Без названия

III.

От озера до Краснаго-Куста было верст пятнадцать. Успокоенный беседой с о. Аркадием, Окоемов чувствовал себя покойно и хорошо, хотя его и клонило ко сну. Укачивала езда в коробке, взятом у о. Аркадия. Проселочная дорога пыльной лентой вилась среди полей. Однообразная картина нарушалась редкими гривками сохранившагося каким-то чудом березняка. Начиная от озера, местность приняла холмистый характер, точно почва делала складки. Утлых молчал, сохраняя свой деловито-сердитый вид. На облучке сидел добродушный деревенский парень, постоянно передергивавший плечами. Пара поповских лошадей неслась ровной рысью, благо еще воздух был свеж и только еще начинал чувствоваться наливавшийся зной горячаго летняго дня. -- Эх, вы, голуби сизокрылые, помешивай!.. Шевели бородой... Красный-Куст, небольшая деревушка, залегла в лощине. Издали видны были только горбившияся крыши. По лощине медленно катилась степная речонка Кулижка. Местность в общем не отличалась особенной живописностью,-- ее портило больше всего полное отсутствие леса. Кругом ни прутика. -- Заворачивай прямо к старосте,-- скомандовал Утлых.-- Мы тут чуть-чуть опнемся, Василий Тимофеич, пока народ соберем... Сегодня же начнем шурфовку. А знаете, я ужасно боялся, как бы поп-то не увязался за нами. -- Чем он вам помешал? -- А примета нехорошая... Может-быть, это и глупо и смешно, да дело-то наше особенное. Потом милости просим, о. Аркадий, а сейчас это не модель. Это суеверие разсмешило Окоемова. -- Как вам не стыдно, Илья Ѳедорыч, верить таким глупостям. -- Ну, уж вы там как хотите, а я не согласен с попа начинать. Не такое дело-с... Появление нежданных гостей подняло на ноги всю деревню. Народ был дома. У Ильи Ѳедорыча сразу нашлось несколько знакомых,-- у него знакомые были везде. Староста, кривой старик, узнал его сразу. -- Дожидали мы тебя давненько, Илья Ѳедорыч, когда ты орудовать будешь у нас. -- Ждали долго, а увиделись скоро. Давай-ка, дедка, собери партию человек десять и отправь на нашу заявку... А мы проедем прямо туда. Кучер, трогай... Они проехали всю деревенскую улицу, а за околицей взяли уже прямо по старым парам. Нужно было спуститься вниз по течению Кулижки верст пять. Дорог здесь не полагалось. Речная долина то суживалась, то расширялась. Общий вид местности ничем не напоминал о близости золота. Наконец Утлых велел остановиться. -- Вот мы и дома,-- проговорил он, снимая шапку и крестясь.-- В добрый час приехать, Василий Тимофеич. Правый берег речной долины поднимался увалом, а сама Кулижка совершенно спряталась в болоте. -- Вот о. Аркадий говорил, что мы место будем портить,-- говорил Утлых, указывая на болото: -- а какое тут место: одне лягушки скачут. Кочки да кусты,-- скотина сюда только от оводов приходит. А вот и заявочный столб... Будущий прииск занимал довольно большую площадь, длиной по течению реки в четыре версты и шириной до двухсот сажен. Утлых и Окоемов обошли его кругом и выбрали центральный пункт, на котором имела сосредоточиться будущая работа. Утлых опытным глазом сразу определил, где нужно будет поставить контору, где амбары, кузницу, казарму для рабочих, конюшни и т. д. Он точно боялся потерять хоть одну минуту напрасно. -- Что это рабочие нейдут?-- кипятился Утлых.-- С этим народом беда... Когда еще пошевелятся. Вот я задам старосте... Кривой чорт!.. -- Да вон они идут,-- успокаивал его Окоемов. Действительно, показалась партия мужиков, сопровождаемая толпой ребятишек. Они шли с лопатами, койлами и ломами. -- Ну, эти хлебом не накормят, увальни,-- вперед ругался Утлых.