Унесенные ветром. Том 1 - английский и русский параллельные тексты

Going home!

Домой!

Going home!

Домой!

That was the only thought in the soldiers' minds.

Одна мысль владела умами всех солдат.

Some were sad and silent, others gay and contemptuous of hardships, but the thought that it was all over and they were going home was the one thing that sustained them.

Некоторые были молчаливы, печальны, другие веселы, полны презрения к лишениям, но и тех и других поддерживала мысль: войне конец, мы возвращаемся домой.

Few of them were bitter.

И мало кто испытывал горечь поражения.

They left bitterness to their women and their old people.

Это выпало на долю женщин и стариков.

They had fought a good fight, had been licked and were willing to settle down peaceably to plowing beneath the flag they had fought.

А солдаты отважно сражались, и теперь им хотелось одного: вернуться к мирному труду землепашцев под флагом страны, за которую шла борьба.

Going home!

Домой!

Going home!

Домой!

They could talk of nothing else, neither battles nor wounds, nor imprisonment nor the future.

Они не могли говорить ни о чем другом - ни о битвах, ни о ранах, ни о плене, ни о будущем.

Later, they would refight battles and tell children and grandchildren of pranks and forays and charges, of hunger, forced marches and wounds, but not now.

Пройдет время, и они начнут вспоминать сражения и рассказывать своим детям и внукам о схватках, атаках, налетах, о шутливых проделках, о голоде, раненых, форсированных маршах... Но не сейчас.

Some of them lacked an arm or a leg or an eye, many had scars which would ache in rainy weather if they lived for seventy years but these seemed small matters now.

У одних не было ноги, у других - руки, у третьих -глаза, и почти у всех были шрамы, которые станут ныть в сырую погоду, если они доживут лет до семидесяти, но все это казалось им сейчас несущественным.

Later it would be different.

Дальше жизнь пойдет по-другому.

Old and young, talkative and taciturn, rich planter and sallow Cracker, they all had two things in common, lice and dysentery.

И одно было общим для всех - для старых и молодых, для разговорчивых и молчаливых, для богатых плантаторов и изможденных бедняков -все равно страдали от дизентерии и вшей.

The Confederate soldier was so accustomed to his verminous state he did not give it a thought and scratched unconcernedly even in the presence of ladies.

Вшивость стала таким неизменным спутником солдат-конфедератов, что они уже машинально и бездумно почесывались даже в присутствии дам.

As for dysentery-the "bloody flux" as the ladies delicately called it-it seemed to have spared no one from private to general.

Что до дизентерии - "кровавой лихорадки", как деликатно называли эту болезнь дамы, - то она, по-видимому, не пощадила никого от рядового до генерала.

Four years of half-starvation, four years of rations which were coarse or green or half-putrefied, had done its work with them and every soldier who stopped at Tara was either just recovering or was actively suffering from it.

Четыре года существования на грани голодной смерти, четыре года на рационе самой грубой, зачастую почти несъедобной пищи сделали свое дело, и каждый солдат, искавший пристанища в Таре, либо страдал этой болезнью, либо только что от нее оправился.

"Dey ain' a soun' set of bowels in de whole Confedrut ahmy," observed Mammy darkly as she sweated over the fire, brewing a bitter concoction of blackberry roots which had been Ellen's sovereign remedy for such afflictions.

- Похоже, во всей армии не сыщется ни одного здорового брюха с крепкими кишками, - мрачно изрекла Мамушка, обливавшаяся потом у очага, готовя горький отвар из корня ежевики, который Эллин считала чудодейственным лекарством от всех желудочных заболеваний.

"It's mah notion dat 'twarn't de Yankees whut beat our gempmum.

- Сдается мне, не янки побили наших жентмунов, а просто, у наших жентмунов кишки не выдержали.

'Twuz dey own innards. Kain no gempmum fight wid his bowels tuhnin' ter water."

Какой жентмун может сражаться, ежели у него в кишках вода?

One and all, Mammy dosed them, never waiting to ask foolish questions about the state of their organs and, one and all, they drank her doses meekly and with wry faces, remembering, perhaps, other stern black faces in far-off places and other inexorable black hands holding medicine spoons.

