Без названия

V.

Сережа успокоился, только познакомившись с двумя немцами и англичанином, ехавшими в первом классе. Один немец занимался поставкой каких-то машин в Сибирь, другой имел прииски, а англичанин оказался крупным владельцем каких-то рыбных промыслов на Оби. В общем, это были вполне люди порядочные и разделяли презрение Сережи к русскому купцу, прибавляя к этому еще презрение вообще ко всему русскому, кроме русских денег. Они жили чужими в России, наживали капиталы и мечтали только об одном, чтобы вернуться с свое отечество богатыми людьми. Это были цивилизованные международные хищники. -- Господа, не сыграть ли нам в винт? Время-то незаметно пройдет... Сережа был совершенно счастлив и с величайшей радостью углубился в приятное занятие. Конечно, лучше было бы устроит штос в каюте, но аккуратные немцы предпочитали коммерческия игры. К сожалению, Сереже упорно не везло. Дело не в проигрыше, а в том, что Сережа играл лучше немцев и проигрывал. Он начал горячиться, покраснел. Что за чорт, в самом деле,-- лучшия карты точно сговорились, чтобы итти к немцам, а не к Сереже. Это, во всяком случае, было возмутительно... Сережа несколько раз оглядывался кругом, точно стараясь отыскать где-то на стороне истинную причину своей неудачи. Наконец он увидел -- в окне рубки виднелось улыбавшееся лицо о. Аркадия. Ах, проклятый под... Тьфу!.. Мало того, поп делал какие-то таинственные знаки Сереже. -- Что вам угодно, милостивый государь?-- довольно сурово спрашивал Сережа, выскочив из рубки. -- Дело в следующем... да...-- торопливо заговорил о. Аркадий.-- Вы играете в карты, значит, у вас есть лишния деньги... Вот я и решился побезпокоить вас... Там на палубе лежит больная переселенка... у нея трое детей... им нечего есть. Да и все переселенцы такие бедные... Гнев Сережи моментально упал. Он пошел с о. Аркадием в третий класс и убедился в грустной истине. Около больной стояла на коленях княжна и прикладывала компрессы. Тут же стоял понуро муж больной, а кругом него пугливо жались трое ребятишек. -- Вы уже в карты играете...-- с укоризной проговорила княжна: -- а вот дети, которыя не ели со вчерашняго дня. Будьте любезны, накормите их -- это будет уже лучше, чем бросать деньги на карты. Мы с о. Аркадием выбились-из сил... Дежурим попеременно. Сережа хотел отправиться в буфет, чтобы заказать обед детям, но был остановлен. -- Пришлите кстати сюда вашу бурку... Она совершенно безполезна для вас, а детям ночью холодно. Уже поскорее... Княжна познакомилась с о. Аркадием у больной, за которой он ухаживал. Она, в сущности, не особенно любила духовных особ, но тут была тронута его участием. Княжне даже сделалось совестно, что она просидела целых два дня в каюте и не обращала внимания на переселенцев. Ее впервые охватила эта тяжелая народная нужда, пред которой сразу бледнеет всякая интеллигентная нужда. До сих пор она знала народ только по книгам или в лице московских дворников, водовозов и кухонных мужиков. А тут было совсем другое... Особенно тронули ее эти милыя деревенския дети, которыя должны были выносить все тягости и злоключения далекаго путешествия. У большинства переселенцев средств едва хватало на то, чтобы доехать до Перми. -- А как же вы дальше поедете?-- изумленно спрашивала княжна. -- А Бог-то, барышня?-- отвечали вопросом солидные мужики -- Ничего, помаленьку доедут,-- успокаивал о. Аркадий.-- Конечно; трудно, очень трудно, но свет не без добрых людей. Окоемов видел хлопотавшую около больной княжну, но не подходил к ней, чтобы не мешать напрасно, а только прислал своего фельдшера. Маленькая экспедиция уже могла быть полезной, и это его радовало. Княжна посоветовалась с фельдшером и отпустила его, потому что оказались еще больные, главным образом дети. Да и что мог поделать фельдшер у больной женщины, которая слегла от непосильной работы, забот и плохого питания. Ее нужно было кормить, а не лечить. Вернее сказать -- приучать к пище... А пароход все выгребал вверх по Каме. Не было уже белых волжских отмелей, не было орешников, которыми запушен нагорный