Без названия

X.

Агент Окоемова на весенних торгах, которые производятся ежегодно уральским горным правлением, купил несколько приисков в разных дачах. Это один из самых оригинальных аукционов в России. Золотопромышленники делают массу заявок, которыя остаются не у дел и поступают обратно в казну, а казна пускает их с вольных торгов, как выморочное имущество. Окоемов очутился сразу владельцем шести приисков, которые в общей сложности стоили около двух тысяч рублей. Нужно заметить, что все эти прииски находились только в казенных дачах, отведенных для эксплоатации частных золотопромышленников, а владельческия дачи сюда не входили. Агент Окоемова представлял собой типичнаго уральскаго промышленнаго человека, жившаго "своими средствами". Это был средних лет господин, приличный, умный, энергичный, но зараженный до мозга костей разными проектами, неизменно клонившимися к его обогащению. По его словам, он уже до десяти раз был совсем близко у цели, но мешала какая-нибудь ничтожная подробность. Богатство было вот тут, совсем близко, и ускользало из рук, как шапка-невидимка. По своей сущности это был неизлечимо поврежденный человек, как изобретатель Потемкин, хотя сфера деятельности была совсем другая. Окоемову нравилась в нем его энергия и вера в свою звезду. И фамилия у него была чисто-сибирская: Утлых, Илья Ѳедорыч. Проживал он в собственном маленьком домике, имел семью и бился, как рыба о лед. -- Раз у меня какой случай был,-- разсказывал Утлых, шагая по комнате; он не мог говорить сидя: -- да, случай... Был прииск, и все я его собирался разведать... А тут подвернулись другия дела, я пропустил срок, и он ушел в казну. Я уехал по делам, не посмел к торгам, и прииск ушел за 120 рублей. И представьте себе: за одно лето на нем было намыто три пуда золота. Это, по 20 тысяч за пуд, получается все 60 тысяч, т.-е. чистых любая половина. Да... В другой раз меня подвел компаньон. В третий... И все из-за пустяков, Василий Тимофеич. Конечно, я человек небогатый, и для меня сто рублей большия деньги. Вот из-за этого и погибаю. Кроме золота, Утлых занимался и другими "предметами": имел железный рудник, несколько заявок на азбест, скупал драгоценные камни, искал залежи киновари и оловянной руды и т. д. Каждый следующий день мог его обогатить навсегда, а только "сегодня" давило и не давало хода. Одним словом, это был в своем роде фанатик легкой наживы по специально-сибирской логике, и Окоемов находил в нем родственныя черты. -- Я уже несколько лет разыскивал киноварь,-- обяснял он:-- ведь это почище золота... Она попадается в розсыпях отдельными зернами. Делал разведки, ездил, и вдруг на юге России открывают громадное месторождение, в Екатеринославской губернии. Ртути больше не нужно, и мои труды пропали. Теперь ищу олово... Медь стоит около 8 рублей пуд, а олово 22 рубля. Представьте себе, что найду коренное месторождение: ведь это миллионы. Да... Азбест, литографский камень, марганец -- везде богатство. Нет, с марганцем мы опоздали: он открыт уже на Кавказе. Наконец фосфориты -- ведь это последнее слово агрономии, а где же быть фосфоритам, как не на Урале? У меня есть одна горка на примете... Да что тут говорить, поживете -- сами, увидите. -- И недостает каких-нибудь пустяков, Илья Ѳедорыч? -- Даже смешно сказать... Ефимовы от кого пошли жить? Ведь я же им купил Надежный прииск с торгов, как вот вам. А Глазковы? Ивановы? Все они теперь богачи, а я вот для других должен хлопотать... -- Но ведь это все временно? -- Конечно, только пока... Говоря между нами, у меня есть на примете таких два месторождения каменнаго угля, что отцу родному не уступлю. Только вот не хватает средств для начала дела. А каменный уголь сейчас все... Есть даже нефть, т.