Жаркое свидание в Майами

* * *

Сандро прибыл в галерею на Линкольн-Роуд в начале восьмого. В этот ранний час торговый центр под открытым небом был пуст. Все дизайнерские магазины и рестораны были закрыты, как и Шестая галерея. В дверях его встретила Палома Джентри.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал Сандро.

Он специально попросил принять его в раннее время, когда Линкольн-Роуд была пустынной. Он не хотел огласки своей покупки, так как это сделало бы хорошую рекламу Шестой галерее. А он вовсе не хотел так помогать им. Он мог бы послать доверенное лицо, но чувствовал, что обязан перед дедом справиться с этим сам.

— Ничего страшного, — сказала Палома. — Я живу над галереей.

Она заперла за ним стеклянную дверь.

Шестая галерея оказалась меньше, чем он предполагал. Они максимально использовали пространство выставочного зала — картины загромождали стены, а пол был усеян скульптурами и предметами искусства, выставленными на пьедесталах. В кассе был обычный ассортимент открыток и сувениров из Майами-Бич. Он поймал себя на том, что задается вопросом, как Анджелина Луис вписывается во все это.

Палома пригласила его в свой кабинет и предложила кофе, но Алессандро не собирался превращать покупку картины в светский визит. Палома достала картину — маленькую, размером со смартфон.

— Это Ла-Плайя.

Алессандро взял у Паломы холст. Как и следовало из названия, это было изображение пляжа толстыми завитками масляной краски. Небо было туманно-серо-голубым, а на переднем плане волны редели и растекались по белому песку. Чайки, одинокая пальма и маленький дремавший мальчик завершали композицию. Это была фирменная работа Хуана Давида Валеро.

Но что-то было не так с этой картиной. И дело было даже не в размере. Всегда, когда Алессандро касался дедушкиной картины, он словно слышал его голос, чувствовал испачканные краской руки, чувствовал запах скипидара от его одежды. Это было частью какой-то странной связи с дедом, которой, как теперь узнал Сандро, завидовали его брат и отец.

— Вы говорите, что это нарисовал мой дед, но я никогда не видел ни картины, ни даже эскизов.

— В этом нет ничего необычного. Картина была написана до вашего рождения.

— Откуда она?

— Частный коллекционер пожелал остаться неизвестным.

— Почему?

Палома вздохнула, на ее лице появилось выражение учительницы, которая должна объяснять старшекласснику самые азы.

— Продавать произведения искусства — все равно, что закладывать фамильные драгоценности. Это неприлично, и многие не хотят, чтобы их друзья знали об этом. Наши клиенты могут рассчитывать на наше благоразумие. — Она сверкнула зубастой акульей улыбкой. — Поверьте мне. Так будет лучше для всех, кто в этом замешан. Я могу ответить на любые ваши вопросы. Вас беспокоит происхождение этого произведения?

— Да.

— Хорошо. Мы работаем с отраслевыми экспертами. Каждая вещь имеет сертификат подлинности.

То, что сертификаты не являлись стопроцентным подтверждением подлинности, она знала. Все же когда речь идет об искусстве давних лет, всегда нужно оставлять право на ошибку.

— У продавца финансовые проблемы? — спросил Сандро. Вряд ли он чего-то добьется. Палома была профессионалом, и никакую лишнюю информацию она не выдаст.

— Какое это имеет значение? Вы беспокоитесь, что продавец не оценил работу вашего дедушки?

Никто не будет ценить работу его деда так высоко, как сам Сандро. Но ему была противна мысль, что кто-то может попытаться нажиться на обмане. Ему хотелось уйти и оставить картину на столе, но он не мог этого сделать. Фальшивая или нет, но Ла-Плайя принадлежала ему.

— Сколько?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Тридцать пять тысяч.

Сандро не дрогнул.

— По рукам.

«Прилив» был волнами гламура. Энджел, в голубом маленьком платье и на каблуках, пожалуй, неплохо вписывалась в окружение. Поднимаясь в лифте на крышу отеля, она еще раз продумывала стратегию. Энджел не видела способов для того, чтобы установить новые связи, — она не знала на этой выставке ровным счетом никого. Поэтому упор был сделан на фотографии для раскручивания аккаунтов в социальных сетях.

Обстановку на крыше можно было назвать одним словом — роскошь. Искусственные пальмы, фонтаны в мраморных чашах — и море известных гостей в одежде не менее известных брендов.

Энджел прошла к бару. Как только она заказала коктейль, в сумочке завибрировал телефон. Энджел была рада возможности переключить внимание от всей роскоши, окружающей ее, но сообщение от Жюстины не принесло облегчения:

«Суперновость!» Сегодня вечером в «Приливе» Алессандро Карденас выставит серию фотографий «Опустошение» на аукцион. Делай побольше фотографий, чтобы все знали: мы к этому событию причастны!»