берег Волги, а яблочные сады и дубовыя рощи сменились сосной и елью. Чем-то торжественно-суровым веяло от этих красных глинистых берегов, едва тронутых жильем. Даже небо почему-то казалось здесь ниже, и солнце не светило с такой радостью, как там, на Волге. Одним словом, начинался суровый север. Это чувствовалось в похолодевшем воздухе. -- С Камня напахнуло холодком,-- обяснил штурман, ходивший по палубе в валенках. Народ до сих пор называет Уральския горы просто Камнем, как это было в глубокой древности. Еще древнее, у греков, Урал был известен под именем Рифейских гор, причем сложился целый ряд легенд об его обитателях, включительно до грифонов, стерегших несметныя сокровища. Эта молва перешла через тысячелетия, и русский человек в течение всей своей истории неудержимо тянулся на восток, чтобы забрать сказочныя богатства. Первыми явились сюда смелые новгородские ушкуйники. Прямой пут по Волге и Каме был загорожен сначала Булгарским царством, а впоследствии Казанью, поэтому новгородцы избрали обходное движение, севером, через Великий Устюг. Главное богатство тогда составляли меха, и новгородцы выменивали их на свои товары в верховьях Камы. Полное завоевание Урала последовало только при московских царях, когда пала Казань и благодаря этому открылся широкий путь на Урал и всю Сибирь. История дохода Ермака известна всем. Именно об этом и думал Окоемов, сидя на палубе и любуясь развертывавшейся грациозной панорамой северной могучей руки. Сколько было затрачено неустанной энергии русским народом, чтобы свершить этот путь, сколько пролито крови, потеряно жизней -- это было стихийное движение славянскаго племени на далекий восток, как стихийно движется вода в громадных северных реках. И каждый период этого движения оставлял свой отпечаток. Новгородцы ограничились меновой торговлей, а промышленность выразилась только открытием прикамских соляных промыслов; Москва собирала ясак и не шла дальше этого. Уральския сокровища остались нетронутыми и в первый раз показались на свет Божий только благодаря воле гиганта-работника, царя Петра. Он первый понял громадное значение этого громаднаго края и приступил к разработке его сокровищ. С этого момента выдвинулся целый ряд энергичных деятелей, выполнявших план гениальнаго русскаго царя. На первом плане здесь выступила фамилия простого тульскаго кузнеца Демидова, а за ним ряд других предпринимателей, поработавших в свою долю. Восемнадцатый век является в истории Урала боевым периодом, когда главным образом происходила его колонизация и развертывалась промышленная деятельность с невиданной еще быстротой. Затем волна этого движения отхлынула в далекую Сибирь, и девятнадцатый век для Урала является периодом упадка, если сравнить его с предшествовавшим веком -- новаго почти ничего не было сделано, и промышленность двигалась по проторенной дороге черепашьим шагом. По этой последней причине прикамские города имеют такой унылый вид, точно недоумевают, зачем они тут стоят. Чувствуется что-то недосказанное, не проявившее себя в полной мере... Чистополь, Елабуга, Сарапул -- что они такое? Ни добывающей ни обрабатывающей промышленности, а только одна хлебная торговля, да и та с грехом пополам. Окоемов невольно сравнивал эти города с американскими, и у него сжималось невольно сердце. Нет, решительно мы не умеем жить и будем умирать с голода среди всевозможных богатств. И обидно и больно сознавать все это, но тем не менее это так. Еще живя в Америке, Окоемов мечтал об Урале, и вот теперь плывет по уральской воде, затаив какую-то неясную обиду. Действительность не оправдывала самых скромных надежд, и уральския несметныя сокровища решительно не желали ничем проявить себя. -- По ту сторону Урала совсем другое будет,-- говорил капитан парохода, глядя прищуренными глазами вверх по Каме.-- Там настоящее богатство, а здесь только и ремесла, что хлеб, соль да лес... Вот переедете горы, так сами увидите. -- Все-таки грустно,-- говорил Окоемов.