Второй шанс в Эдене

– А вам известен мой мотив, Харви?

– Думаю, да. Вычислить его оказалось труднее всего. В конце концов, здесь все знали, что Маокавиц умирает и жить ей осталось несколько месяцев. Нужно было решить еще один вопрос: почему ее смерть потребовалась именно сейчас? Что такого особенного в этом отрезке времени? Я выяснил два аспекта. Первый: вы тоже умирали, но ожидалось, что проживете дольше Маокавиц. И второй: смерть Пенни Маокавиц была быстрой, вероятно, намеренно. С вашей способностью контролировать Эден вы могли выбирать из десятков способов, но остановились на пуле в мозг, что означало почти мгновенную смерть. Другими словами, вы позаботились о том, чтобы у Пенни Маокавиц не было ни единого шанса передать свои воспоминания в нейронный слой. Вы убили ее дважды, Чонг, вы застрелили ее тело и лишили бессмертия ее разум.

– На то была причина, Харви. Я не мог допустить, чтобы она трансформировалась раньше меня, это стало бы катастрофой. А Маокавиц была далеко не глупа, она уже начала мыслить в этом направлении. Она обсуждала такую возможность с Эденом. И это было правильно с ее стороны. Поскольку она не обнародовала свое открытие золотого запаса, я тоже не стал раскрывать весь потенциал нейронного слоя. Я должен был позаботиться о том, чтобы Маокавиц не представилась возможность провести эксперимент, а поскольку я уже знал о незаконной деятельности Штейнбауэра, я решил использовать его в качестве прикрытия. К счастью, в силу его темперамента организовать его устранение было еще легче, чем ликвидацию Маокавиц. Мне оставалось только дождаться, пока ваш отдел раскроет кражу золота, а потом заставить его паниковать. Инспекционный тоннель был лишь одним из подготовленных мной вариантов. А после его гибели никто не смог бы доказать его невиновность, и дело было закрыто.

– И все это организовано лишь ради защиты нейронного слоя от осквернения, как я понимаю, недостойной кандидатурой?

– Да.

– Значит ли это, что в итоге вы не всем позволите трансформировать личность в Эден?

– Нет. Я уже сказал, что это доступно любому, кто пользуется сродственной связью, и я не отказываюсь от своих слов. Именно поэтому я должен был стать первым. Моя философия гарантирует, что каждый волен ко мне присоединиться. Я больше ничего не могу сделать, и я ощущаю огромную радость, даря бессмертие. Кто еще в силах такое сказать, Харви? Можете ли вы утверждать, что каждый способен на подобное товарищество? Беспрекословно? Эту власть получает только тот, кто становится первым. Теперь я – сущность Эдена и, если бы захотел, мог бы стать абсолютным диктатором для всех жителей. Неугодных мне людей довольно просто блокировать. Но я не собираюсь этого делать, я выбираю дану. И, поступая так, с открытием нейронного слоя для каждого я могу быть уверен, что абсолютная власть будет недолгой, поскольку я скоро стану мультисущностью, в которой ни один персональный сегмент не будет иметь права вето.

– А Маокавиц могла не допустить такой либеральности?

– Ваше расследование выявило истинную натуру Маокавиц. Женщина, которая торгует своими порождениями, а потом отказывается даже признавать их. Женщина, которой недостает ни терпения, ни сдержанности, чтобы выслушать тех, чьи взгляды отличны от ее собственных. Вы бы доверили такой женщине основание нового человеческого общества?

– Но она хотела свободы и независимости Эдена.

– Она добивалась политической независимости и больше ничего. Бостон – такая же вертикальная калифорнийская структура, как и все остальные. Маокавиц, Харвуд и все другие искали лишь способ отделиться от Земли. Они стремились образовать безопасный, изолированный налоговый рай, где могли бы без помех развивать общество безудержной коммерциализации. Эден ничем бы не отличался от Земли, только стал бы элитарным анклавом.

– И поэтому вы ее убили.

– Я был лишь физическим средством, и я сожалею об этом, как вы выяснили через шимпа. Но всеми нами правит карма. Пенни умерла, потому что была такой, какой была.

– Да, конечно, карма.

Как можно судить мертвеца? Это невозможно. Тем более если живущие видят в нем залог будущего.

Эден на экране уменьшился до ржаво-коричневого пятнышка величиной с мой ноготь, из его центра гордо поднималась освещенная игла причального шпинделя. Вокруг мерцал бело-голубой нимб огней капсул и буксировщиков. Я всегда буду помнить это одинокое яйцо, парящее в темноте. Единственная светлая надежда, которая осталась у меня в этой Вселенной.

Только мне известно, что зарождающееся там новое общество небезупречно. Только я могу сказать играющим в саду детям об их наготе.

Еще через минуту Эден исчез с экрана. Я переключился на камеру, показывающую теплую звезду Земли.

Новые дни, старые времена