Второй шанс в Эдене

Одна из офицеров подняла руку.

– Да, Ниберг?

Если она и смутилась, узнав, что я запомнил ее имя, то не подала вида.

– Пенни Маокавиц была богата. Кто-то должен унаследовать «Пасифик Ньюген».

– Отличная мысль.

Как раз этого я и ждал. Как только удастся заставить их задавать вопросы в вашем присутствии, считайте, что они наполовину уже вас приняли.

– Шеннон, получите, пожалуйста, копию завещания Маокавиц у ее адвоката. Что-нибудь еще? Нет. Хорошо. Оставляю вас заниматься этими вопросами. Рольф распределит личные задания и назначит кого-то снять показания губернатора о его передвижениях за последние несколько дней. Нам, похоже, придется опровергнуть пару теорий о заговорах.

Кое-кто из присутствующих понимающе ухмыльнулся. Рольф испустил унылый стон.

Я позволил им заметить собственную улыбку, потом подозвал Шеннон.

– Неплохо было бы проверить вашу идею насчет изготовления оружия непосредственно в биотопе, – сказал я. – Сходите в отдел кибернетики и попросите их собрать сорок пятый кольт из тех же материалов, что и револьвер убийцы. Таким образом мы проверим, возможно ли незаметно для остальных изготовить револьвер.

Она поспешно кивнула и, не скрывая энтузиазма, вернулась к своему столу.

Я бы еще остался, но нервировать команду, занятую работой, – не самый лучший способ ускорить дело. На данной стадии расследование заключается в кропотливом извлечении информации.

Чтобы собрать головоломку, необходимо иметь все ее фрагменты – старая поговорка Парфитта.

Я поднялся в свой кабинет и погрузился в административную рутину. С удовольствием.

Госпиталь биотопа располагался на окраине города, неподалеку от полицейского участка, в круглом трехэтажном здании с внутренним двориком в центре. Зеркальные окна медного оттенка и фасад из искусственного мрамора придавали ему самый солидный вид.

В кабинет Коррин Арберри меня пригласили сразу после двух часов дня. В отличие от моего аскетического места работы, здесь в вазонах пышно разрослись папоротники, а в углу кабинета, в стеклянном аквариуме, резвилась стайка пурпурно-красных ящерок. Из личного дела Коррин я узнал, что она проработала в биотопе шесть лет, практически с самого начала его заселения.

– Ну, как вы устроились на новом месте? – весело спросила она.

– По крайней мере, никто из подчиненных не объявил забастовку.

– Это уже кое-что.

– А как они отзывались обо мне у озера?

– Без комментариев. – Она подняла палец. – Разговор доктора с пациентом должен быть конфиденциальным.

– Ладно, тогда сообщите мне заключение патологоанатома.

– Пенни умерла от пули. Состав крови нормальный… Ну, то есть ничего лишнего, кроме векторных вирусов, о которых я говорила, и легкого обезболивающего. Она не была накачана наркотиками, и, насколько я могу судить, не было предшествующего выстрелу удара. Во всяком случае, на голове не осталось никаких признаков гематом. Я считаю, что воспоминания Эдена о ее смерти абсолютно точны. Она вышла к озеру, и домошимп произвел выстрел.

– Спасибо. А что вы можете сказать о Пенни Маокавиц как о личности? До сих пор я слышал только о том, что она обладала неуживчивым характером.

На лице Коррин проявились легкие морщинки.

– Это верно. На самом деле Пенни всем действовала на нервы. В университетской клинике, где я стажировалась, мы считали, что худшие пациенты – это врачи. Так вот, неправильно. Худшие пациенты – это генетики.

– Вы недолюбливали ее?

– Я этого не говорила. И вам надо быть полюбезнее с тем, кто через час будет вскрывать ваш череп. Пенни была трудным пациентом, она раздражала окружающих.

– Но не вас?

