Магия вероятностей. Магия пространства. Дилогия

ГЛАВА 9

"На золотом крыльце сидели…" Кто тут будет король? Несколько красиво одетых мужчин и женщин. По логике — тот, который восседает во главе стола, в возрасте немногим за пятьдесят, и есть тут главный. Надеюсь, логика меня не подводит. На всякий случай опускаю взор, выкапываю из памяти Филис и делаю реверанс всему столу. Мимолётное воспоминание из прочитанного в прошлой жизни — реверансы были придуманы для того, чтобы монарх не тянул шею, разглядывая женскую грудь, а сразу видел практически весь "товар лицом".

— Подойдите, леди.

Подхожу, раз просят. Краем глаза вдруг вижу улыбающегося мне Винсента. От двери его и не заметно было за пышной женщиной с высокой причёской. Его присутствие придаёт мне тонуса.

— Сожалею, что пришлось прервать ваши каникулы, но обстоятельства вынудили поторопиться с вызовом вас во дворец. Однако всё же это не настолько срочно, чтобы вы вбегали в нашу столовую так буквально.

Улыбка короля была добродушной, и взгляд тоже вроде был приветливым, но и одновременно оценивающим.

— Простите, ваше величество, я… споткнулась на входе, — ответила я, покосившись на стоявшего рядом и стушевавшегося от слов монарха секретаря.

— Мы сейчас ужинаем по-семейному, не чинясь. Прошу, присоединяйтесь к нам. Может статься, в будущем вы станете практически частью семьи. Есть такая вероятность, как считаете?

— Я не знаю, ваше величество, — ответила я, усаживаясь на то место за столом, где был установлен чистый прибор, — расчёт вероятностей я делала только лишь раз, и тогда мне существенно помог наш господин ректор. Мне ещё надо многому учиться, чтобы отвечать на такие вопросы. Если они заданы мне как магу вероятностей, конечно.

— Наш племянник хорошо отзывался о вас. В том числе говорил о вашем независимом, но добром нраве.

— Возможно, его высочество не совсем объективен, — ответила я, послав мимолётную улыбку Винсенту, — Мы с ним дружны.

— Да, мне докладывали о поведении Винсента в академии. Его дружелюбие к девушкам там почти всеохватно. Даже, говорят, каждой понравившейся девушке он дарит одинаковые браслеты. И вам вот тоже, как мне говорили, дарил. Отчего же вы сейчас не надели его, было бы любопытно взглянуть.

Мне кажется, или король сейчас тупо… нет, не тупо, а наоборот, изощрённо вводит меня в стеснение и растерянность? Для чего? Подминает под себя, чтобы потом диктовать свою волю, а я о своей воле и не вспоминала? Хочет оценить степень моей независимости? Или просто из любви к искусству? Как бы то ни было, не на ту напал его величество. Я себе не враг, конечно, чтобы специально вызывать монаршую неприязнь, но и прогибаться до земли не собираюсь. Перед кем бы то ни было.

— Юным девушкам трудно устоять перед обаянием его высочества, — не моргнув глазом, спокойно улыбаюсь я, — Что же до браслета… Я его продала.

— Вы продали подарок принца? — удивилась дама, сидящая рядом с королём. Жена, очевидно. В смысле, её величество. Однако я не буду так к ней обращаться, кто их тут знает — вдруг это фаворитка какая-нибудь, может форменный конфуз выйти.

— Да, — невозмутимо прожевав кусочек медальона из нежной говядины, ответила я, — Захотелось сделать подарки моим младшим сёстрам, а денег при себе по дороге в баронство было недостаточно.

Король вдруг прыснул и прикрыл губы салфеткой. Вслед за ним стали смеяться и все остальные, включая Винсента. А мне что остаётся делать? Сижу, улыбаюсь слегка.

— Филис раньше предупредила меня, что желает продать браслет, — всё-таки сообщил его высочество.

— Какие, однако, времена настали, — посмеивался король, — Представляю, если б я в молодости подарил какой-то прелестнице украшение, а она его раз — и продала бы тут же… Очень это, я б сказал, обескураживающе.