-- Я, признаться сказать, ожидал лучшаго... Окоемову понравилась партия казанских татар, ехавших в третьем классе. Это были мелкие торгаши, пробиравшиеся куда-то в Сибирь. Они выглядели необыкновенно бодро и весело о чем-то галдели между собой. Собственно, по типу эти татары мало напоминали установившееся исторически представление о "злом татарине" -- правильныя лица, большие глаза и даже совсем прямые носы. Дело в том, что казанские татары являются прямыми потомками древних волжских булгар, от которых унаследовали, вероятно, и страсть к торговле -- казанскаго торгующаго татарина можно встретить по всей России, и нет такого глухого угла, куда бы он не пробрался со своим коробом. Эти шустрые казанцы особенно развеселились, когда пароход привалил к Оханску. -- Вот так город... Хуроша город: три курицы, один петух! -- Кот плакал, а не город... Оханск, действительно, немного опереточный город: в нем всего около пятисот жителей. Любая сибирская деревня больше, не говоря уже о семиверстных сибирских селах. Путешествие на пароходе продолжалось около четырех суток, и все начинали испытывать дорожное утомление. Особенно волновалась маленькая Таня, пристававшая ко всем с разспросами, когда же они наконец приедут "к папе". Девочка почему-то была уверена, что едет именно к папе, и ее не старались разуверять. Она держала себя все время солидно, как большая, и только вечером, когда укладывались спать, превращалась в ребенка. Это был трогательный момент детскаго дня, и дамы наперерыв старались воспользоваться им, отбивая друг у друга очередь укладывать Таню. Конечный пункт, путешествия -- Пермь показалась только на пятыя сутки. Пароход запоздал. Все были рады выйти на берег. Издали город казался очень красивым, благодаря своему расположению на крутом левом берегу. Собственно, была красива одна Кама, разливавшаяся здесь на десять верст одним широким плесом. Город начинался мастерскими, на которых строились пароходы, а дальше потянулись безконечные склады, амбары, пристани. Картина вообще получалась очень оживленная и замыкалась громадным казенным заводом Мотовилихой. Самым бойким местом на берегу были пароходныя пристани, расположившияся сейчас у железнодорожнаго вокзала. Пароход дал свисток. На одной из пристаней виднелась шевелившаяся масса публики. -- Нас никто уже не ждет,-- заметила княжна, стоявшая на трапе рядом с Окоемовым.-- Уже мне грустно... Вышло нечто неожиданное: экспедицию встретил самым торжественным образом изобретатель Потемкин. Он отправился из Казани на легком почтовом пароходе и пришел в Пермь на целыя полсутки раньше. -- Я говорила, что папа нас ждет,-- уверенно проговорила Таня, здороваясь с отцом.-- А они мне не верили. Этот маленький сюрприз избавил изобретателя от некоторых неприятных обяснений. Все были рады своему человеку. -- Пожалуйста, не делайте так в следующий раз,-- говорил Окоемов.-- Это не совсем удобно... -- Да я-то при чем тут?-- искренно удивлялся изобретатель.-- У капитана неверно ходят часы... Очень просто. Публика так и хлынула с парохода, точно каждый боялся куда-то опоздать. Сережей овладела эта общая суматоха, и он хлопотал, как на пожаре. Окоемов стоял с о. Аркадием и смотрел, как тянулись на берег переселенцы со своими мешками. Больная переселенка, которую лечила княжна, настолько поправилась, что ушла с парохода на своих ногах. -- Сколько поденщин пропадает напрасно,-- заметил о. Аркадий, указывая глазами на эту толпу. Это было верное резюме происходившей на глазах живой картины... -- Да...-- согласился Окоемов.-- К этим поденщинам нужно прибавить еще тех, которыя пропадают там, на арестантской барже. -- Считайте, что ежегодно пройдет по этому пути пятнадцать тысяч арестантов, да переселенцев вдвое побольше... Ведь это целая армия!.. Дело в следующем, г. Окоемов: поедете мимо озера Челкан, не забудьте попа Аркадия... -- Хорошо, хорошо. В этот момент на трап ворвался Сережа. -- А я тебя ищу, с ног сбился!-- накинулся он на Окоемова.-- Я уж думал, что ты свалился в воду... -- Напрасно безпокоился, Сережа. Заметив о. Аркадия, Сережа сделал официальный поклон и проговорил сквозь зубы: -- До свидания, милостивый государь...