Второй шанс в Эдене

Шеннон сдавленно кашлянула и быстро отвернулась.

Мне в свое время приходилось видеть вещи и похуже. Но в одном Шеннон была права: труп в безмятежности биотопа казался совершенно неуместным.

– Когда это произошло? – спросил я.

– Чуть больше получаса назад, – ответил Рольф Кюммель. – Я выехал сюда с двумя офицерами, как только получил извещение от Эдена.

– Сущность видела, как это случилось?

– Да, сэр.

– Кто это сделал?

Рольф поморщился и, оглянувшись, показал на сервитора-домошимпа, неподвижно стоявшего в стороне. По обе стороны от него застыли два полицейских.

– Это оно.

– О господи. Вы уверены?

– Мы все подключались к местной визуальной памяти сущности, чтобы убедиться, – с легкой обидой в голосе заявил Рольф. – Кроме того, когда мы подъехали, домошимп еще держал оружие. Эден блокировал его мышцы сразу после выстрела.

– Кто же дал ему команду стрелять?

– Этого мы не знаем, сэр.

– То есть домошимп этого не помнит?

– Нет.

– А кто дал ему оружие?

– Оно находилось в сумке, оставленной на каменистом выступе чуть дальше по берегу.

– А Эден не в курсе, кто оставил там сумку?

На лице Рольфа и всех остальных проступило явное раздражение. Обида на тупицу-босса, задающего глупые вопросы и не понимающего ни слова из того, что ему говорят. Я начинал ощущать себя изгоем, стараясь представить, что они произносят, обращаясь друг к другу по сродственной связи. Выражение лица то одного, то другого резко менялось, что служило явным признаком безмолвного разговора. Интересно, знают ли они, что выдают себя?

Послышался звонок моего портативного модуля, и я вытащил его из кармана.

– Шеф Парфитт, это Эден. Мне жаль, но воспоминаний о том, кто оставил сумку, у меня нет. Она пролежала здесь больше трех дней, а это превышает предел моей кратковременной памяти.

– Ладно, спасибо. – Я обвел взглядом выжидательно замерших коллег. – Во-первых, необходимо убедиться, что это точно Пенни Маокавиц.

– В этом нет сомнений, – сказала стоявшая рядом женщина. На вид около пятидесяти, ростом на полголовы ниже всех остальных, очень смуглая. Мне показалось, что убийство вызывает в ней не столько тревогу, сколько тоску. – Это Пенни, я ручаюсь.

– А вы…

– Коррин Арберри, лечащий врач Пенни. – Она дотронулась до тела носком ботинка. – Но, если вам нужны доказательства, ее надо перевернуть.

Я оглянулся на Рольфа:

– Вы сделали снимки места происшествия?

– Да, сэр.

– Хорошо. Переверните ее.

После минутного молчания офицеры полиции вежливо посторонились, давая возможность медикам перевернуть тело на спину. Я заметил, что освещение изменилось: искусственный серебристо-лунный свет сменился оранжевым сиянием. Доктор Арберри присела на корточки уже при свете искусственного рассвета. Она выдернула полы блузки из-под ремня брюк. На животе Пенни Маокавиц был надет широкий зеленый нейлоновый пояс, прижимающий к телу два белых пластиковых прямоугольника.

– Это поставленные мной векторные регуляторы, – пояснила Коррин Арберри. – Я лечила ее от рака. Это, безусловно, Пенни.

– Сделайте снимки в таком положении и отправьте ее в морг, пожалуйста, – сказал я. – Вряд ли стоит производить экспертизу на предмет причины смерти.

– Конечно, – бесстрастно подтвердила Коррин Арберри и выпрямилась.

– Но я хотел бы иметь подтверждение того, что она была жива в момент выстрела. И получить саму пулю. Эден, вам известно, где она?

– К сожалению, нет. Вероятно, она погрузилась в почву. Но я могу произвести подсчеты, основываясь на траектории, и приблизительно определить место.