Хорошо ещё, принц не рассказал, что сначала продать свой браслет я хотела именно ему — вот бы веселья добавил!

— Винсент, и много ты таких браслетов раздарил? — полюбопытствовала молодая женщина лет двадцати. Наверное, принцесса, младшая дочь их величеств. Старшую они уже выдали замуж за соседствующего с нашей страной принца.

Вот и отлично, пока его высочество отстреливается, я хоть поем спокойно. Хорошо, вспомнила, что позади меня лакей стоит, ждёт указаний подбородком, а то сейчас потянулась бы сама к вазе с салатом, дярёвня…

Когда подали кофий, король сказал мне:

— Возможно, леди, вы задаётесь вопросом, что за срочность такая была в приглашении вас сюда. Конечно, нам всем было интересно познакомиться с вами, но на такой срочности настаивает Жаргал.

— Ваш придворный маг вероятностей? — спросила я в ответ на испытующий взгляд его величества.

— Вы о нём знаете? — удивился тот.

— Да, принц Винсент рассказал мне.

— А что ещё он рассказал вам о Жаргале? — на лице короля мелькнуло некоторое неудовольствие.

Наверняка, это неудовольствие связано с вседозволенностью, которой ранее пользовался маг. Не хочет его величество повторения этого и в моём случае. Видимо, Жаргал был тем ещё затейником в молодые и зрелые годы…

— Что он чрезвычайно стар и почти не проводит сеансов магии.

— Всё так, — кивнул король, — Жаргал полагает, что дни его на исходе. И когда он узнал о появлении нового мага вероятностей, сначала не хотел даже верить. Но потом заговорил о том, что желает видеть ваш артефакт обмена. И лишь нехотя согласился с тем, чтобы увидеться с вами и поделиться магическим опытом, если у вас есть этот артефакт. Вы действительно имеете его и взяли с собой, как я наказал передать своим посланникам?

— Действительно, ваше величество. Тут Жаргал не ошибся.

— Что это за артефакт такой, не просветите ли нас? Что и на что он обменивает?

— Пожалуйста, простите меня, — к этому вопросу я уже подготовилась, пока мы ехали в столицу, — Сам этот артефакт является родовой реликвией Кадней, а направление его действия — семейной тайной. Мне очень жаль, но я не могу сказать вам об этом.

Ну не могу я врать королю, так, как я врала остальным в академии. Чревато тяжёлыми последствиями, если это вскроется.

— Вот и Жаргал тоже темнит что-то, плетёт о простом желании увидеть артефакт, который будто бы когда-то принадлежал ему, — досадливо сказал король.

— Что бы он там ни менял, вряд ли при его помощи можно выменять что-то значительное, — сморщила носик королева, — Иначе род Кадней пользовался бы какой-нибудь особенной славой или процветал. А в действительности он угасает и скоро совсем исчезнет — у них ведь нет ни одного потомка мужского пола, носящего фамилию Кадней.

— Вы совершенно правы, ваше величество, — я всё-таки рискнула назвать так эту даму, вряд ли фаворика осмелилась бы пройтись на грани оскорбления аристократического рода в присутствии короля, — этот артефакт не способствует ни процветанию, ни наоборот. Мне передали его родители лишь потому, что я маг и старшая дочь.

— Филис, а ты ведь активировала его в академии. Помнишь, ты потеряла сознание и в больницу ещё попала тогда. И ты говорила Ханту, что артефакт оказывает ментальное воздействие и улучшает память, — дёрнул чёрт его высочество за язык.

— Прости, Винсент, — улыбнулась я, — Но в присутствии монарха не могу утверждать, что я нисколько не слукавила тогда.

— Но ты не заметил, у Филис после того случая что-нибудь изменилось? Память например, или цвет глаз? — спросила Винсента принцесса.

— Разве что характер, — улыбнулся его высочество, а потом вдруг задумался. И задумчивость его всё крепла.

Это не укрылось от глаз короля, но он решил не углублять вопрос. Во всяком случае, в моём присутствии.

