Вспоминая голубую Землю

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Килиманджаро был ограненным алмазом, упавшим с небес, прорезанным у основания тонкой, как щепка, линией тумана. Казалось, он парит прямо над землей благодаря какому-то горному чуду левитации.

Он без труда нашел клан, пробыв в воздухе менее тридцати минут. Он снизился, выполнив резкий разворот правым крылом, почти задев капустные деревья и марулу, окаймлявшие один из водоемов. Слоны повернулись, чтобы посмотреть на него, поднимая хоботы и хлопая ушами. Матилду было легко выделить среди них: она была единственной, кто держался невозмутимо, шаркая и ощупывая своим хоботом, мужественно пытаясь создать впечатление, что его возвращение на самом деле не было таким уж большим событием.

Он выбрал участок земли, трава на котором была вытоптана в засушливые борозды там, где он приземлялся много раз в предыдущих случаях, и посадил "Сессну" на скорости, едва превышающей скорость сваливания. Он заглушил двигатель сразу после того, как подпрыгнули шины, и позволил ей катиться почти в полной тишине, крылья и шасси со свистом и треском продирались сквозь сухие стебли, пока самолет не остановился. Все еще одетый в ту же одежду, которую он надел перед тем, как покинуть квартиру Санди, он схватил свой вещевой мешок и выбрался из кабины.

Джеффри вышел из самолета и медленно направился по траве к слонам. Ветерок, каким бы он ни был, дул ему в спину, унося впереди себя его запах. Именно по этой причине он не переоделся и не принял душ. После такого отсутствия он не хотел рисковать. Периодически он хлопал в ладоши и выкрикивал бессловесный призыв, чтобы еще больше подчеркнуть свою индивидуальность.

Был уже поздний вечер. Тени расползались, черные, серые и пурпурные, двигаясь и сливаясь, когда ветерок шевелил сети и веера растительности. Его мозг начал заполнять пробелы, предлагая мускулистые скорченные фигуры, пары следящих глаз, горящих целеустремленной бдительностью. Приглушенный шелест травы о траву превратился в медленный вдох терпеливых, голодных существ, делающих последний вдох перед прыжком, ломающим шею. Случайные очертания на почве приобретали ползучий, змеевидный вид, заставляя его колебаться при каждом третьем или четвертом шаге. Эта часть его мозга, какой бы древней и глупой она ни была, не могла быть отключена полностью. Но он научился не обращать внимания на этот нервный обезьяний лепет так хорошо, как только мог.

Там, впереди, была Матилда, ее темнеющий профиль вырисовывался за двумя деревьями-канделябрами. Он снова закричал и захлопал в ладоши, его подмышки были влажными от пота, затем крикнул: - Привет, Матилда. Это я, Джеффри. Я вернулся домой.

Как будто она не знала, что это был он, свалившийся с небес. "Сессна" была такой же странной и необычной, как единорог.

Она позволила ему приблизиться, но в ее позе была настороженность, чувство осторожности, которое подхватили другие слоны. Джеффри остановился, услышав и почувствовав угрожающий рык одной из других высокопоставленных слоних. Матилда ответила своим собственным голосом, возможно, это был сигнал для успокоения или просто слоновий эквивалент "Заткнись и дай мне с этим разобраться".

Джеффри подождал некоторое время, а затем возобновил свое приближение.

- Я же говорил тебе, что мне нужно было уехать, - сказал он. - Радуйся, что меня не было дольше.

Он осмотрел ее семью. Еще в воздухе через слой расширения убедился, что все на месте и все в порядке, но только на земле он мог поискать признаки травм и болезней. Он уделял особое внимание молодежи и не видел ничего плохого.

- Итак, все шло как обычно, - мягко сказал он, как для себя, так и для Матилды.

Он нашел пень, присел на него на корточки и достал свой альбом для рисования и карандаш 2B. Он работал с бешеной энергией, когда свет угасал, стремясь уловить суть момента как можно меньшим количеством карандашных штрихов, подобно какому-нибудь математику, ищущему кратчайший путь к теореме. Не было времени на нюансы, детали или затенение; все дело было в жестокой экономии и набожном, воинственном подходе к нанесению разметки на бумагу. Он рисовал до тех пор, пока мрак не стал абсолютным, а слоны не превратились в округлые холмики, серый цвет которых переходил в пурпурный. Его зрение обострилось, и расширение предложило наложить улучшающий слой на его поле зрения, но Джеффри отказался.

Исписав три страницы, он убрал альбом для рисования, взвалил сумку на плечо и поднялся с пня с ноющими костями. Слоны теперь вели себя спокойнее, принимая его присутствие с добродушным безразличием. Он подошел к матриарху, остался на месте и позволил ей осмотреть его своим хоботом.

- Ты не поверишь, где я побывал, - сказал он ей. - Или, может быть, ты бы так и сделала, если бы была способна это понять. Может быть, тебе покажется, что это не намного дальше, чем Намибия. Я был на Луне, Матилда. Насколько это удивительно? Я был там, наверху.

Сегодня вечером он не мог видеть Луну, но указал бы ей на нее, если бы мог.

Джеффри включил связь, и в левом верхнем углу его поля зрения появилось изображение мозга Матилды в режиме реального времени. Во всех обычных функциональных областях наблюдалась активность, но ничего предосудительного. Ее душевное состояние было таким же заурядным, каким он его когда-либо видел, с учетом нормальных закономерностей, связанных с ночной бдительностью.