– Доктора привыкли сталкиваться с самыми разными типами человеческого поведения. Мы видим их все. Я проявляла твердость в общении с ней, и она уважала мое мнение. Но продолжала спорить об аспектах ее лечения. Однако радиационное облучение – это моя специальность. И большая часть ее доводов была продиктована страхом.

– Вы говорите о лечении рака?

– Да, верно.

– Насколько тяжелым был ее случай?

Коррин опустила взгляд.

– Конечная стадия. Пенни оставалось жить не больше трех месяцев. И последний месяц, даже при нынешнем уровне медицины, был бы для нее настоящим кошмаром.

– О боже.

– Вы уверены, что это не самоубийство? – вежливо спросила она. – Я знаю, как это выглядело, но…

– Мы рассматривали эту версию, но обстоятельства против нее. – Я подумал о домошимпе, об оставленной сумке, о тайной сборке револьвера; слишком тщательная подготовка. – Нет… уж больно много усилий. Это убийство. Кроме того, я уверен, у Пенни Маокавиц имелось множество более легких способов покончить с жизнью.

– Да, я тоже так думаю. К ее услугам была обширная лаборатория и огромный выбор. Хотя пуля в мозг – это самый быстрый метод из всех, что мне известны. Пенни была умным человеком, возможно, она боялась неизбежных сомнений в период между инъекцией и потерей сознания.

– Она когда-нибудь говорила о самоубийстве?

– Нет, по крайней мере, со мной не говорила. И я бы сказала, что она не была похожа на самоубийцу. Но Пенни точно знала, каким станет последний месяц ее жизни. Знаете, я и сама недавно стала об этом задумываться; если бы я узнала, что такое случится со мной, я, возможно, предприняла бы что-то до того, как утратить последние способности. А вы?

Об этом я предпочитал не размышлять. Господи, да мы стараемся отрицать даже смерть от старости. Всегда остается надежда на чудо, на сто пятьдесят лет жизни, на дар Мафусаила.

– Возможно, – нехотя признал я. – Кто знал о ее болезни?

– Я думаю, почти все. О несчастном случае было известно всему биотопу.

Я вздохнул:

– Всем, кроме меня.

– Ах, да. – Коррин невольно усмехнулась. – Восемь месяцев назад Пенни получила смертельную дозу облучения. Во время инспекционной поездки к Палладе, второму биотопу. Он зародился четыре года назад, вращается по той же орбите, что и Эден, на расстоянии в тысячу километров. Ее отдел отвечал за наблюдение в период роста. А Пенни очень серьезно относилась к своим обязанностям. Она выходила в открытый космос, чтобы осмотреть наружный слой оболочки, и в этот момент произошел колоссальный ионный выброс. Магнитосфера периодически проделывает такие фокусы, и они совершенно непредсказуемы. На орбите Юпитера и без того сильная радиация; скафандры наших работников больше похожи на костюмы для глубокого погружения под воду, чем облегающие оболочки, используемые в поясе О’Нейла. Но даже их защита не смогла помочь Пенни при таком энергетическом ударе. – Коррин откинулась назад в своем кресле и медленно покачала головой. – Именно поэтому меня с моей специальностью назначили на этот пост. Все, кто выходит в открытый космос, сильно рискуют. Поэтому, прежде чем отправиться сюда, они замораживают сперму и яйцеклетки, чтобы не рисковать детьми. Как бы там ни было… корабль доставил ее сюда через два часа. К несчастью, я уже ничего не смогла сделать, по крайней мере, ничего существенного. Она провела в госпитале две недели, мы семь раз переливали ей кровь. Но радиация проникла в каждую клетку, как будто Пенни встала перед рентгеновским лазером стратегической обороны. Ее ДНК разрушилась полностью. Началась мутация… – Коррин со свистом выдохнула сквозь сжатые зубы. – Бессильной оказалась даже генная терапия. Мы делали все, что могли, но в основном лишь облегчали ее состояние после начала роста опухолей. Она это понимала, и понимали мы.