-е. знаки. Я еще сам сильно сомневаюсь, хотя она и должна быть на Урале. -- Почему вы так думаете? -- Помилуйте, да как же иначе? У нас решительно есть все, кроме киновари, олова и нефти... И я их разыщу. В специально-приисковом деле Утлых, что называется, собаку сел и наперечет знал всех золотопромышленников и все прииски, со всеми мельчайшими подробностями. -- Вы за свои две тысячи купили богатство,-- обяснял он Окоемову, делая уверенный жест.-- Помилуйте, за эти деньги вы приобрели площадь земли в три тысячи десятин... Имеете право ее разрыть вдоль и поперек, уплачивая за каждую десятину всего по одному рублю казенной подати в год. Я вам нарочно купил два прииска на севере, два в среднем Урале и два на юге -- выбирайте из любых. Вот сездим, посмотрим и тогда решим, с чего начать. -- А по вашему мнению, что лучше? -- По моему? Я взял бы разработку южпых промыслов. Дело самое верное... Из этих бесед Окоемов вывел заключение, что Утлых страдал одной слабостью, которая присуща провинциальным прожектерам -- он искал богатства как можно дальше от своего Екатеринбурга, точно золоту не все равно было лежать, где угодно. Это напоминало больных, которые едут за здоровьем в чужие края. В общем этот уральский американец очень нравился Окоемову, хотя он и смотрел на него, как на неисправимаго мечтателя. Они уговорились вместе осмотреть целый ряд промыслов и свои купленные прииски. Провинция везде останется провинцией, и весть об Окоемове, как новом золотопромышленнике, разошлась с поразительной быстротой... В "Американскую гостиницу" начали являться разные подозрительные субекты и даже деревенские мужики с самыми заманчивыми предложениями. У каждаго было на примете по нескольку самых надежных и верных мест. Приносили даже пробы песку и кварца. Все это были люди того же типа, как и Утлых, хотя в меньшем масштабе. -- Вас спрашивает какой-то мужик...-- докладывал каждое утро Окоемову коридорный. -- Какой мужик?.. -- А он с ранняго утра ждет... Еще вчера приходил. -- Позови... Входил мужик, настоящий мужик. Крестился на образ, кланялся, откашливался с таинственным видом и заводил стереотипный разговор: -- Наслышаны мы, что вы, значит, касаемы к золоту, так оно тово... Есть верные знаки. Уж такое место, такое место -- вот какое спасибо после скажете. Богачество... Все эти разговоры обыкновенно заканчивались просьбой относительно задатка. Сначала Окоемов имел неосторожность давать деньги, а потом бросил -- это ни к чему не вело. Окоемова интересовал самый тип этого уральскаго промысловаго человека, зараженнаго несбыточными мечтами. Мысли о легкой наживе, казалось, витали в самом воздухе. Кроме "золотых мужиков", одолевали еще продавцы каменных изделий и драгоценных камней. Это были мелкие скупщики, торговавшие кустарными произведениями. Екатеринбург давно служит центром производства и торговли драгоценными камнями. Окоемов приобрел несколько типичных образцов местных пород и очень удивился, что найти порядочную- коллекцию уральских камней в Екатеринбурге так же трудно, как где-нибудь в Сахаре кусок льда. Он нашел несколько дрянных коллекций в магазинах, но за них запрашивали такия цены, что было даже неловко за продавцов.- Ознакомившись с ценами на каменное сырье, Окоемов заметил студенту Крестникову: -- Вот вам наш интеллигентный грех... В центре камней вы не найдете порядочной коллекции, а между тем здесь, наверно, есть много молодых интеллигентных людей, которые за 15 рублей жалованья готовы корпеть над перепиской с утра до ночи. Это наконец возмутительно... Я подсчитывал и нахожу, что можно этим делом заняться серьезно и пустить в оборот тысячи таких коллекций по ценам в сто раз дешевле, чем сне сейчас продаются. Вы только сочтите, сколько у нас средних учебных заведений, сколько народных школ -- спрос громадный. И он будет все возрастать... Для народной школы, например, можно приготовлять коллекции из пятидесяти типичных экземпляров рубля за два. Вот вам прекрасная и крайне полезная работа, которая для своего начала не требует большого капитала, а только некоторых специальных знаний... С другой стороны, это предприятие даст