Он не должен был этого делать, - сказал он себе. - После его возвращения было слишком рано переходить к следующему шагу - инициированию полной связи "разум-разум". Но почему бы и нет? Теперь он был в высшей степени спокоен, его разум успокоился из-за бегства и безмятежности стада. Завтра все может быть по-другому.

Он вызвал свой собственный мозговой образ и начал переход. Он быстро преодолел низкие проценты - десять, двадцать и выше. При двадцати пяти процентах он почувствовал, что его представление о себе теряет четкость, его разум отделяется от тела, его ощущение масштаба претерпевает раздутый, похожий на сон сдвиг, Матилда теряет в размерах, пока не стала казаться ему не крупнее одного из типичных гномов.

Он прошел через тридцать пять процентов, затем через сорок. Нейронные схемы показывали области соответствия, участки мозга, загорающиеся в унисон. Анатомические детали, конечно, отличались, но функциональные взаимосвязи были точно сохранены. Мыслительные процессы Матилды направляли его собственные, разгоняя огонь в его черепе. Он все еще чувствовал себя спокойным и контролирующим ситуацию, осознавая, что на его разум воздействует внешняя сила, но сохраняя достаточную отстраненность, чтобы не нервничать из-за этого процесса. Страха не было - пока - даже когда он преодолел сорок пять процентов, а затем преодолел психологический барьер в пятьдесят процентов, больше, чем он когда-либо осмеливался рисковать раньше. Теперь он не просто чувствовал себя оторванным от собственного тела; он чувствовал себя многочисленным, частью большего целого. Личность Матилды как матриарха была настолько тесно связана с ее семьей, что распространялась и на других слонов. Джеффри пошатнулся, у него закружилась голова от изменений восприятия, но он взял себя в руки и продолжил доводить до пятидесяти пяти процентов, затем до шестидесяти. Теперь он был далеко отсюда, плавая в глубоких нейронных водах. Мир воспринимался со сверхъестественной остротой галлюцинации, притупляя его чувства, наполняя мозг большей стимуляцией, чем он мог легко воспринять. Фоновый шум водопоя и его окрестностей был разделен на части, деконструирован подобно математическому разделению сигнала на его компоненты Фурье, расплетен на нити отчетливого и специфического звука - каждое дерево, каждый куст нашептывают что-то свое, каждый вздох, каждый шаг сам по себе. Грохот от слонов, близких и далеких, ощущался скорее в животе, чем в голове.

И все же это бесконечное сложное провозглашение было лишь одной частью сенсорного гобелена. Обоняние Матилды было острым и неутомимым, и связь соответствующим образом активировала обонятельный центр Джеффри. Перевод был слишком грубым, чтобы передать конкретные впечатления, но Джеффри, тем не менее, был ошеломлен запахами, почерпнутыми из его собственного опыта, каждый из которых сопровождался подарочной упаковкой воспоминаний и эмоций. Запах свеженастеленного ковра в недавно обставленной комнате в доме, когда ему было восемь. Запах трансмиссионного масла, вытекающего из одного из джипов. Коробка с обернутыми в бумагу и подобранными по цветам восковыми мелками, похожими на надушенную радугу, ожидающую, когда она выплеснет свои оттенки на бумагу. Сунул руку в кучку свежего помета гиены, когда споткнулся о землю, и с плачем побежал в дом, держась за испачканную руку, как будто порезался. Воспоминания обычно касались того, что происходило с ним, когда он был маленьким, и исходили из структуры мозга взрослого, заложенной, когда архитектура его разума все еще была энергично открыта для изменений.

Шестьдесят пять процентов, семьдесят. На данный момент этого достаточно, сказал он себе. Возможно, этого даже хватит на веки вечные. Могут последовать дальнейшие усовершенствования - тонкая настройка интерфейса таким образом, чтобы чувственные впечатления передавались более точно, так что, когда Матилда почувствует запах льва, он тоже почувствует запах льва и поймет, что это такое. Это был бы всего лишь вопрос сбора данных, взаимной корреляции нейронных состояний с внешними факторами. Не было никакой теоретической или философской причины, по которой он не мог бы воспринимать ее мир так, как это делала она, со всеми его особенностями. И тогда, только тогда, возможно, он начнет улавливать что-то в ее мыслительных процессах, хотя бы в игре теней на стене пещеры ее разума.

При всем этом она оставалась в высшей степени спокойной и внимательной, не обращая внимания на машины, читающие ее мысли; не обращая внимания на тот факт, что ее мысли эхом отражались в голове другого существа. Джеффри знал, что именно в этот момент ему следует прервать контакт, поскольку он уже добился большего, чем во время любой из своих предыдущих сессий. Но другая часть его хотела двигаться вперед теперь, когда он преодолел свои первоначальные страхи. Не повышая процентный уровень, а разрешая движение в другом направлении. В конце концов, это всегда было его конечной целью: не просто заглянуть в ее разум, но и установить канал связи. Что за фразу использовала Джун Уинг - когнитивные врата? Протоколы нейромашины уже были установлены; потребуется не более последовательности голосовых команд, чтобы начать передавать его душевное состояние в голову Матилды.

Но была ли она готова к этому? Как бы справилось животное в отсутствие каких-либо рациональных рамок, сдерживающих его инстинктивные реакции? Ничто в ее эволюционном прошлом не снабдило Матилду аппаратом, позволяющим понять, что он намеревался с ней сделать.

Тем не менее, он не зашел так далеко с проектом, чтобы позволить подобным сомнениям остановить его сейчас. Смысл состоял в том, чтобы провести эксперимент и затем чему-то научиться - даже если единственным выводом было то, что работа зашла в тупик и не имеет дальнейшей ценности.