Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке
- Автор: Шарль Костер
- Жанр: Классическая проза
- Дата выхода: 1972
Читать книгу "Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке"
44
На другой день зазвонил колокол, так называемый borgstorm, созывая судей, старшин и секретарей к
— Я беден и стар — пощадите меня!
Народ, однако ж, ревел:
— Ты старый волк, ты загрызал детей! Нет пощады ему, господа судьи!
Женщины кричали:
— Не смотри на нас холодными своими глазами! Ты не дьявол — ты человек, мы тебя не боимся. Кровожадная тварь! Ты трусливее кошки, загрызающей птенцов в гнезде. Ты убивал бедных девочек, с малолетства мечтавших честно прожить свою жизнь.
— Пусть за все заплатит на медленном огне, под калеными щипцами! — твердила Тория.
Невзирая на стражу, матери научали ребят бросать камни в рыбника. Ребята не заставляли себя упрашивать, улюлюкали, когда рыбник смотрел на них, и кричали не переставая:
—
А Тория продолжала кричать:
— Пусть за все заплатит на медленном огне, пусть за все заплатит под калеными щипцами!
А толпа шумела.
— Глядите! — говорили между собой женщины. — Нынче день жаркий, солнечный, а его знобит, он старается выставить на солнце свои седые космы и лицо, а как ему Тория лицо-то исцарапала!
— Дрожит от боли!
— Гнев Божий!
— Какой у него пришибленный вид!
— Поглядите на руки злодея — они у него связаны и кровоточат — капканом-то его поранило!
— Пусть за все заплатит, за все! — кричала Тория.
А он плакался:
— Я беден — отпустите меня!
Но все, даже судьи, смеялись над ним. Он выдавливал из себя слезы, чтобы разжалобить их. Но женщины смеялись.
Так как основания для пытки были, то суд постановил пытать его до тех пор, пока он не сознается, как именно он убивал, откуда появлялся, где вещи убитых и где он прятал награбленные деньги.
В застенке на него надели совсем новенькие тесные сапоги, и судья спросил его, каким образом сатана внушил ему столь злые умыслы и толкнул его на столь ужасные преступления, он же судье ответил так:
— Сатана — это я сам, таково мое естество. Я родился на свет уродцем, неспособным к телесным упражнениям, и меня все почитали за дурачка и часто били. Меня никто не жалел — ни мальчики, ни девочки. Когда я вырос, ни одна женщина не желала иметь со мной дело, даже за деньги. Тогда я возненавидел смертельной ненавистью все, что происходит от женщины. Я донес на Клааса, оттого что его все любили. Я любил только денежки — это были мои белокурые или же золотистые подружки. Казнь Клааса обогатила меня и доставила наслаждение. Но меня час от часу сильнее манило стать волком, мне до страсти хотелось кусаться. В Брабанте я увидел вафельницу и подумал, что из такой вафельницы можно сделать отличную железную пасть. О, если б я мог схватить вас за горло, кровожадные тигры, забавляющиеся муками старика! Я бы вас искусал с еще большим наслаждением, нежели солдата или же девочку. Когда она, такая хорошенькая, беззащитная, спала на солнышке, зажав в руках сумочку с деньгами, во мне заговорили жалость и вожделение. Но так как я уже стар и обладать ею не мог, то я укусил ее…
На вопрос судьи, где он живет, рыбник ответил так:
— В Рамскапеле. Оттуда я хожу в Бланкенберге, в Хейст и даже в Кнокке. По воскресеньям и праздничным дням я делаю в этой самой вафельнице по брабантскому способу вафли и хожу по городам и селам. Вафельница у меня всегда чистая, смазанная жиром. На вафли, на эту иноземную новинку, большой спрос. Если же вы полюбопытствуете, почему никто не мог меня узнать, то я вам скажу, что я красил и лицо и волосы в рыжий цвет. Что касается волчьей шкуры, на которую вы, вопрошая, злобно указываете пальцем, то я из презрения к вам отвечу и на этот вопрос: я убил двух волков в Равесхоольском и Мальдегемском лесах. Я сшил обе шкуры, вышла одна большая, и в нее я влезал. Прятал я ее в ящике среди хейстских дюн. Там и награбленная одежда — я хотел продать ее как-нибудь при случае по выгодной цене.