-- Деревенские не любят шевелиться... То ли дело настоящая приисковая косточка или какой-нибудь заводский мастерко: так горошком и катится. Ну, да мы выучим, сделай милость. Увлекшись собственной энергией, Утлых для перваго раза обругал старосту, так что Окоемов должен был его остановить. -- Сами будете хуже меня, Василий Тимофеич. Ведь мы их тут ждем больше часу, лежебоков. Эй, вы, чиновники, шевелитесь... Да смотрите, чтобы у меня все было живо. Староста, вот ты вставай с двумя рабочими вот сюда... Утлых сам схватил лопату и отчертил на дерне удлиненный четырехугольник пробной ямы, так называемаго шурфа. Через пятьдесят сажен помечен был второй шурф и т. д. Сначала нужно было произвести пробу праваго борта розсыпи. -- Середку-то не скоро возьмем,-- обяснял Утлых.-- Надо будет водоотводныя канавы рыть... Ну, с Богом, братцы!.. Работа началась в четырех пунктах. До золотоноснаго пласта нужно было углубиться аршина три, что потребовало времени около двух часов. Непривычные к земляным работам крестьяне возбуждали в Утлых справедливое негодование, и он несколько раз сам брался за лопату и показывал, как нужно работать. Но его энергия, кажется, никого не заразила, и работа шла вяло попрежнему. Окоемов внимательно следил за работой и переходил от одного шурфа к другому. Пока интереснаго еще ничего не было. А солнце уже начинало припекать. Откуда-то появились комары и с жалобным писком, как нищие, лезли прямо в глаза. Кучер развел огонь и нагревал воду в походном медном чайнике. -- Слава Богу, синяя глина пошла!-- радостно обявил Утлых, показывая Окоемову смятый кусок сырой темно-серой глины.-- Значит, и золото будет... Это уж верная примета, Василий Тимофеич. Эй, молодчики, постарайтесь... Первые пески показались в третьем шурфе, и Утлых с особенной торжественностью принялся делать пробу. На этот случай им был захвачен из города так называемый азиатский железный ковш, в который уходило чуть не пуд песку. Набрав пробу, Утлых присел с ковшом к речке и начал "доводить", т.-е. перемешивал пески с водой, отбрасывал камешки, сливал мутную воду, пока на дне ковша не остался тонкий слой чернаго блестящаго песочка -- так называемые "шлихи". -- Есть...-- проговорил он, поднимаясь на ноги.-- Вот смотрите, Василий Тимофеич: вон в шлихах поблескивают две золотники. -- Да, вижу... Хорошая проба? -- Так себе... Только мы ведь взяли борта розсыпи, где богатаго содержания не бывает. Все-таки ничего, работать можно. Произведенная доводка в других шурфах дала тоже удовлетворительные результаты. Утлых остался доволен и перевел работы на левый борт, где не оказалось никаких "знаков". Это обстоятельство заметно его смутило, хотя он и не выдавал себя: -- Пожалуй, гнездовое золото пойдет,-- заметил он.-- Оно не того... гм... Лучше бы, ежели ровное. Ну, да все это пустяки... Если крупное золото, так оно и совсем в ковш не попадет. Эта маленькая неудача совсем разстроила Утлых, так что Окоемову пришлось его утешать. -- Ведь сейчас еще ничего нельзя сказать, Илья Ѳедорыч. Я лично убежден, что все пойдет прекрасно... Окоемов видел только одно: что его доверенный нервничает, как женщина. У сибиряков оказались свои нервы... Впрочем, промысловая деятельность развивает специальную промысловую нервность, и удивляться тут было нечему. Конец дня был посвящен распланировке будущаго приисковаго жилья. Это скромное занятие отвлекло грустныя мысли Утлых, и он заметно оживился. Окоемову показалось, что он чего-то не досказывает. -- А где мы будем ночевать?-- спрашивал Утлых, поглядывая на садившееся багровое солнце. -- Конечно, здесь, Илья Ѳедорыч.... ехать к о. Аркадию далеко, а в деревне неудобно. Отлично заночуем в поле... Ночи теперь теплыя. -- Что же, отлично... Завтра вставать надо с зарей. Они провели прекрасный вечер около огонька. Утлых с опытностью коренного промысловаго человека приготовил великолепный ужин из курицы, купленной в Красном-Кусте. Было уже темно. Над головой шатром раскинулось голубое небо, точно расшитое серебряными звездами. Где-то в болоте скрипел неугомонный коростель. Окоемов чувствовал, как утихают нервы и как он весь делается нормальным человеком. Страхи и волнения вчерашней ночи теперь казались ему ребячеством. Да, кругом так было хорошо,-- о чем же безпокоиться? Они долго лежали на траве и говорили о будущем, которое должно было проявиться вот здесь, на берегу Кулижки. -- Да, отлично...