– Всего три месяца, – изумленно повторил я.

– Да.

– И, зная о болезни, кто-то все же решил ее убить. Бессмыслица!

– Для кого-то это было очень важно, – с вызовом заметила Коррин.

Я твердо взглянул ей в глаза:

– Я надеюсь, вы не станете усложнять мне жизнь, доказывая, что это агент компании.

– Я не стану. Но я знаю людей, которые об этом подумали.

– Кто?

На ее лицо вернулась усмешка:

– Только не говорите, что Зиммелс не оставил вам кубика памяти, битком набитого именами.

Я, в свою очередь, тоже усмехнулся.

– Оставил. Но никто до сих пор мне не сказал, насколько широкой поддержкой пользовался Бостон.

– Не такой широкой, как хотели бы его последователи. Но достаточно широкой, чтобы вызвать недовольство ЮКЭК.

– Очень точно сказано, доктор. Вам впору заняться политикой.

– Не стоит меня оскорблять.

Я встал, подошел к окну и посмотрел на маленький дворик в середине здания. В центре поблескивал декоративный пруд с маленьким фонтаном; между кувшинками плавно скользила крупная оранжевая рыба.

– Если компания действительно послала бы тайного агента, чтобы убить Маокавиц, он или она должны были обладать отличными познаниями в биотехнологии, чтобы избежать всевидящего надзора биотопа. В смысле я, например, не смог бы этого сделать. Я даже не понимаю, как это произошло, и то же самое могу сказать о своих офицерах.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Это должен быть человек, проведший здесь долгое время.

– Верно. Тот, кому превосходно известны параметры контроля биотопа, к тому же он должен быть лояльным к ЮКЭК на все сто процентов.

– Бог мой, да вы говорите о Зиммелсе.

Я улыбнулся, не отводя взгляда от плавающей рыбы.

– Вы не можете не признать, что он превосходный подозреваемый.

– А вы арестовали бы его, если бы он был виновен?

– О да. ЮКЭК могла бы меня уволить, но изменить меня невозможно.

– Похвально.

Я обернулся и встретил ее искренне озадаченный взгляд.

– Но еще рано предъявлять обвинения; я подожду, пока не получу больше данных.

– Рада это слышать, – пробормотала она. – Полагаю, вы уже рассматривали версию об убийстве из милосердия, совершенном сочувствующим врачом, хорошо знавшим о состоянии Пенни.

Я рассмеялся:

– В первую очередь.

Перед тем как вживить имплант, меня одели в зеленый хирургический комбинезон и выбрили трехсантиметровый кружок у основания черепа. Операционная напоминала кабинет стоматолога: большое кресло с гидравлическим приводом располагалось в центре полукруга, образованного медицинскими приборами и манипуляторами. Главным отличием был подголовник кресла, представляющий собой сложное устройство с металлическими ленточными креплениями и регулируемыми прокладками. Его вид вызвал неприятные воспоминания о репортажах, посвященных древним жестоким обычаям жителей Земли. О том, как государства с однопартийной системой поступали с представителями оппозиции.

– Беспокоиться не о чем, – беззаботно заверила меня Коррин, когда вид этой техники заставил меня замедлить шаг. – Я проделала уже около пяти сотен таких операций.

Медсестра с улыбкой проводила меня к креслу. Мне показалось, что она всего на пару лет старше моей Николетты. Неужели обязательно пользоваться помощью подростка при такой деликатной операции на мозге высокопоставленного служащего?

Ремни обхватили мои руки, потом зафиксировали ноги, широкая полоса, похожая на корсет, обвилась и натянулась вокруг груди. Затем настало время обездвижить мою голову.

– И каков процент выживания? – спросил я.

– Все остались в живых. Бросьте, Харви. Строго говоря, это просто инъекция.