Собрание сочинений. Дополнительный том. Лукреция Флориани. Мон-Ревеш

— Значит, мадемуазель, — сказал Тьерре, по-прежнему холодно и настороженно, — только потому, что вам пришла в голову выдумка напугать меня, явившись в образе призрака, вы будете разъезжать по лесу в холодную ночь с двух часов до восхода солнца? Мало того: после бессонной ночи под открытым небом вы еще потом будете кататься до десяти часов утра, чтобы не возбудить подозрений? Не дорогая ли получится плата за такое короткое и малоинтересное развлечение?

— Может быть, для вас это было не слишком большое удовольствие, но для меня оно было полным. Во-первых, я немножко испугалась, а на такое чувство я не рассчитывала, потому что я такой же скептик, каким хотите казаться вы. Однако я думаю, что мы с вами не настоящие скептики: вы хоть и не испугались, все-таки признаетесь, что подумали, будто видите привидение. Тем большую смелость вы проявили. Не отпирайтесь, потому что это очень поднимает вас в моем мнении.

— Я очень польщен, мадемуазель, но, быть может, я не заслуживаю вашего восхищения. А что, если я узнал вас сразу? А что, если, поговорив утром с пронырливым Крезом, я уже предугадал ваши замыслы и ожидал вашего посещения?

Эвелина на минуту смутилась, обеспокоенная больше всего нескромностью своего пажа; но, как всегда, кокетство и насмешливость пришли ей на помощь.

— Я этому не верю, — отвечала она. — Если б вы меня ждали, то, надеюсь, двери не были бы заперты и вы бы не заставили Форже бодрствовать, чтобы открыть их мне.

— Нет, мадемуазель, — возразил Тьерре, становясь все суше по мере того, как убеждался, что она его поддразнивает, — я просто надеялся, что вы не решитесь довести до конца ваше нелепое предприятие.

— Я же надеялась, сударь, — с легким презрением сказала Эвелина, поднимаясь с места, — что все приключение повернется иначе, что вы не проявите такой храбрости, что я пройдусь по гостиной, не вырвав у вас ни слова, что я выйду неузнанной, в маске, как вошла, и что в один из ближайших дней вы приедете рассказать нам о своем приключении, несколько приукрасив его, как всегда делают поэты. Вместо всего этого вы оказались храбрецом, а я дурочкой. Из-за попугая я вскрикнула, вы узнали мой голос; вы угрожали снять с меня маску: я не люблю, когда до меня дотрагиваются, и мне пришлось остановить вас, показав мое лицо. Теперь, когда все сказано, покойной ночи. Откройте мне двери.

— Вы думаете, я позволю вам провести ночь на улице, под звездами?

— Какие звезды! Это чистая метафора! — смеясь, сказала она. — Дождь льет как из ведра!

И в самом деле, слышно было, как вода из желобов потоками низвергается на каменные плиты двора.

— Тем более. Вы сами видите, — сказал Тьерре, — что вам придется здесь дождаться рассвета, когда вы сможете уехать. Предупреждаю вас, это продлится не меньше трех часов. Придется вам испить до дна чашу опасной неосторожности, которую вы сами наполнили. Заявляю вам, что тут нет моей вины. Если об этом узнают, я буду драться за вас на дуэли, но поклянусь своей честью вашему отцу, что понятия не имею, почему вы поставили меня в это приятное положение.

С этими словами Тьерре пошел запереть двери гостиной.

— Что вы делаете? — спросила оторопевшая Эвелина.

— Я не хочу, чтобы те слуги, которые не посвящены в ваши секреты, застали вас здесь. Если же ваши родители хватятся вас и явятся сюда, я хочу иметь возможность объясниться с ними, прежде чем подвергнуть вас их справедливому гневу.

Эвелина побледнела — она серьезно испугалась.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Вы должны меня спрятать.

— Ни в коем случае. Я выйду им навстречу, и вы покажетесь им на глаза только под моим покровительством, в качестве моей невесты.

— В самом деле? Неужели последствия моей проделки будут так серьезны? — сказала Эвелина, краснея наполовину от удовольствия, наполовину от смущения. — Теперь я понимаю, почему вы так испугались!

И она бросила на Тьерре робкий и пламенный взгляд чуть не отнявший у него все хладнокровие, которым он вооружился.

— Боюсь, что так, — сказал он, избегая этого опасного взгляда. — Конечно, заботясь о своем добром имени, я не колеблясь поступлю именно так, чтобы не прослыть соблазнителем молодой девушки, отказавшимся восстановить ее репутацию. Но, давши вам свое имя, я возненавижу ваше богатство, а может быть, и вас, за то, что вы заставили меня принять его вопреки моей воле, не оставив мне выбора между моей склонностью к свободе и постыдной ролью всеобще го посмешища или соблазнителя.

Эта речь поразила Эвелину и сломила ее непокорный дух. Она опять упала в кресло и залилась слезами, восклицая:

— Ах, вы никогда меня не любили, а теперь я внушаю вам только ненависть!

Тьерре был побежден. Любовь вернулась в его сердце. Человек недостаточно силен, чтобы перенести такое испытание.