Человек в черном

IV. По дороге в Рим

В комнате было совершенно тихо. Ромейн стоял и смотрел на патера.

– Вы слышали, что я сказал? – спросил отец Бенвель.

– Да.

– Понимаете ли вы, что я действительно думаю то, что сказал?

Ромейн не отвечал, он ждал, как человек, желающий слушать дальше.

Отец Бенвель тотчас осознал, что важно в такую минуту не отступать от принятой на себя ответственности.

– Я вижу, как огорчаю вас, – сказал он, – но для вашей же пользы я обязан высказаться. Ромейн, женщина, на которой вы женились, жена другого. Не спрашивайте меня, как я это узнал, но я знаю это. Вы получите положительные доказательства, как только поправитесь. Пойдите отдохните немного в этом кресле.

Он взял Ромейна за руку, подвел к креслу и дал выпить вина. Прошло немного времени.

Ромейн поднял голову с тяжелым вздохом.

– Женщина, на которой я женился, жена другого?!

Он медленно повторил эти слова и взглянул на отца Бенвеля.

– Кто этот человек? – спросил он.

– Я познакомил его с вами, когда еще сам ничего не знал об этом обстоятельстве, – ответил патер. – Этот человек – мистер Бернард Винтерфильд.

Ромейн едва приподнялся с кресла, минутный гнев сверкнул в его глазах и тотчас снова исчез, подавленный охватившим его более благородным чувством горя и стыда. Он вспомнил, как представлял Винтерфильда Стелле.

– Ее муж! – сказал он опять сам себе, – и она позволила мне представить его ей и приняла его как незнакомого!

Он замолчал и задумался.

– Представьте мне доказательства, сэр, – сказал он с внезапным смирением, – мне не нужно подробностей. Для меня будет достаточно, если я узнаю, что был обманут и обесславлен.

Отец Бенвель открыл свою конторку и положил перед Ромейном две бумаги. Он сделал это с полным равнодушием – еще не пришло время выражать сочувствие и сожаление.

– Первая бумага – засвидетельствованная копия брачного свидетельства мисс Эйрикорт с мистером Винтерфильдом, брак совершен, как вы видите, английским капелланом в Брюсселе и засвидетельствован тремя лицами. Взгляните на подписи. Мать невесты была первой свидетельницей, следовавшие затем два имени были имена лорда и леди Лоринг.

– И они также были в заговоре, чтобы обмануть меня, – сказал Ромейн, положив бумагу на стол.

– Я достал этот документ, – продолжал отец Бенвель, – при помощи моего преподобного коллеги, живущего в Брюсселе. Я вам сообщу его имя и адрес, если вы захотите навести дальнейшие справки.

– Совершенно бесполезно. А что такое другая бумага?

– Это извлечение из стенографического отчета о заседании английской судебной палаты, пропущенное в газетах и добытое по моей просьбе моим поверенным в Лондоне.

– Какое отношение она имеет ко мне?

Ромейн задал этот вопрос тоном бесстрастного терпения, тогда как переносил самое ужасное нравственное терзание.

– Я вам отвечу в двух словах, – сказал отец Бенвель. – В оправдание мисс Эйрикорт я обязан представить вам причины, извиняющие ее в том, что она вышла за вас.

Ромейн взглянул на него мрачно и с изумлением.

– Вы хотите представить извиняющие причины, – повторил он.

– Да, выписки из заседания суда, о которых я вам говорил, объявляют брак мисс Эйрикорт недействительным по английским законам, потому что Винтерфильд был в то время уже женат на другой. Постарайтесь следить за мной, я расскажу вам все как можно короче. Ради самого себя и вашего будущего сана вы должны понять это возмутительное дело полностью, с начала до конца.

После этого предисловия он рассказал историю первого брака Винтерфильда, не изменяя и не скрывая ничего и отдавая с начала до конца полную справедливость непричастности Винтерфильда к злому умыслу.