— Подведите его к огню, — распорядился судья.
Палач исполнил приказание.
— А где деньги? — спросил судья.
— Этого король не узнает, — отвечал рыбник.
— Жгите его свечами, — приказал судья. — Поближе, поближе к огню!
Палач исполнил приказ, а рыбник закричал:
— Я ничего больше не скажу! Я и так много наговорил, и вы меня сожжете. Я не колдун — зачем вы подвигаете меня к огню? И так ноги у меня в ожогах, в крови! Я ничего не скажу. Зачем еще ближе? Ноги у меня все в крови, говорят вам, в крови! Эти сапоги из раскаленного железа. Деньги? Это мои единственные друзья на всем свете… Ну хорошо… Только не надо огня! Деньги у меня в погребе, в Рамскапеле, в сундуке… Не отнимайте их у меня! Помилосердствуйте и пощадите, господа судьи! Убери свечи, проклятый палач!.. А он еще сильнее стал жечь… Деньги в сундуке с двойным дном, завернуты в шерстяную ткань, чтобы не слышно было звяканья, если кто-нибудь тряхнет сундук. Ну теперь я все сказал. Отведите меня от огня!
Его отвели от огня, и он злобно усмехнулся.
Судья спросил, чему он смеется.
— От радости, что больше не жжет, — отвечал рыбник.
Судья задал ему вопрос:
— Тебя никто не просил показать твою вафельницу с зубьями?
Рыбник же ему на это ответил так:
— У других точно такие же, только в моей дырочки, куда я ввинчивал железные зубья. На рассвете я их вынимал. Крестьяне охотней покупали вафли у меня, чем у других продавцов. Они их называют
А судья ему опять:
— Когда ты нападал на несчастные жертвы?
— И днем и ночью. Днем я со своей вафельницей обходил дюны, выходил на большие дороги и подстерегал прохожих, а уж по субботам всегда караулил, потому что в Брюгге большой базар в этот день. Если мимо меня шагал крестьянин и вид у него был мрачный, я его не трогал: коли крестьянин закручинился, значит, в кошельке у него отлив. Если же я видел веселого путника, то шел за ним по пятам, неожиданно бросался на него сзади, прокусывал затылок и отбирал кошелек. И так я грабил не только в дюнах, а и на всех дорогах и тропах.
Тут судья сказал ему:
— Кайся и молись Богу.
Но рыбник стал богохульствовать:
— Таким меня Господь Бог сотворил. Я не по своей воле так поступал — во мне говорила природа. Тигры свирепые, вы наказываете меня несправедливо! Не сжигайте меня — я не по своей воле так поступал! Сжальтесь надо мной — я беден и стар. Я все равно умру от ран. Не сжигайте меня!
Его привели под липу возле
И, как страшный злодей, разбойник и богохульник, он был приговорен к просверлению языка каленым железом, к отсечению правой руки и к сожжению на медленном огне у ворот ратуши.
А Тория кричала:
— Правосудие свершилось, теперь он заплатит за все!
А народ кричал:
—
Рыбника отвели в тюрьму, и там ему дали мяса и вина. И рыбник обрадовался — по его словам, он никогда еще так сладко не ел и не пил; король, мол, заберет себе все его достояние и потому может позволить себе роскошь в первый и последний раз угостить его на славу.
И, говоря это, рыбник горьким смехом смеялся.
Наутро его чуть свет вывели на казнь, и, увидев Уленшпигеля возле костра, он показал на него пальцем и крикнул:
— Его тоже надо казнить, как убийцу старика! Назад тому десять лет он тут, в Дамме, бросил меня в канал за то, что я донес на его отца. А донес я как верноподданный его католического величества.
