Блаженная
- Автор: Белла Ворон
- Жанр: Любовная фантастика
Читать книгу "Блаженная"
глава 14. В которой Тина вспоминает то, что ей приказано забыть
В детстве, чтобы попасть в усадьбу и остаться незамеченной, я подползала под оградой в дырку, словно заботливо проделанную такой же сорви-головой, как я, только лет пятьдесят назад. Но теперь я взрослая, веду себя прилично и под заборами не ползаю. Тем более, что дырку наверняка заделали.
Поэтому придется делать крюк по усадьбе. А значит, пройти мимо раскрытых окон малого репетиционного, где все еще веселятся коллеги.
Если меня кто-нибудь случайно заметит, то наверняка окликнет, а возвращаться мне не хотелось. Плохая примета.
Можно пройти другой дорогой — не доходя до театра, повернуть вправо, миновать больничный корпус и вдоль ограды дойти до ворот.
Но маячить возле больничного корпуса мне тоже не улыбалось — Вадим мог уже уйти с вечеринки и бродить на сон грядущий возле больничного корпуса. А встреча с ним не входит в мои планы.
Не зная, какую дорогу выбрать, я замедлила шаг возле кустов боярышника и правильно сделала — неподалеку от меня захрустел гравий. Я инстинктивно юркнула в кусты в тот момент, когда на дорожке появился Вадим.
Он шел, посматривая по сторонам, будто искал кого-то. Я затаилась, едва дыша. А он остановился в том самом месте, где секунду назад стояла я сама. Постояв несколько секунд в раздумьях, Вадим полез в карман пиджака, в его руках засветился экран телефона.
Я ругнула себя, что не отключила звук на своем. У доктора есть номера всех артистов труппы, и мой не исключение. Если Вадим решит позвонить мне, то в ту же секунду мое укрытие будет обнаружено. А если я сейчас начну возиться, то Вадим конечно же услышит шуршание в кустах. Я могла только наблюдать, как он листает список контактов и молиться, чтобы он искал не мой номер.
— Вадим Алексеевич! — послышалось неподалеку. К Вадиму подбежал запыхавшийся Давид.
Возблагодарив судьбу за очередной подарок, я выудила из поясной сумки телефон и выключила звук.
— Вы не видели Лику и Тину?
— Сразу обеих? — усмехнулся Вадим.
— Они вышли подышать, но их давно нет. — Давид был слишком взволнован, чтобы заметить сарказм.
Вадим беспечно пожал плечами.
— Я никого не встретил. Думаю, Тина отвела Лику домой. Лика немножко… перестаралась.
— Она не подходит к телефону.
— Давид, успокойтесь. Уверен, она спит. Идите домой.
Давид не ответил и двинулся в сторону актерского флигеля.
Вадим пожал плечами, вернулся к телефону и побрел в сторону больничного корпуса.
Я подождала, пока затихнут его шаги, тихонько выбралась из куста и, крадучись и прячась в тень, направилась к театру — Вадим не оставил мне выбора. Убедившись, что площадка перед театром пуста, я пересекла ее, шмыгнула за угол и оказалась как раз под окнами малого репетиционного.
Музыка уже стихла, слышно было, как кто-то двигал мебель и убирал остатки праздника. По-хорошему, я должна быть там и помогать. Стыдно, но что поделаешь. В следующий раз останусь, — пообещала я своей совести. В этот момент хлопнула входная дверь и я услыщала голоса Яны и Аркадия. Они, как обычно, ссорились, точнее ссорилась Яна, а Аркадий что-то миролюбиво бубнил. Ангельское терпение у человека.
Тихо, как мышка, я прокралась к воротам, и, оказавшись за оградой, наконец-то смогла выдохнуть. Теперь свернуть направо и пройти вдоль ограды по грунтовой дороге, плавно огибающей усадьбу. Там, в конце дорожки, за высоким забором уже можно разглядеть причудливые контуры крыши моего дома, словно вырезанный из черной бумаги силуэт наклеен на чернильно-синее вечернее небо.