И одного за другим она поила их всех отваром, не предваряя лечения пустыми вопросами о состоянии желудка, и все, один за другим, покорно, хотя порой и кривясь, пили ее снадобье, вспоминая, быть может, другие суровые черные лица в далеком отсюда краю и другие непреклонные черные руки с ложкой целебного снадобья.

In the matter of "comp'ny" Mammy was equally adamant. No liceridden soldier should come into Tara.

В такой же мере непреклонна была Мамушка и в вопросах "обчества" и неусыпно следила за тем, чтобы ни один обовшивевший солдат не переступил порога Тары.

She marched them behind a clump of thick bushes, relieved them of their uniforms, gave them a basin of water and strong lye soap to wash with and provided them with quilts and blankets to cover their nakedness, while she boiled their clothing in her huge wash pot.

Мамушка препровождала их всех за густые заросли кустарника, где предлагала им разоблачиться, снабжала куском щелочного мыла, лоханкой горячей воды, а также простынями и одеялами - прикрыть наготу, пока она будет кипятить их одежду в огромном стиральном котле.

It was useless for the girls to argue hotly that such conduct humiliated the soldiers.

Женская половина дома горячо протестовала против такого обращения, унижающего честь солдата, но все протесты были бесплодны.

Mammy replied that the girls would be a sight more humiliated if they found lice upon themselves.

Мамушка отвечала на это, что еще большему унижению подвергнутся они сами, если обнаружат на себе вошь.

When the soldiers began arriving almost daily, Mammy protested against their being allowed to use the bedrooms.

Когда солдаты стали появляться на плантации почти ежедневно, запротестовала сама Мамушка: она не желала пускать солдат в спальни.

Always she feared lest some louse had escaped her.

Ее преследовал страх, что какая-нибудь шустрая вошь ускользнет от ее зоркого глаза.

Rather than argue the matter, Scarlett turned the parlor with its deep velvet rug into a dormitory.

Во избежание пререканий Скарлетт превратила в спальню гостиную, устланную мягким ковром.

Mammy cried out equally loudly at the sacrilege of soldiers being permitted to sleep on Miss Ellen's rug but Scarlett was firm.

Мамушка снова подняла крик, протестуя против кощунственного обращения с ковром покойной мисс Эллин, но на сей раз Скарлетт была тверда.

They had to sleep somewhere.

Где-то же солдатам надо спать!

And, in the months after the surrender, the deep soft nap began to show signs of wear and finally the heavy warp and woof showed through in spots where heels had worn it and spurs dug carelessly.

И через несколько месяцев после заключения мира на мягком ворсе ковра стали появляться потертости, а вскоре грубая основа и уток проглянули в тех местах, где прогулялись неосторожный солдатский каблук или шпора.

Of each soldier, they asked eagerly of Ashley.

И у каждого солдата все жадно выспрашивали про Эшли.

Suellen, bridling, always asked news of Mr. Kennedy.

А Сьюлин с достоинством осведомлялась о мистере Кеннеди.

But none of the soldiers had ever heard of them nor were they inclined to talk about the missing.

Но никто из солдат ничего о них не слышал, да и не имел особой охоты распространяться о пропавших без вести.

It was enough that they themselves were alive, and they did not care to think of the thousands in unmarked graves who would never come home.

Им повезло, они уцелели, и им не хотелось думать о тех, кто покоится в безымянных могилах и никогда не вернется домой.

The family tried to bolster Melanie's courage after each of these disappointments.

Вся семья старалась укрепить мужество Мелани после каждого пережитого ею разочарования.

Of course, Ashley hadn't died in prison.

Нет, конечно, Эшли не умер в тюрьме.

Some Yankee chaplain would have written if this were true.

Тюремный капеллан обязательно написал бы им, если бы это случилось.

Of course, he was coming home but his prison was so far away.

Эшли, без сомнения, сейчас возвращается домой, но путь-то ведь далекий.

Why, goodness, it took days riding on a train to make the trip and if Ashley was walking, like these men...

Да боже ты мой, даже на поезде это несколько суток езды, а если он идет пешком, как эти солдатики?..

Why hadn't he written?

"Почему он не пишет?" -

Well, darling, you know what the mails are now-so uncertain and slipshod even where mail routes are re-established.

"Но, дорогая, вы же знаете, как работает почта -через пень колоду, как говорится, хотя железнодорожное сообщение и восстановилось". -

But suppose-suppose he had died on the way home.