– Рольф, оцепите место происшествия, это в любом случае необходимо. И я хочу, чтобы здесь все тщательно обыскали. Вы забрали оружие у домошимпа?

– Да, сэр.

– У нас имеется отделение баллистики?

– Как такового отделения нет. Но в соответствующих производственных лабораториях нам охотно окажут помощь.

– Хорошо, организуйте это. – Я посмотрел на сервитора. Домошимп стоял неподвижно, грустно глядя прямо перед собой большими темными глазами. – А это существо должно быть помещено в камеру при участке.

Рольф попытался скрыть смешок за кашлем.

– Слушаюсь, сэр.

– Я полагаю, в Эдене имеются специалисты по неврологии и психологии сервиторов? – терпеливо спросил я.

– Да.

– Отлично. В таком случае я бы хотел, чтобы они исследовали домошимпа и попытались восстановить его память о том, кто отдал приказ застрелить Маокавиц. До тех пор домошимп должен быть изолирован, понятно?

Рольф мрачно кивнул.

Коррин Арберри с улыбкой наблюдала за его замешательством. Кроме того, мне показалось, что на ее лице мелькнула тень одобрения.

– Вам в первую очередь предстоит установить, как оружие попало внутрь биотопа, – сказала она. – И где оно с тех пор хранилось. Если оно было вынуто из сумки, Эден должен был это увидеть и поставить в известность полицию. И еще он должен был знать, кому принадлежит эта сумка. Но не знает.

– Это полицейский пистолет? – спросил я.

– Нет, – ответил Рольф. – Какой-то револьвер, довольно примитивный.

– Ладно, установите, где он был изготовлен, и проследите его по серийному номеру. Процедура вам известна, может, что-то и обнаружится.

Начало рабочего дня застало меня в офисе губернатора. После официального представления и поверхностного знакомства мне пришлось сразу докладывать о первом убийстве, произошедшем в биотопе. Я пытался убедить себя, что день уже не может стать хуже. Но я ошибся.

Осветительная осевая трубка достигла обычной яркости, превратив полость биотопа в настоящее воплощение мечты о тропическом парке. Я постарался проигнорировать великолепный вид и по приглашению Фашоле Нокорда занял место перед его антикварным деревянным столом.

Губернатору Эдена было лет пятьдесят с небольшим, а его фигура и бодрость свидетельствовали о значительных генетических изменениях. За прошедшие годы я хорошо научился распознавать эти признаки. Такие люди, как правило, были отлично образованы, поскольку даже в наше время позволить своим отпрыскам подобные усовершенствования организма могут только состоятельные граждане. И в первую очередь они заботятся о своем здоровье: процедуры всегда направлены на улучшение иммунной системы, повышение эффективности работы внутренних органов и десятки малозаметных исправлений метаболической системы. Также эти люди обладают определенной харизмой и почти колдовским обаянием; я полагаю, что непоколебимую веру в себя они обретают благодаря тому, что знают о своей неуязвимости перед болезнями и недомоганиями и понимают, что проживут не меньше столетия. Из-за этой самоуверенности они обычно не тратятся на косметические улучшения, но Фашоле Нокорд, похоже, являлся исключением. Слишком уж черной была его кожа, а лицо – классически правильным.

– Есть какие-то успехи? – сразу спросил он.

– Прошло всего два часа. Я поручил своим офицерам проработать несколько различных аспектов, но они не имеют большого опыта в подобных расследованиях. Дело в том, что в Эдене до сих пор не проводилось ни одного крупномасштабного следствия. При всеобъемлющем наблюдении сущности в этом не было необходимости.

– Так как же такое могло случиться?

– Вопрос не по адресу. Я пока еще не могу считаться экспертом по происшествиям в биотопе.

– Поставьте нейронный имплант. Сегодня же. Не знаю, о чем думали в компании, посылая вас сюда без сродственной связи.

