Человек в черном

II. Семена посеяны

В одном из отдаленных обширных предместий западной части Лондона дом, называемый обителью, стоял посреди прекрасно возделанного сада, окруженного со всех сторон высокой каменной стеной. Кроме большого золотого креста на крыше часовни, ничто снаружи не свидетельствовало о благочестивой цели, которой римско-католическое духовенство с помощью добровольных приношений верующих посвятило это здание.

Но новообращенный, входящий в ворота, оставлял за собой протестантскую Англию и как бы вступал в новый мир. Отеческие заботы церкви овладевали им в обители, окружая его монашеской простотой в его опрятной маленькой спальне и ослепляя его духовным блеском, когда религиозные обязанности призывали его в церковь. Изящный вкус, так редко проявляющийся при новейшем устройстве и украшении монастырей и церквей в южных странах, обнаруживался здесь, служа религиозным целям, в каждой части дома. Строгая дисциплина не имела жалкой и отвратительной стороны в обители. Живущие в ней вкушали свои постные трапезы на безукоризненных скатертях, без малейшего пятнышка, блестящими ножами и вилками. Кающиеся, лобызавшие ступени алтаря, «не ели навоза», как говорят на Востоке. Друзья-благотворители, которым дозволялось посещать живущих в установленные дни, видели в приемной комнате копии со знаменитых картин, изображавших святое семейство, – действительные произведения искусства, они ступали по ковру, изображавшему благочестивые эмблемы, безукоризненные по краскам и рисунку. У обители был собственный артезианский колодец, все в доме пили чистую воду. Легкий запах ладана ощущался в коридорах. Успокоительная и таинственная тишина места редко нарушалась тихими шагами и осторожно отворявшимися и затворявшимися дверями. Ни одно животное не оживляло тишину, даже на кухне не было кошки, а между тем дом под влиянием какого-то неуловимого величия вовсе не был скучен. Еретики с живым воображением могли бы безошибочно сравнить его с заколдованным замком.

Одним словом, католическая система показала здесь в совершенстве свое мастерское знание слабостей человеческой натуры и свою неистощимую находчивость пользоваться всеми средствами для достижения цели.

В то утро, когда мистрис Эйрикорт и ее дочь имели достопамятный разговор у камина, отец Бенвель вошел в одну из частных комнат обители, предоставленных духовенству. Скромный служитель, смиренно ожидавший приказаний, был послан за одним из обитателей дома по имени Мортльман.

Обычная веселость отца Бенвеля была на этот раз несколько нарушена очевидным беспокойством. Не раз поглядывал он нетерпеливо на дверь и даже не заметил последних новых религиозных изданий, заманчиво разложенных на столе.

Явился мистер Мортльман – молодой человек, новообращенный, подававший большие надежды. Дикий блеск его глаз обнаруживал ту форму зарождающейся мозговой болезни, которая начинается фанатизмом и довольно часто заканчивается религиозным умопомешательством. Он приветствовал патера раболепно, пресмыкаясь перед знаменитым иезуитом.

Отец Бенвель не обратил никакого внимания на эти подобострастные поклоны.

– Сядьте, сын мой, – сказал он.

Мистер Мортльман, казалось, предпочел бы пасть на колени, но покорился и сел на стул.

– Вы, кажется, несколько дней в часы отдыха были собеседником мистера Ромейна? – начал патер.

– Да, отец мой.

– Не кажется ли он утомленным своим пребыванием в этом доме?

– О, напротив! Он чувствует благодетельное влияние обители. Мы провели вместе несколько отрадных часов.

– Можете ли вы что-нибудь сообщить еще?

Мистер Мортльман скрестил руки на груди и низко поклонился.

– Я должен сообщить о себе самом, отец мой, я согрешил от самонадеянности. Я вообразил, что мистер Ромейн не женат, как и я.

– Говорил я с вами об этом?

– Нет, отец мой.

– Так вы не совершили никакого греха, вы только сделали извинительную ошибку. Как вы были введены в заблуждение?

– Вот как, отец мой. Мистер Ромейн говорил о книге, которую вы были так добры прислать ему. Его в особенности заинтересовали в ней мемуары о знаменитом английском кардинале Эктоне. Постепенность, с которой его преосвященство достиг звания князя церкви, как показалось мне, пробудила в моем друге стремление к новому призванию. Он спросил меня, не чувствую ли я влечения вступить в духовенство. Я ответил, что действительно стремлюсь к этому, если только окажусь достойным. Он казался глубоко взволнованным. Я осмелился спросить, не имеет ли и он такой же надежды. Он невыразимо огорчил меня. Он вздохнул и сказал: «Я не питаю такой надежды, я женат». Скажите мне, отец мой, умоляю вас, дурно я поступил?

Отец Бенвель подумал немного.

– Мистер Ромейн ничего не сказал больше? – спросил он.

– Ничего, отец мой.

– Вы пробовали возвращаться к этому разговору?

– Я думал, лучше будет молчать.

Отец Бенвель протянул руку.

– Молодой друг мой, вы не только не сделали дурного, вы выказали самую похвальную осторожность. Я не буду более отрывать вас от ваших обязанностей. Ступайте к мистеру Ромейну и скажите ему, что я желаю с ним говорить.

Мортльман опустился на одно колено и просил благословения. Отец Бенвель поднял, по обычаю, два пальца и благословил его.

Условия человеческого счастья выполнить легко, если мы правильно понимаем их. Мистер Мортльман ушел вполне счастливым.

Оставшись в одиночестве, отец Бенвель принялся ходить взад и вперед по комнате. Беспокойство, отразившееся на его лице, перешло теперь из боязни в волнение.

– Попробую сегодня! – сказал он себе и остановился, подозрительно осматриваясь вокруг.

Но только не здесь, решил он, а то скоро это сделается предметом разговоров. У меня дома будет безопаснее во всех отношениях.

Он опять успокоился и вернулся на свое место.

Ромейн отворил дверь.

Двойное влияние – обращение в другую веру и жизнь в обители – сильно изменили его. Его обычная подозрительность и напряженность исчезли, а вместо них явилось выражение приятного и задумчивого спокойствия. Все его печали были теперь в руках духовника. В движениях была спокойная размеренность, а в улыбке блаженная ясность.

– Любезный друг, – сказал отец Бенвель, пожимая дружелюбно руку Ромейна, – вы были согласны последовать своему совету, вступая в этот дом, послушайтесь опять меня, если я скажу вам, что вы достаточно пробыли здесь. Вы можете вернуться сюда через некоторое время, если пожелаете. Но сперва я хочу сообщить вам нечто и предлагаю гостеприимство в моем доме.

В другое время Ромейн попросил бы объяснить столь внезапную необходимость оставить обитель, теперь же он покорно принял совет своего духовника.

Отец Бенвель сделал необходимое сообщение настоятелю, и Ромейн простился со своими друзьями в обители.

Высокопоставленный иезуит и богатый землевладелец с подобающим смирением уехали в кебе.

– Надеюсь, я не огорчил вас? – спросил отец Бенвель.

– Я только с нетерпением желаю послушать, что вы скажете мне, – отвечал Ромейн.