чудный степной чернозем. Я всю дорогу любовался им... -- А знаете, какая здесь арендная плата на землю? -- вступился Утлых.-- У башкир рубль десятина, а в казачьих землях цена доходит до двадцати копеек. Честное слово... -- Но ведь это возмутительно!-- негодовал Окоемов.-- Конечно, при таких условиях не до интенсивной культуры и разных заморских хитростей. Земля еще не имеет цены... Со двора они прошли в огород, где тоже от всего так и веяло стариной чуть не московских царей, исключая, может-быть, картофеля. Тоже капуста, горох, репа, морковь, лук, редька, бобы и свекла, которыми питались наши отдаленные неприхотливые предки. Огород спускался к самому озеру, которое разстилалось верст на десять. -- Отличное озеро,-- любовался Окоемов.-- И, вероятно, очень рыбное? -- Рыбное-то рыбное, только в Челкане вы рыбы не найдете,-- обяснял Утлых:-- у хлеба без хлеба сидят... Рыбу из города сюда везут. -- Как так? -- Да очень просто: общество сдает озеро в аренду одному рыбнику, а тот не позволяет даже удить. Один грех у них с этим озером... -- Для чего же они сдают его? -- А уж так ведется изстари... Получат деньги и платят из них недоимки, а рыбу увозят в город. У башкир то же же самое... Лучшия озера принадлежат башкирам... И какой доход они дают, эти озера, купцам! Миллионы... Бывали тони в десять тысяч пудов, а плохонькая тоня дает тысячи две. Рыбы здесь неисчерпаемое множество, потому что кормится она особым рачком -- называется мармыш. Благодаря ему рыба в зауральских озерах растет в пять раз быстрее, чем в Волге. Одним словом, чудеса наяву. -- Учиться нам нужно, Василий Тимофеич,-- повторял о. Аркадий, точно увидевший только сейчас недочеты своего примитивнаго хозяйства.-- И еще как учиться... -- Была бы охота, о. Аркадий... Мы еще только начинаем жить, и в науке все наше спасение. В заключение этого обзора о. Аркадий повел гостей в церковь и показал гудевший в куполе улей. -- Сама пчелка прилетела в дом Божий,-- говорил о. Аркадий.-- Нас учит... В прежния-то времена башкирские меды славились, а нынче все позабыли. Надо начинать снова... -- Мне вообще кажется, что русские с дешевой землей прихватили здесь и башкирской лени,-- заметил, улыбаясь. Окоемов.-- Необходимо встряхнуться... -- Бить надо нас,-- ответил Утлых.-- Кругом богатство, а мы еще ухитряемся голодать... Стыдно разсказывать.