— Что ж, сегодня уже поздновато для визитов, да и вы, леди, наверняка нуждаетесь в отдыхе с дороги. Но завтра с утра прошу уважить нетерпение древнего Жаргала, навестить его вместе со своим артефактом. Скажете прислуге, когда будете к этому готовы, вас проводят. И приглашаю вас, присоединяйтесь к нашим дальнейшим трапезам, пока гостите в резиденции.

Встаю, приседаю в поклоне. Все расходятся, а Винсент идёт ко мне.

— Надо поговорить, — сказали мы друг другу одновременно и рассмеялись.

ИНТЕРЛЮДИЯ

И-и-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о…

В совсем глухом и заросшем зеленью дальнем углу королевского парка, окнами на реку, а не на канал, смотрел низкий каменный дом. Когда-то давно этот дом был значительно выше, к его высокой входной двери даже вело крыльцо с вытесанными из камня ступенями. Но за много-много лет дом так врос в землю, что входная дверь не раз уже была сменена на другую, меньшей по высоте, и от прежнего дверного проёма осталась чуть ли не половина. Крыльцо давно уже скрылось под землёй, и к дому ведёт лишь тропинка, к самой двери. А ступени появились уже внутри дома. Вниз. Или вверх. Смотря на то, входишь ты или выходишь. И окна, глядящие на реку, стоят прямо на земле. Хотя и реку-то почти не видно сквозь листву ползучих диких вьюнков. Можно, конечно, было бы приказать оборвать их, да впустить в дом яркий свет солнца, только зачем это надо — смотреть всё время на реку?

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о…

В центре самой просторной комнаты дома прямо на вытертом ковре с непросматриваемым уже узором, на подушке под костлявым задом, сидит человек. Морщины так избороздили его лицо, что угадать, какими были когда-то его черты, нет никакой возможности. Рядом с ним валяется клюка, на которую он будет опираться, чтобы встать с пола на ноги. Неподалёку, возле стены с окнами стоит стол с наклонной столешницей и стул — там удобно чертить. Человек слегка покачивается сидя — вперёд и назад, и поёт. Его пение непривычно для слуха обычных людей — очень низкие горловые звуки тянутся, вызывая вибрации в окружающих предметах.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о…

Вот и Жаргал, как его дом. Раньше был высоким и статным, да глядел соколом. Дом этот поставил по себе. А теперь Жаргал врос в себя, стал очень маленьким, но по-прежнему проходит в дверь, не сгибаясь дополнительно, и как дом, не желает видеть реку. Дом оказался его верным и единственным родным существом, хотя он и не живой. А вот Жаргал — пока живой. А значит, может вспоминать далёкое прошлое, когда не было ещё этого дома, и вообще никакого дома не было у Жаргала, а была только огромная степь да сильный низкорослый конь. А ещё были люди, и великий человек среди них — Даян-хан. Бату-Мункэ Даян-хан, так его звали. И не было большего счастья Жаргалу, чем служить этому человеку и сражаться по взмаху длани его. С набегу, с пронзительным криком, привстав на коне, попадать копьём в незащищённые кольчугой места и пронзать проклятых тайшей и воинов ойратских ханов, утверждая главенство кровных потомков Тэмужина, величайшего Чингис-хана, над всеми племенами степей.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о…

Жаргал и сейчас помнит тот пьянящий густой запах крови и внутренностей, который парил над огромным полем битвы при Далан-Терджине. Полем великой победы хитроумного Даян-хана. Того счастья, что испытывал тогда Жаргал, чудом не получивший в той битве ни одной серьёзной раны, не испытывал ни один смертный на свете. Это и решило его судьбу. Глупый мальчишка из другого мира, обладатель дара ментальной магии и артефакта, украл, присвоил счастье и судьбу Жаргала себе. Пожелал вселиться, глупый, в тело самого счастливого человека во всём сущем, молодого, сильного да здорового. Вот и перенёс свою душу прямо в красную от пролитой крови степь. Это уже Жаргал узнал от дружков того мальчишки, когда оклемался и местную речь выучил. И убийство этих дружков не помогло Жаргалу утолить жажду мести за своё украденное счастье.