Когда полная истина могла служить на пользу его целям – как это было в данном случае, – нельзя было найти человека, который бы мог сравниться с отцом Бенвелем в откровенности и умении заставить людей восторгаться сердечностью, обнаруживаемой им.

– Вы были раздосадованы, а я удивлен, – продолжал патер, – когда мистер Винтерфильд прервал с вами знакомство. Теперь мы знаем, что он поступил как благородный человек.

Патер ждал, какое действие произведут его слова. Душевное состояние Ромейна не позволяло ему отнестись справедливо к Винтерфильду или к кому бы то ни было. Его гордости был нанесен смертельный удар, его высокое чувство чести и деликатность страдали от оскорбления, нанесенного ему.

– Помните, – настойчиво продолжал отец Бенвель, – что слабая человеческая природа имеет свое право на возможно более справедливое извинение и снисхождение. Друзья мисс Эйрикорт, вероятно, советовали ей, да и она сама, естественно, желала скрыть от вас то, что случилось в Брюсселе. Женщину, поставленную в такое ужасное, фальшивое и унизительное положение, нельзя судить слишком строго, даже когда она поступает дурно. Я обязан это сказать. Кроме того, зная сам все подробности, я не сомневаюсь, что мисс Эйрикорт и мистер Винтерфильд действительно расстались у церковных дверей.

Ромейн ответил взглядом, так презрительно выражавшим самое непоколебимое недоверие, что им абсолютно оправдывался гибельный совет мудрых друзей Стеллы, посоветовавших ей скрыть истину. Отец Бенвель благоразумно замолчал.

Он рассказал об этом происшествии, вполне придерживаясь истины, – самый заклятый враг его не мог бы этого отрицать.

Ромейн взял вторую бумагу, взглянул на нее и снова бросил на стол с видимым отвращением.

– Вы сейчас говорили мне, – произнес он, – что я женат на жене другого, а вот приговор суда, объявляющий брак мисс Эйрикорт с мистером Винтерфильдом недействительным, могу я попросить вас объяснить?

– Конечно. Позвольте мне прежде напомнить вам, что религия, принятая вами, обязывает вас соблюдать правила, установленные церковью со всем авторитетом этого божественного учреждения несколько столетий назад. Вы согласны с этим?

– Согласен.

– Теперь слушайте! В нашей церкви, Ромейн, брак более чем религиозное учреждение – это таинство. Мы не признаем никаких человеческих законов, оскверняющих это таинство. Я сошлюсь на два примера. Когда великий Наполеон был на высоте своего могущества, Пий VII отказался признать законность второго брака императора с Марией-Луизой, пока жива была Жозефина, разведенная французским сенатом. Затем, ввиду королевского закона о браке, церковь освятила брак мистрис Фицгерберт с Георгом IV и до сих пор утверждает, отдавая справедливость ее памяти, что она была законной женой короля. Одним словом, чтобы брак считался законным, он должен быть совершен по чисто христианскому обряду, и в таком случае брак может быть расторгнут только смертью. Вы помните, что я вам говорил о мистере Винтерфильде?

– Да. Его первый брак был совершен гражданским порядком.

– Сказать проще, Ромейн, мистер Винтерфильд и наездница из цирка произнесли условную формулу перед светским человеком в префектуре. Это не только не брак, это профанация священного обряда. Парламентские акты, утверждающие такие порядки, церковь считает ересью и противоречащими религии.

– Я понимаю вас, – сказал Ромейн. – Брак мистера Винтерфильда в Брюсселе…

– Который по английским законам, – перебил отец Бенвель, – уничтожался гражданским браком, остается, тем не менее, действительным по высшему закону церкви. Мистер Винтерфильд – муж мисс Эйрикорт, пока они оба живы. Законный священник совершил обряд в церкви, и протестантский брак, совершенный таким образом, признается католической церковью. При таких обстоятельствах обряд, после соединивший вас с мисс Эйрикорт, хотя ни вы, ни священник в этом не виноваты, все-таки недействителен. Нужно ли говорить более? Не оставить ли вас на время одного?