"А что, если.., что, если он умер на пути домой?" -

Now, Melanie, some Yankee woman would have surely written us about it!...

"Но послушайте, Мелли, какая-нибудь женщина, пусть даже янки, непременно известила бы нас об этом..." -

Yankee women!

"Какая-нибудь янки?

Bah!...

Хм..." -

Melly, there ARE some nice Yankee women.

"Ах, Мелли, порядочные женщины есть и там.

Oh, yes, there are!

Да, да, есть!

God couldn't make a whole nation without having some nice women in it!

Г осподь бог не мог населить целую страну такими людьми, среди которых не было бы ни единой порядочной женщины!

Scarlett, you remember we did meet a nice Yankee woman at Saratoga that time-Scarlett, tell Melly about her!

Скарлетт, ты помнишь, как мы встретили однажды в Саратоге очень славную женщину-янки? Расскажи про нее Мелани".

"Nice, my foot!" replied Scarlert.

- Славную? Как бы не так! - сказала Скарлетт.

"She asked me how many bloodhounds we kept to chase our darkies with!

- Эта янки спросила меня, сколько гончих собак мы держим, чтобы травить ими наших негров.

I agree with Melly.

Я согласна с Мелли.

I never saw a nice Yankee, male or female.

Я еще не встречала ни одного славного янки - ни женщины, ни мужчины.

But don't cry, Melly!

Но ты не плачь, Мелли.

Ashley'll come home.

Эшли вернется.

It's a long walk and maybe-maybe he hasn't got any boots."

Путь-то далекий, а ведь может.., может, у него нет сапог.

Then at the thought of Ashley barefooted, Scarlett could have cried.

И тут, вообразив себе босоногого Эшли, Скарлетт чуть не расплакалась сама.

Let other soldiers limp by in rags with their feet tied up in sacks and strips of carpet, but not Ashley.

Другие солдаты могли приковылять домой, обернув ноги тряпьем - обрывками ковра или мешковиной, но только не Эшли.

He should come home on a prancing horse, dressed in fine clothes and shining boots, a plume in his hat.

Он должен был возвратиться домой, гарцуя на коне, в красивом мундире и сверкающих сапогах, с пером на шляпе.

It was the final degradation for her to think of Ashley reduced to the state of these other soldiers.

Думать, что Эшли может быть низведен до такого же унизительного состояния, как эти солдаты, было невыносимо для Скарлетт.

One afternoon in June when everyone at Tara was assembled on the back porch eagerly watching Pork cut the first half-ripe watermelon of the season, they heard hooves on the gravel of the front drive.

Как-то в июле, в послеполуденный час все обитатели Тары в полном составе собрались на заднем крыльце дома, с интересом наблюдая, как Порк разрезает первую поспевшую в огороде дыню, и! тут до слуха их долетел стук копыт по гравию подъездной аллеи.

Prissy started languidly toward the front door, while those left behind argued hotly as to whether they should hide the melon or keep it for supper, should the caller at the door prove to be a soldier.

Присси лениво поплелась к переднему крыльцу, в то время как остальные принялись горячо обсуждать, спрятать ли дыню или подать ее на ужин, если окажется, что подъехал какой-нибудь солдат.

Melly and Carreen whispered that the soldier guest should have a share and Scarlett, backed by Suellen and Mammy, hissed to Pork to hide it quickly.

Мелли и Кэррин говорили шепотом, что надо угостить солдата, а Скарлетт, нашедшая поддержку в лице Сьюлин и Мамушки, шипела на ухо Порку, чтобы он поживее спрятал дыню.

"Don't be a goose, girls!

- Не глупите, девочки!

There's not enough for us as it is and if there are two or three famished soldiers out there, none of us will even get a taste," said Scarlett.

Нам самим-то едва достанется по кусочку, а если там два-три голодных солдата, то не видать нам этой дыни как своих ушей, - говорила Скарлетт.

While Pork stood with the little melon clutched to him, uncertain as to the final decision, they heard Prissy cry out.

Порк стоял с дыней в руках, не зная, к какому же они в конце концов придут решению, и тут все услышали возгласы Присси:

"Gawdlmighty!

- Батюшки светы!

Miss Scarlett!

Мисс Скарлетт!