-- повторял Утлых, и Окоемов чувствовал по тону его голоса, что он чего-то не договаривает. Так они улеглись и спать около походнаго огонька. Окоемов слышал, как тяжело вздыхает его компаньон, и улыбался про себя,-- ему так было легко и хорошо. -- Вы чем-то недовольны?-- спросил наконец Окоемов. Утлых сел и несколько времени молчал. -- Нет, я доволен, Василий Тимофеич, только... Да, я думаю, что вы будете делать со своими компаньонами? Вы меня извините, а только народ набран с бору да с сосенки... И для чего вы их везли сюда?.. Разве здесь не стало своего народа? Да сколько угодно, сделайте милость... Я перезнакомился с ними со всеми и говорю откровенно. Может-быть, все они очень хорошие люди, но ведь здесь нужно самых простых рабочих людей, которые не боялись бы никакой работы... -- Они и будут работать, Илья Ѳедорыч. Ведь я для них и дело затеваю, но... не для своих компаньонов, а вообще для безприютных интеллигентных человеков. Нужно произвести опыт, может-быть, что-нибудь и выйдет. По крайней мере, я нисколько не сомневаюсь в успехе своего предприятия, хотя и сознаю его рискованность. -- Так-то оно так, а все-таки... Окоемов тоже сел и заговорил уже с уверенностью. Сомнения сибирскаго промысловаго человека подняли в нем всегдашнюю уверенность. -- Посмотрите на любого мужика,-- ведь он богач сравнительно с этими людьми,-- говорил он убежденно.-- У него есть земля, у него потребности сведены до минимума, он не знает этого вечнаго гнетущаго страха за завтрашний день... И таких людей тысячи. Им нужно дать кусок хлеба, и для этого стоит поработать. -- Да, мужик... Взять нашего сибиряка, конечно, опять можно. Знаете, сколько у него рабочих дней в году? Я как-то подсчитывал, и вышло не больше шестидесяти... Какое же сравнение с заводским мастеровым, с приисковым рабочим, с городским мещанином -- те, действительно, работают, да еще как работают. Я ведь тоже из мещан и отлично понимаю все это дело... Вы только посмотрите на все крестьянское хозяйство,-- все кое-как, все через пень колоду. Не знаю, как там у вас, в Расее, а сибирскаго мужика я знаю. Он лошадь хорошенько не умеет заложить... А как у него содержится телега, упряжь, помещение для скотины -- смотреть тошно. А ведь как могли бы жить, ежели бы с умом... -- Отчего же, вы думаете, все это происходит? -- А вот уж этого не знаю, Василий Тимофеич. Сам на медные гроши учился, через пятое в десятое. -- От необразования, голубчик. Негде поучиться мужику... А будет время, когда все будет иначе. Прежде всего, важен пример, а остальное само собой придет... Тут не лень и не недостатки специально-русскаго мужика, а просто недостаток культуры. В свое время все будет... Как мужик на нас с вами смотрит? Как на дармоедов... И он прав по-своему, потому что видит в нас людей, с большей или меньшей ловкостью пристроившихся к легкому хлебу. Возьмите пример, как живут раскольники... -- Ну, те другое дело. Крепкий народ и, главное, друг за друга стоят. -- Мы требуем от мужика, а сами не умеем жить. Посмотрите., куда уходят наши деньги, добытыя всеми правдами и неправдами... Мы просто не умеем распорядиться своими средствами, как мужик не умеет распорядиться своим трудом и своим временем. Если посравнить, так выйдет заключение, пожалуй, не в нашу пользу, -- Уж это что говорить, Василий Тимофеич... Окоемов заснул с мыслью о будущих предприятиях. Прииск был только началом, и его роль заключалась только в том, чтобы дать средства. Да, он верил в свое дело и в тех людей, которые придут к нему.