– Нет! Я не знаю, что могу подумать, что могу сделать, если вы оставите меня одного!

Отец Бенвель сел около Ромейна.

– Моей тяжелой обязанностью было огорчить вас и унизить. Вы на меня не сердитесь?

Он протянул руку.

Ромейн взял ее, скорее, из чувства справедливости, а не из признательности.

– Могу я вам посоветовать? – спросил отец Бенвель.

– Кто может советовать человеку в моем положении? – возразил с горечью Ромейн.

– Я могу по крайней мере предложить вам не спеша обдумать ваше положение.

– Не спеша? Вы говорите так, как будто мое положение можно выносить.

– Все можно вынести, Ромейн.

– Может быть, вам, отец Бенвель. Вы отрешились от всего бренного, когда надели черную рясу священника?

– Я отрешился, сын мой, от тех наших слабостей, которыми пользуются женщины. Вы говорите о вашем положении, я представлю его вам в самом худшем виде.

– С какой целью?

– Чтобы показать вам в точности, на что вы должны решиться. По английским законам мистрис Ромейн ваша жена. По правилам, считающимся священными в той религиозной общине, к которой вы принадлежите, она не мистрис Ромейн, а мистрис Винтерфильд, живущая с вами в прелюбодеянии. Если вы сожалеете о вашем обращении…

– Я не сожалею о нем, отец Бенвель.

– Если вы отказываетесь от священных стремлений, в которых сами признались мне, то вернитесь к вашей семейной жизни, но не требуйте, пока вы живете с этой женщиной, чтобы мы считали вас членом нашей общины.

Ромейн молчал, сильное волнение, возбужденное в нем, утихло мало-помалу, и вместо него нежность, сострадание и прежняя любовь заговорили в его сердце, смелые выражения патера не достигли задуманной цели, они оживили в памяти Ромейна образ Стеллы тех дней, когда он в первый раз увидел ее. Как кротко было ее влияние на него и какую пользу приносило ему! Как нежно, как искренне она любила его!

– Дайте мне еще вина! – воскликнул он. – Я чувствую слабость, и голова у меня кружится! Не презирайте меня, отец Бенвель, я так любил ее когда-то!

Патер налил вино.

– Я сочувствую вам, – сказал он. – Право, право, я вам сочувствую!

Не все было ложью в этой вспышке сочувствия, тут была и частичка правды. Отец Бенвель был не совсем жесток. Его зоркий ум, смелое двоедушие привели к желаемому концу. Но раз он достиг своей цели – и, нужно помнить, достиг не для себя, – сострадательные порывы, оставшиеся в нем, прорывались иногда наружу. Человек с сильным умом – как бы он ни злоупотреблял им и как бы ни был его недостоин – все-таки имеет небесный дар.

Если вы хотите видеть безусловную злобу, ищите ее в дураке.

– Позвольте мне упомянуть еще об одном обстоятельстве, – продолжал отец Бенвель, – которое поможет вам успокоиться. В настоящем расположении вашего духа вы не можете возвратиться в обитель.

– Это невозможно!

– Я приказал приготовить для вас комнату у меня в доме. Здесь, освободившись от всяких тревожных влияний, вы сможете определить ваш будущий путь в жизни. Если вы желаете иметь отношения с Гайгеттом…

– Не говорите об этом!

Отец Бенвель вздохнул.

– Ах! Я понимаю, – сказал он грустно, – этот дом напоминает вам посещение мистера Винтерфильда…

Ромейн опять перебил его, но на этот раз одним жестом. Рука, сделавшая этот знак, сжалась в кулак и медленно опустилась на стол, глаза его помутились, брови нахмурились. При имени Винтерфильда воспоминания, отравлявшие все его добрые чувства, ядовито зашевелились в душе.