Я приблизилась к высокой резной калитке.
Как часто я вспоминала ее! Когда мы с бабушкой только-только переехали в Питер, я очень хотела в Воронин, но бабушка ни в какую не соглашалась.
На мои вопросы она отвечала уклончиво, но когда я уже чуть не плакала, приставая к ней, она ответила, что последняя просьба моей мамы к ней была — держать меня подальше от этого дома. Это было последнее, о чем она ее попросила.
“Вырастешь — решишь сама. А пока я отвечаю за тебя и принимаю решения. Ты ничего не обещала маме. А я своей дочери — обещала. Ее последняя просьба будет выполнена.”
Что ж, я действительно ничего не обещала маме. Она просто не успела меня ни о чем попросить.
Очень некстати вдруг вспомнились слова Вадима о том, что бабушка хотела меня от чего-то уберечь и поэтому держала подальше от дома. Но бабушке я тоже ничего не обещала.
Вот так, уговаривая себя, я тихонько открыла калитку и пошла по дорожке, вьющейся между пышных зарослей пионов и лилейника и роскошных розовых кустов. Заботливая рука Натальи Павловны чувствовалась и здесь.
А кирпичи на дорожке выкладывала бабушка — после смерти деда она почти все делала сама, а я как могла ей помогала. Нам это нравилось — делать вместе дорожки, красить, шкурить, делать всякие садовые штуки.
Я шла очень медленно. Дом забыл меня. Ему нужно время, чтобы вспомнить. Как старая собака, которая когда-то радостно встречала хозяина, а теперь, когда нюх и зрение с годами ослабли, ей нужно время, чтобы признать своего.
Мне казалось, что не я приближаюсь к дому, а он плывет ко мне, как темный корабль. Летучий Голландец, где команда превратилась в призраков.
Я уже могу рассмотреть бревенчатое сердце дома, вокруг которого выросли круглые башенки, терраса, второй этаж, мансарда и мезонин.
Прежде чем начать перестраивать дом, дедушка сделал макет — миниатюрный проект будущего дома. Потом он переделал его в лампу — я помню как уютно вспыхивали в нем крохотные окошки по вечерам.
Чем ближе я подходила к дому, тем сильнее меня к нему тянуло. И вместе с тем отталкивало, будто я пытаюсь проникнуть на чужую территорию.
Я поднялась на резное крыльцо, погладила дверь со знакомыми трещинками, сучками и несчетными слоями облупившийся краски. И только сейчас вспомнила о ключе, который остался дома, в Питере. О чем я только думала, когда отцепляла его от связки?
Почти без надежды я провела рукой по выступу над дверью — бабушка, как мне смутно помнится, хранила там запасной ключ. Возможно, где-то в глубине души я надеялась, что не найду его там и с чистой совестью отправлюсь домой. Но он лежал там, среди пыли, березовой шелухи и прочего мусора, который не убирает за собой время.
Щелкнул замок, и я, словно в воду, окунулась в запах, знакомый с детства. Дерево, бумага, пыль, травы, клубничное варенье, мел, чернила, скипидар, печная зола, скатерти, переложенные лавандой, прорастающие семена укропа, краска, крем для рук — каждое поколение оставило свою травинку в этом букете.
Не включая верхнего света, я подошла к окну. На широком подоконнике за диваном стояла та самая лампа-дом. Нащупала выключатель — к моему изумлению все работало, вспыхнули крошечные окошки. Миниатюрный дом проснулся, это должно быть сигналом для большого. Я прошла по комнате, включая настенные светильники. Теперь можно осмотреться.
Мне тоже нужно время, чтобы вспомнить дом и признать в нем своего. В последний раз я была здесь год назад, но тогда дом был не дом и я была не я.
Родовое гнездо… Я знаю о нем немного. Когда-то он был частью усадьбы.