возможность парализовать всех этих скупщиков-кулаков, которые держат сотни кустарей в ежовых рукавицах. И все у нас так: будем у хлеба сидеть голодом... С первых же шагов для Окоемова все резче и резче начала выступать эта роковая русская черта неуменья пользоваться окружающими богатствами. Кажется, все дано людям, чтобы жили и благоденствовали, а они упорно не желают. Получались вопиющия несообразности, возмущавшия Окоемова на каждом шагу до глубины души. Раз он, отправившись вечером пройтись с княжной, зашел в магазин купить варенья. -- Нет ли у вас какого-нибудь здешняго варенья?-- спрашивал Окоемов разбитного приказчика. -- Здешняго-с? Никак-нет-с... У нас есть лучшие сорта: Абрикосова-с. Шестьдесят копеек фунт... -- Из Москвы? -- Точно так-с... У нас все варенье из Москвы-с. Лучшие сорта. Окоемов только пожал плечами. -- Это просто какое-то зверство!-- ворчал он, возвращаясь с покупкой домой.-- Я иначе не умею назвать... Север -- страна всевозможных ягод по преимуществу. И каких ягод... Мне разсказывали, что в Башкирии продают чудную степную клубнику прямо возами. Ведро стоит часто 10--15 копеек. Что же будет стоить варенье? Даже смешно сказать: пятнадцать копеек фунт, а мы заплатили шестьдесят. Мне даже хочется просто побить кого-нибудь... -- Вы уже волнуетесь, Василий Тимофеич. -- Как же не волноваться, когда все так возмутительно... Ах, как все глупо!.. Ведь это же кусок хлеба специально для женщин. На сто рублей можно заработать триста... Чего же вам больше? -- У вас все разговоры только на деньги сводятся... -- А как же иначе? Я уже говорил вам, что я купец, самый настоящий купец, и не могу видеть, когда другие не понимают собственной пользы. Опять имею в виду только интеллигентных людей, в частности -- интеллигентных женщин, которых и здесь, наверно, непочатый угол. Ищут работы, голодают, а верный кусок хлеба лежит под носом... -- Но ведь нужны сто рублей, вы же сами говорите? А где бедная интеллигентная женщина их найдет?.. -- Ага, вот в этом и вся суть, т.-е. в деньгах. Вы, например, в течение года службы у меня должны накопить вот эти самые сто рублей, и все другие служащие тоже... Моя задача -- заставить вас это сделать. А раз будут сто рублей, у человека уже почва под ногами. Сколько требуется везде рабочих рук, труда, а мы только смотрим, как ленивые рабы. Вот я с вами толкую о вареньи и теряю время. Да... Я это чувствую. Помилуйте, такое прозаическое занятие... "Чем вы занимаетесь?" Ведь стыдно сказать: "я варю варенье". Ах, как все это глупо и нелепо... -- Отчего вы сами этим не займетесь, если это вам нравится? -- По очень простой причине: не хочу отбивать женский хлеб. Показать, как это делается -- это могу, но заниматься самому не стоит. Знаете, нто бы я здесь сделал: открыл бы сахарный завод. Да... Земли здесь сколько угодно, топлива тоже, рабочих рук тоже, да еще в выигрыше провоз. Сахар -- товар, который всегда в моде и не имеет обрезков. Да, если бы я хотел исключительно только наживать деньги, я так бы и сделал. Из-за варенья они чуть не поссорились. Княжна серьезно обиделась. -- Вы уже мне не нравитесь, Василий Тимофеич... Только и слышишь: деньги, деньги!.. А если мне уже их не нужно, этих ваших денег? Вот не нужно, и все тут. И другим женщинам тоже... Всякий делает свое маленькое дело, и хорошо, что не думает о деньгах. Это вы в своей Америке заразились деньгами... -- Вы меня считаете ненормальным человеком? -- Да... У вас есть пунктик, как говорят доктора. -- А мужики говорят про таких людей, что у них заяц в голове прыгает? Что же, вы правы, Варвара Петровна... Есть заяц. Больше не буду говорить о деньгах... Княжне вдруг сделалось его жаль, и она посмотрела на него такими заискивающими глазами. Ведь она его так любила и так верила в него, если бы всего не отравляли эти проклятыя деньги... -- Ну, помиримтесь, милая Варвара Петровпа,-- добродушно просил Окоемов. -- И я уже не буду вас бранить...