Рождественское чудо герцога

Наконец она заметила это чудовище - кустарник, блестящие темно-зеленые листья и ярко-красные ягоды под снежным покровом казались маяком надежды. Вздохнув с облегчением, она поспешила к нему. Затем, достав из кармана на поясе маленькие ножницы, она осторожно взяла несколько самых красивых веток, срезала их и расположила так, чтобы острые листья не протыкали тонкие перчатки.

Она как раз собиралась развернуться и отправиться в долгий путь обратно к дому, когда услышала приглушенный топот копыт одинокой лошади. Бросив быстрый взгляд на длинную подъездную аллею, она заметила животное, быстро направлявшееся к ней. Комки снега, вздымаемые его массивными копытами, клубы горячего воздуха из ноздрей и неуклюжий всадник на спине делали его похожим на одного из четырех всадников апокалипсиса, пришедших забрать ее душу.

Это изображение стало законченным мгновением позже, когда низкий голос эхом разнесся в холодном воздухе. “Вы Пруденс?”

Тревога пронзила ее. Она крепче вцепилась в ветки остролиста. “Да”, - нерешительно ответила она.

В считанные секунды лошадь и всадник оказались перед ней. Мужчина спрыгнул с седла и встал к ней лицом. Он был невероятно высоким и широкоплечим, его фигура была облачена в длинное шерстяное пальто. Шляпа была низко надвинута на глаза, шарф был намотан на шею и нижнюю половину лица. Единственное, что в нем было заметно, - это его глаза, теплые, пронзительно-карие, от которых у нее по телу пробежала дрожь осознания.

“Извините, надеюсь, я не напугал вас”, - сказал он, слова были приглушены шарфом, но невероятно нежны для глубокого тембра его голоса. “Требуется ваше присутствие в доме. Вы срочно нужны мисс Линли —”

Внезапно он остановился, его глаза расширились, когда он недоверчиво уставился на нее, как будто он только что увидел привидение. “Поппи?”

Ее мышцы сжались от шока. Один человек, и только один человек, когда-либо произносил это имя. Она плотнее запахнула плащ, инстинктивно отступив назад. “Кто вы?” - спросила она, и от смущения ее голос дрогнул.

Мужчина поднял большие руки в перчатках и размотал шарф со своего лица. Открыв черты человека, которого она не думала когда-либо увидеть снова.

“Маркус?” - выдохнула она. Но нет, этого не могло быть. Конечно, именно воспоминание о нем раньше заставило ее подумать, что он здесь во плоти. Какой-то плод ее воображения, вызванный утомительным путешествием и пробирающим до костей холодом. Человек перед ней напоминал только дорогого друга ее юности. Не имело значения, что у этого незнакомца был такой же ямочный подбородок, такой же ястребиный нос, такие же добрые глаза. Маркус был худым, нежным и необычайно неуклюжим. Этот человек был олицетворением силы, большим, могущественным и притягательным.

Однако, когда он улыбнулся, все сомнения в ее словах исчезли так же быстро, как ее дыхание в зимнем воздухе.

“Боже мой, Поппи. Это ты”.

Она едва услышала визг, сорвавшийся с ее онемевших губ, когда бросилась вперед. Он обнял ее, его смех зазвенел в холодном воздухе и отразился от заснеженных деревьев, смешиваясь с ее собственными восторженными возгласами, симфонией радости.

“Я не могу в это поверить!” Она рассмеялась, слишком хорошо понимая, что ей нужно встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его шеи. “Но боже мой, ты вырос. Когда я видела тебя в последний раз, ты был тощим, неуклюжим созданием.”

Он усмехнулся ей в плечо. “Я бы подразнил тебя в ответ, если бы не был так чертовски рад, что ты жива”.

“Жива?” Она испуганно рассмеялась, ожидая, что он присоединится к ней. Но он этого не сделал, просто крепче прижал ее к себе. Встревоженная, она высвободилась из его объятий и заглянула ему в лицо. В его взгляде не было и намека на поддразнивание; вместо этого его глаза казались подозрительно влажными, эмоции переполняли их до краев.

“Я не понимаю”, - сказала она, нахмурившись. “Что натолкнуло тебя на мысль, что я мертва—”

Но в одно мгновение она поняла. Ошеломленная, она уставилась на него. “Мои тетя и дядя распространили слух, что я умерла, не так ли?”

Он нахмурился, понимание начало проявляться, делая черты его лица суровыми. “Они сделали это. Я вернулся после окончания учебного семестра, и мой дядя первым сообщил мне о смерти викария. ”Выражение приглушенной скорби промелькнуло на его лице, эмоция, отраженная в Поппи. Хотя этот человек был строг, он был добр, и они оба любили его.

“Затем он сказал мне, что ты тоже умерла”, - продолжил он. “Я отказывался в это верить. Я даже пошел к твоим тете и дяде, пытаясь доказать, что он неправ. Но они подтвердили все, что ты заболела, что ты так быстро скончалась. Боже мой, какого черта им понадобилось распространять такую ужасную ложь? ” Его лицо исказилось, гнев и намеки на застарелое горе омрачили его, прежде чем, покачав головой, он взял себя в руки. Его пристальный взгляд изучал ее лицо, словно впитывая его. “Я винил себя за то, что не был рядом с тобой. Я никогда не прощу себя.” Внезапно та же чудесная улыбка снова растянула его губы, осветив лицо. “Но ты здесь. Ты действительно здесь”.

Поппи обнаружила, что не может ничего сделать, кроме как улыбнуться в ответ. Ей хотелось разозлиться. И в глубине души она разозлилась; ярость на Хоустернов горела у нее в животе. Их жестокость продолжалась даже после того, как она вычеркнула их из своей жизни, и не только по отношению к ней, но и к Маркусу. Без сомнения, позже, когда у нее будет время осознать, что только что произошло, она наедине с собой разозлится на них.