Энджел бросила телефон в сумочку, словно тот был ядовит. Спасло, что она сидела под кондиционером, иначе бы ей стало дурно. Сандро вечером будет здесь… Она предполагала такую возможность, но теперь знала точно, и ее начало трясти. Надо бы выследить его в толпе, чтобы держаться подальше от него…

План разбился, не успев сформироваться.

— Анджелина!

Внезапно ее затянуло в водоворот объятий с Дженни Си, Роуз Рашид и Джорджиной Гарсиа.

— Что вы здесь делаете одна? — спросила Роуз. — А где Алессандро?

— Сегодня вечером я работаю, — сказала Энджел, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

— Ты все время работаешь! — неодобрительно произнесла Джорджина.

Джиджи была одета в брючный костюм от Диора этого сезона. Может быть, для нее работа была вовсе не обязательным занятием.

Дженни взяла Роуз за руку.

— Мы будем в баре.

Энджел осталась наедине с Джорджиной в Диоре, которая теперь требовала, чтобы Энджел звала ее Джиджи.

— Ладно, Джиджи, — неуверенно произнесла Энджел. — А где сегодня Джордан?

— Он играет в «зоопарке», — сказала она. — Мы встретимся с ним позже. Но я хочу поговорить с тобой об Алессандро.

Энджел не хотела. Разве весь смысл светской беседы не в том, чтобы избегать горячих тем?

— Он здесь, ты же знаешь. Если хочешь, я ему позвоню.

— Не беспокойся! — Энджел практически выкрикнула эти слова. — Я здесь по работе. Помнишь?

Джиджи перебросила через плечо прядь карамельно-каштановых волос. Энджел никогда не видела никого столь безупречно ухоженного, во всяком случае, вблизи. Тот, кто делал ей мелирование, был искусным художником.

— Об Алессандро, — сказала она. — У нас с ним есть кое-какие истории.

Горло Энджел сжалось, как тогда, когда она смотрела на Джиджи и Алессандро прошлой ночью. Скоро она будет хватать ртом воздух.

— Я была влюблена в него, но он не чувствовал того же, — вздохнула Джиджи. — Такова наша история. Конец.

Это могло означать что угодно. Когда она поняла, что ему не нравится? Они встречались какое-то время?

— Он снялся в одном из первых фильмов, которые я продюсировала.

— «Нисходящая спираль».

— Ты его видела?

— Это один из моих любимых фильмов.

Джиджи казалась искренне довольной.

— Благодарю тебя! Это классическая история иммигрантов.

— Алессандро великолепен в этом деле.

— Он великолепен во всем, — улыбнулась Джиджи как ни в чем не бывало. — Он очень серьезно относится к своей карьере, наши рабочие отношения были важны для него.

Поэтому я спросила себя: стоило ли мутить эти воды? Ответ был отрицательным, и я не жалею об этом. Мы лучшие друзья, и у нас отличные рабочие отношения. Мне очень повезло.

Она была счастлива и явно просто высказала свое мнение, не опасаясь ответного удара.

— Есть еще кое-что, — прищурилась она.

Энджел больше ничего не хотела знать, но Джиджи этого явно не замечала.

— Он никогда не смотрел на меня так, как на тебя.

— Ты ошибаешься, — передернула плечами Энджел с нервным смешком.

— Я не ошибаюсь, — отрезала Джиджи.

Тишина пробежала по толпе, когда музыканты вышли на сцену в дальнем конце зала. После быстрого звукового настроя гитарист подошел к микрофону.

— Это Роландо! — прошептала Дженни на ухо Энджел. Это имя ни о чем ей не говорило… пока не прозвучал голос.

Роландо и Мафиози были исполнителями хита этого лета.

— Дамы и господа, прекрасные люди, — ровным баритоном произнес Роландо, — поприветствуйте моего брата, Алессандро Карденаса.

Алессандро присоединился к группе на сцене под бурные аплодисменты.

Барабанщик начал.

— Раз! Два! Раз! Два! Три! Четыре!

Алессандро подошел к микрофону и запел.

Его голос был как мед. Энджел была уверена, что сейчас умрет.

— О да, — сказала Джиджи. — Дайте ему глоток рома, и дело с концом.

Обхватив пальцами ножку бокала, Энджел отключилась от всех, для нее сейчас существовал только Алессандро. Одетый в черное, как и остальные музыканты группы, он сидел в рубашке, аккуратно заправленной в брюки, и все же почему-то забыл застегнуть большинство пуговиц. Он выглядел восхитительно. Золотистый свет прожектора придавал блеск его бронзовой коже. С закрытыми глазами, сдвинув брови, он пел и соблазнял слушателей. Темп внезапно ускорился, и один из бэк-вокалистов, к восторгу толпы, запел реггетон. Затем трубач выступил вперед для соло, которое взорвало сердце Энджел. Все это время Сандро стоял в стороне, погружаясь в свой собственный мир. Она сосредоточилась на том, как он двигался, и вспомнила, как они двигались вместе. Она сделала все, чтобы сжать это воспоминание в маленьком пространстве и запереть его. Теперь она удивлялась, зачем это сделала.