К концу девятнадцатого века дела у Каргопольских шли неважно, имение заложили, но этим дела было не поправить, и усадьбу начали продавать по частям. Одну из частей приобрел купец Редькин, по слухам, бывший крепостной Каргопольских. И рубленый, одноэтажный дом, длинный как вагон, с каменным фундаментом и широкими окнами, превратился в школу, для ребятишек из деревеньки Воронино.
В этой школе обучалась грамоте моя прабабушка, потом, уже после 1917 года работала в ней учительницей и жила там же, в небольшой комнатке. И мою новорожденную бабушку принесли в этот дом. Потом деревенька Воронино превратилась в городок, там построили новую школу, а старая закрылась. Но моя семья продолжала в ней жить. В этом самом длинном как вагон одноэтажном доме.
А потом в Воронине появился юноша со странной фамилией Блаженный. Студент Академии художеств, он приехал из Питера на лето и искал комнату, где ему позволят вонять растворителем. Он нашел эту комнату здесь, в этом самом доме. А еще он нашел мою девятнадцатилетнюю бабушку. “Пришел, увидел и пропал.” — говорил мой дед. Больше он не покидал этот дом.
А потом он стал театральным художником, начал хорошо зарабатывать и смог выкупить весь дом и землю, когда появилась такая возможность. И превратил бревенчатый вагон в сказочную избушку. К дому пристроились крылья, две башенки с витражными окнами по бокам, “ чтобы дом смотрел на все стороны” — цитировала бабушка деда, второй этаж, и очаровательный чердачок — обожаемое мною место, капитанский мостик, с которого я озирала окрестности.
Дом, построенный в начале прошлого века пережил многое. Революция, война… Он стойко выносил все, что выпадало ему на долю, так же как и его обитатели. И был вознагражден — получил новый облик, сказочный, неповторимый. Комната, в которой я сейчас стою и набираюсь храбрости — как раз та самая комната, с которой все началось.
Она осталась почти такой же, какой была — бревенчатые стены, огромная печь в углу, настоящая русская печь, когда-то беленая, а потом обложенная изразцовой плиткой, которую собственноручно изготовил мой дед. Русалки, птица Сирин, баба-Яга в ступе с помелом и прочие анчутки — они были друзьями моего детства. Когда бабушка топила печь, я устраивалась рядом. Мне казалось, что диковинные создания на разноцветных изразцах просыпаются и начинают жить своей жизнью.
Рядом стоит чудовищных размеров старинный сундук. Его роспись вдохновляла деда на изразцы.
Потертый кожаный диван приехал сюда из питерской коммуналки деда — единственная вещь, которую он привез с собой. “Краски и диван — вот и все его приданое.” — смеясь, рассказывала бабушка. Рядом с диваном возле стены стоит здоровенный шкаф, ровесник дома. Когда-то это был посудный шкаф, но дед переделал его в книжный. Он богато изукрашен резьбой, протирать пыль изо всех ее завитков было моей священной обязанностью. В шкафу царил идеальный порядок — не зря бабушка всю жизнь проработала в библиотеке. Каждой книге было отведено свое место, и горе нарушившиму этот священный, незыблемый порядок. Бабушка с грозой в голосе отправляла нарушителя восстанавливать статус-кво.
В этом шкафу целая полка была отведена для моих любимых книг. По вечерам я любила выбрать книжку и залечь на диване, попутно грызя яблоко или морковку.
Я присела на диван, закрыла глаза. Мне показалось, я чувствую аромат сырого дерева и слышу, как на пол шлепнулась мокрая тряпка.
Бабушка обожала скоблить дощатый пол.
— Тина, подними с пола свою книжку! — привычная с детства фраза так явственно прозвучала в ушах, что я инстинктивно скосила глаза на пол — куда я успела бросить книжку?
Я подхожу к шкафу, открываю застекленные дверцы. Когда-то шкаф запирался на ключ, но бабушка отменила этот порядок — книги нельзя запирать на ключ.
Книги расставлены аккуратно, протерта пыль — Наталья Павловна молодец. Нет ощущения, что этот дом стоит без хозяина. Но я чувствую — со шкафом что-то не так.