С колокольни собора Богоматери плыл похоронный звон.
— Это и по тебе звон, — сказал Уленшпигелю рыбник, — тебя повесят, потому что ты убийца!
— Лжет рыбник! — кричал весь народ. — Лжет лиходей, душегуб!
А Тория, метнув в него камень и поранив ему лоб, кричала как безумная:
— Если б он тебя утопил, ты бы, кровопийца, не загрыз мою доченьку!
Уленшпигель ничего не говорил.
— Кто видел, как он бросал рыбника в воду? — спросил Ламме.
Уленшпигель молчал.
— Никто не видел! — кричал народ. — Лжет злодей!
— Нет, не лгу! — завопил рыбник. — Я его молил о прощении, а он меня все-таки швырнул, и спасся я только потому, что уцепился за шлюпку, причаленную к берегу. Я вымок, весь дрожал и еле добрался до убогого моего жилья. Я схватил горячку, ходить за мной было некому, и я чуть не умер.
— Лжешь! — сказал Ламме. — Никто этого не видел.
— Никто, никто не видел! — подхватила Тория. — В огонь его, злодея! Перед смертью ему понадобилась еще одна невинная жертва! Пусть за все заплатит! Он лжет! Если ты и швырнул его в воду, Уленшпигель, все равно не признавайся. Свидетелей нет. Пусть заплатит за все на медленном огне, под калеными щипцами!
— Ты покушался на его жизнь? — обратился к Уленшпигелю с вопросом судья.
Уленшпигель же ему ответил так:
— Я бросил в воду доносчика — убийцу Клааса. Пепел отца моего бился о мою грудь.
— Сознался! — крикнул рыбник. — Его тоже казнят! Где виселица? Я хочу посмотреть. Где палач с мечом правосудия? Это по тебе похоронный звон, оттого что ты, негодяй, покушался на жизнь старика!
На это ему Уленшпигель сказал:
— Да, я хотел тебя уничтожить и швырнуть в воду — пепел бился о мою грудь.
А женщины из толпы кричали:
— Зачем ты сознаешься, Уленшпигель? Ведь никто этого не видел! Теперь тебя тоже казнят.
А рыбник заливался злорадным смехом, подпрыгивал и шевелил связанными руками, обмотанными окровавленным тряпьем.
— Его казнят! — кричал рыбник. — Он перейдет из здешнего мира в ад с веревкой на шее, как бродяга, как вор и разбойник. Его казнят — Бог его накажет.
— Нет, его не казнят, — объявил судья. — По фландрским законам убийство, совершенное десять лет назад, не карается. Уленшпигель учинил злое дело, но из любви к отцу. К суду его не привлекут.
— Да здравствует закон! — крикнул весь народ. —
С колокольни собора Богоматери плыл похоронный звон. И тут осужденный заскрежетал зубами, понурил голову и уронил первую слезу.
И тогда ему отрубили правую руку, язык просверлили каленым железом, а затем он был сожжен на медленном огне у ворот ратуши.
Перед смертью он крикнул:
— Не достанутся королю мои денежки! Я солгал!.. Я еще вернусь к вам, свирепые тигры, и загрызу вас!
А Тория кричала:
— Час расплаты настал! Час расплаты настал! Корчатся его руки, корчатся его ноги, спешившие на разбой! Дымится тело душегуба! Горит белая шерсть, шерсть гиены, на его помертвелой морде! Час расплаты настал! Час расплаты настал!
И рыбник умер, воя по-волчьи.
А с колокольни собора Богоматери плыл похоронный звон.
А Ламме и Уленшпигель снова сели на своих осликов.
А Неле осталась мучиться с Катлиной, твердившей одно и то же:
— Уберите огонь! Голова горит! Вернись ко мне, Ганс, ненаглядный!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