Но в тот момент, когда перед ее глазами возникло любимое, но изменившееся лицо Маркуса, она не могла чувствовать ничего, кроме радости.

“Я здесь”, - подтвердила она, слова были полны эмоций. “И ты тоже. О, Маркус, я никогда не думала, что увижу тебя снова. Особенно после—”

Но слова застряли у нее в горле, особенно после их последней ссоры, когда она намеренно оттолкнула его.

Она побледнела, воспоминания нахлынули на нее. Одно дело не замечать их различий, когда они были детьми, когда они были наивны и их головы были полны фантазий о том, кем могли бы быть ее мать и отец. Но как только она столкнулась с суровой, разрушительной правдой о своем происхождении, как только ей так жестоко сообщили, что любая связь с ней бросит пятно на будущее Маркуса, у нее не было выбора, кроме как положить конец их отношениям.

Она поспешно сделала шаг назад. Снег захрустел под ее туфлями, холодный воздух закружился между ними. Он не сказал ни слова, просто посмотрел на нее, призраки воспоминаний отразились в его внезапно помрачневших глазах. И она знала, что он тоже вспомнил. Хотя по небольшой морщинке между его бровями было слишком очевидно, что он все еще не согласен с ее решением. И, без сомнения, никогда не согласится, не зная всей неприглядной правды о ее происхождении.

Внезапно необъяснимо занервничав и будучи слишком хрупкой, чтобы бороться с ним, она заставила себя улыбнуться. “Я не могу поверить, что мы встретились спустя столько времени. Но как ты можешь быть здесь?”

Если он и собирался возобновить их старый спор, то, к счастью, ее вопросу удалось отвлечь его от него. Выражение его лица изменилось, глаза широко раскрылись от шока. “Ах, Боже, я совсем забыл. Ты нужна мисс Линли. Мы должны вернуть тебя в поместье. ”

Сквозь буйство эмоций она вспомнила, что он сказал, когда приехал. “Мисс Линли”.

Если уж на то пошло, выражение его лица стало еще мрачнее. “Я все объясню на обратном пути. Пойдем, я помогу тебе подняться”.

Прежде чем Поппи поняла, что происходит, он подвел ее к своему скакуну. В следующее мгновение он обхватил ее своими большими руками за талию и усадил боком в седло, как будто она весила не больше листика. К тому времени, как она обрела дар речи, чтобы возразить, он вскочил на коня позади нее, надежно прижимая ее к себе, и повернул лошадь лицом к дому.

Однако Поппи внезапно забыла, почему они оказались на лошади, или даже о том, что всего несколько минут назад она была близка к тому, чтобы замерзнуть от холода. Единственное, что она, казалось, осознавала, было тепло Маркуса рядом с ней, его сильная рука обнимала ее за талию, его широкая грудь прижималась к ее боку. Боже, но теперь он взрослый мужчина, не так ли? Она с трудом сглотнула. Она пыталась убедить себя, что это Маркус, самый близкий друг, который у нее когда-либо был. Между ними не было ничего плотского, и никогда не будет.

За исключением тех последних месяцев перед тем, как она положила конец их дружбе, когда она начала видеть в нем нечто большее…

Воспоминание сильно поразило ее, тем более сильное, что она полностью стерла его из своей памяти. И внезапно ее осознание его присутствия усилилось. Ей казалось, что там, где они соприкасались, ее тело пронзало электричеством, тепло, исходившее от него, творило с ней странные вещи. Его дыхание шевелило пряди волос, выбившиеся из ее пучка, его руки по обе стороны от нее сгибались, когда он направлял лошадь. И его бедра…О Боже, его бедра, прижатые к ее ягодицам, были твердыми, пронизанными мышцами. И вызывали странное ощущение у нее между ног.

Она должна заговорить, должна сказать что-нибудь, чтобы нарушить напряженное молчание между ними, а также отвлечься от собственной унизительной физической реакции на него. Но ее губы оставались сомкнутыми, единственным звуком был приглушенный топот копыт лошади по свежему слою снега и ее тяжелое дыхание. Или это было его дыхание? Она чувствовала, что у нее перехватило дыхание…

Внезапно он заговорил, его голос был глубоким баритоном, который эхом отдавался в ее руке там, где она касалась его груди. “Прости, что я не вернулся раньше. Я должен был вернуться раньше, вместо того чтобы позволять гневу и гордыне удерживать меня вдали, оставляя тебя на их милость так надолго. ”

К счастью, его слова заглушили ее странную реакцию на его близость. К сожалению, это затронуло тему, которая все еще была невероятно болезненной. Ее одолевали мысли о постоянной жестокости Ховстернов, о своей участи, если бы она осталась. Хотя всего несколько мгновений назад его близость вызывала у нее беспокойство, она была рада оказаться в его объятиях. “И что бы ты сделал?” - тихо спросила она.

“Я не знаю”, - пробормотал он. Он снова помолчал, затем сказал, его голос был тверже, чем раньше: “Но ты ушла сама, не так ли? Я должен был знать, что ты достаточно сильна, чтобы справиться с этим. А теперь ты камеристка? Я горжусь тобой, Поппи.”

У нее перехватило горло, глаза загорелись, когда в груди разлилось новое тепло. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то делал ей комплименты? Как давно кто-то проявлял к ней хоть каплю привязанности?

Но их разговор заходил в опасные воды. Это заставило ее захотеть никогда не отпускать его теперь, когда она снова его нашла. Чего никогда не могло случиться, сейчас больше, чем когда-либо. Она выдавила из себя смешок. “Ерунда. Гордиться тут нечем. Но расскажи мне о себе? Тогда ты знаешь герцога Холлитонского?”