– Да, сэр.

Его губы дрогнули в удрученной усмешке:

– Ладно, Харви, не надо этого официального тона. Если мне и нужен союзник, то это вы. Все это случилось в самый неподходящий момент.

– Сэр?

Он сцепил пальцы и с самым серьезным видом наклонился над столом.

– Думаю, вы понимаете, что девяносто процентов жителей считают, что я как-то связан с убийцей Пенни?

– Нет, – настороженно возразил я. – Мне никто ни о чем подобном не говорил.

– Как обычно, – буркнул он. – Михаэль рассказал вам о Бостоне?

– Да, в общих чертах. У меня имеются записи собранных им файлов, но я так и не успел подключиться ни к одному из них.

– Так вот, когда вы это сделаете, то поймете, что Пенни Маокавиц была одним из главных организаторов Бостона.

– О господи.

– Вот именно. А я тот, кто несет ответственность за принадлежность Эдена к компании ЮКЭК.

Я припомнил его личное дело: Нокорд был вице-президентом (в длительном отпуске) «Макдоннелл электрик», одной из компаний – учредителей ЮКЭК. Не какой-то честолюбивый мечтатель, а типичный представитель управленческого звена, которому совет директоров мог полностью доверять.

– Если мы сможем установить, где вы находились в момент убийства, вы окажетесь вне подозрений, – сказал я. – Я поручу одному из офицеров снять показания и подтвердить их памятью Эдена о ваших перемещениях. Думаю, проблем не возникнет.

– Дело не во мне лично. ЮКЭК наверняка воспользовалась бы услугами тайного агента.

– Но ваше быстрое оправдание могло бы пресечь распространение всякого рода слухов. – Я немного помолчал. – Вы говорите, что ЮКЭК настолько всерьез воспринимает Бостон, что могла бы привлечь тайных агентов?

– Я не знаю. Действительно не знаю и ничего от вас не скрываю. Насколько мне известно, совет директоров рассчитывает, что мы с вами не позволим ситуации выйти из-под контроля. Мы считаем, что вам можно доверять, – добавил он почти извиняющимся тоном.

Я догадываюсь, что мое личное дело он изучил не хуже, чем я – его. Меня это не слишком беспокоило. Любой, кто подключится к моему личному файлу, не сможет обнаружить в нем никаких сенсаций. Я поступил в полицию Лондона сразу после университета. В Большом Лондоне живет тридцать пять миллионов человек, четыре миллиона из них безработные, так что сделать карьеру в полиции не так-то легко. Мы никогда не сидели без дела. Я преуспел и через восемь лет стал детективом. А потом мое третье дело оказалось частью комплексного расследования, проводимого федеральной комиссией Лондона по делам коррупции. Мы выявили дюжину высокопоставленных политиков и чиновников, бравших взятки за предоставление компаниям выгодных контрактов. Некоторые фирмы были всем хорошо известны, а два политика занимали места в Федеральном Европейском Конгрессе. Расследование оказалось настоящей сенсацией и заняло ведущее место в программах новостей.

Судья и начальник лондонской полиции поздравляли нас перед камерами, пожимали руки и не скупились на улыбки. Но в последующие месяцы никто из моих коллег, ожидавших повышения, так и не продвинулся по служебной лестнице. Нам поручали самую грязную работу. Мы неделями пахали в ночных сменах. Сверхурочную оплату никто не получал. Служебные издержки постоянно оспаривались. Можете назвать меня циником, но я уволился из полиции и перешел в службу корпоративной безопасности. Компании ценят лояльность и честность своих служащих – по крайней мере, это отражается в оплате.

– Думаю, что можно, – согласился я. – Но, если вы предчувствуете неприятности, не забывайте, что у меня не было времени, чтобы убедиться в лояльности своих офицеров. Что вы хотели сказать, говоря о неподходящем моменте?