Полузвери

* * *

Нольда пришлось подождать, и я сама по себе разминалась в пустом зале, поглядывая на сидящего на лавке Яна.

— На фронтах тишина?

— Для вас тишина. До завтра терпит, я с Нуля обязанности снял на все выходные, отдыхайте. Если вы так отдыхаете. И, Ева, предупреждаю, — он мне пригрозил пальцем, — выйдем на поле, не раздевайся. Мне ночью в кошмарах твой жуткий наряд снился, развидеть не могу. Деморализовываешь.

— Ладно. Хотя сегодня я в новом и приличном. Укус как?

Ян повернул руку на себя и сам посмотрел, а не мне показал:

— Заживает. Нормально все.

— А комплекс чей, частный? Почему для всех закрыт?

— Потому что Парис его на выходные арендовал, заплатил в два раза от всей выручки за два дня, плюс сверху за отгулы персонала, только техники у себя сидят.

— Ого! У него и в самом деле бездонный кошелек.

— Точно.

— Как вы такого в команду заполучили?

— Это у Нуля спрашивай, он где-то познакомился… — Ян отвлекся на сообщение, встал с места и кивнул мне на выход. — Бегом на поле! У меня два часа осталось, так что выжмем из тебя все, что успеем.

С Нольдом встретились на выходе. Северяне пожали друг другу руки, не обменявшись ни словом, и я даже не могла предположить, что они собрались из меня выжимать — силы или слезы? Я надеялась, что больше так не расклеюсь, буду готова. Уже готова.

Но ничего сверх ординарного не случилось — повторялось практически все, что вчера пыталась усвоить в зале, — освобождение от захватов, с той лишь разницей, что Ян наблюдал и оценивал со стороны. Иногда он покачивал головой, иногда кривился, и подытожил очевидное:

— Времени мало. Ты все еще думаешь, Пигалица, о своих действиях, до автоматизма далеко. Но, деваться некуда…

Последний час его времени мы отрабатывали ситуацию с двумя напавшими — один, Нольд, хватал, а второй, Ян, меня «убивал», и проигрывала я раз за разом. Никто уже не злился, не рычал, холодно указывая на те промедления, что я себе позволяла. Но по-другому — никак, не успевала оценивать и действовать за отпущенные доли секунды.

— Взбесить тебя нужно. Ноль, что ее раздражает?

— Что ты обо мне в третьем лице говоришь.

Ян как не услышал, вопросительно посмотрел на того за моей спиной. Нольд спокойно ответил:

— Я уверен, что у тебя не получится, и только поэтому разрешаю. Попробуй Еву полапать, получишь по полной и бешенства, и отпора… ай.

Это я, пользуясь близостью, без шуток двинула Нольда локтем в живот, ударившись, как о железо, о пресс. Разозлилась сразу, хоть меня еще никто и не тронул, и насмешливо уточнила:

— А если наоборот? С удовольствием дамся Яну в наглые руки, чтобы взбесился ты, стравлю вас до драки и буду хладнокровно стоять в сторонке победительницей. Не говори, что уверен и не давай поспешных разрешений, потом сам же пожалеешь.

Оба переглянулись, и Ян стушевался:

— Ноль, признай, при всех твоих сильных сторонах, женщин ты знаешь не так хорошо, как я. Эта — может. В чем я убежден, так это в том, что Ева сыграет на наших чувствах ловчее, чем мы на ее. Я пас.

— Правильно. — Улыбнулась. — И скажите спасибо, что предупредила. Не нужно мужской самонадеянности соревноваться с женским коварством.

— Спасибо. — Нольд кивнул без иронии и, судя по выражению его лица, открыл для себя что-то новое. Спросил: — А мое разрешение ты мне еще припомнишь?

— Угадал!

— Время все равно вышло, лучше пойду. Продолжайте без меня, и до завтра!

Ян практически сбежал, махнув нам рукой.

— Давай на перерыв и поедим? Я с утра ничего не ела, и хочу отдыха. Или ты планируешь опять на пределе провести день?

— Не планирую. Пойдем.

Все, что купила, еще по приезду выгрузила в раздевалку — четыре пакета с одеждой и один с едой, не рассчитывая, что мне дадут обедать, планировала этим ужинать.

Ополоснулась для свежести в душе и заняла один из столиков внутреннего кафе. Мы на свидания не ходили, романтичных вечеров вместе не проводили, и, несмотря на то, что никакой официант кофе с пирожными не подал, я все равно ощутила особую атмосферу. Ну и что, что будем есть по дикому, как на юге бывало, отрывать хлеб, есть вприкуску мытые овощи и разломанную копченую буженину. Салфетки есть, пальцы отмоем. Воды попьем из бутылки.

Необычно было и место — большое пространство без людей, охранник в отдельной будке на въезде, а в целом здании — ни души, только где-то упомянутые техники. Убрано, чисто и брошено, а для меня как некромантки это особый подарок. За прошедшие недели все походы в кафе при Инквизе, или, когда с Вилли выбиралась, — немного, но пытка. Привычная, с отодвиганием запахов на задний план, но все равно. А здесь я дышала и безлюдностью, и нольдовской чистотой — как в духовном, так и в физическом смысле. Он тоже пришел после душа в свежем и легком, будто после мы уже не собирались тренироваться. А, может, и вправду не собирались.

— Ты сам на меня не сердишься?

— Нет. Но если бы ты на самом деле разыграла коварную карту с Яном, точно бы не обрадовался. — И улыбнулся. — Я действительно плохо знаю женщин. И тебя, как видишь.

— Вся жизнь впереди. Думаешь, я все про тебя понимаю?

— Хочешь узнать — спрашивай.

Я замешкалась, прожевала то, что успела откусить, и нашла вопрос:

— У полузверей строгий матриархат?

— Да. Есть иерархия и следование правилам, где мужчины ограничены в правах. Как равновесие, женщины связаны обязательным долгом… раз уж заговорили — завтра поедем к моей матери, почти все прибыли, я тебя представлю.

Едва не поперхнулась:

— Уже завтра? Великий Морс! И что меня ждет?

— Принятие.

Мне так и хотелось дополнить, что его уверенный тон — не гарантия уверенности для меня, и, если там представительницы кланов, все может обернуться полем битвы. Нольд за всю историю рода единственный, кто приведет жену в семью, то есть женщину извне. Я — не ровня тамошним… вспомнив о притче Троицы, немного успокоилась.

— Подготовь меня, расскажи о матери. Вообще — о своей семье, я ведь и слова об отце от тебя не слышала — он жив?

И Нольд поморщился, и я согласилась — не по тому руслу пошла атмосфера уединения и отдыха.

— Жив, но с тех пор, как родилась Лёна, уехал и не общался ни с кем из нас. Я, сколько помню детство, очень редко его видел: он наследник банкиров Нольдов, мать матери его выбрала только потому, что тот был самым слабохарактерным из кандидатов, можно крутить и вертеть в любую сторону, под обычной пяткой прогнется, а под каменной тем более. Он, как и большинство, жену не выбирал — день общения под магнитом, и готов жениться хоть завтра, полное ослепление гарантированно. Женщины могут его как «включать» для воздействия, так и «выключать». У сук это работает не так, как у нас.

При таком разговоре я вообще перестала есть, потому что чуть не поперхнулась второй раз.

— Это не оскорбление. Наоборот. Женщина-полузверь, если услышит, к примеру: «ну ты и сука», сочтет за похвалу. Что-то вроде признания близости к исконной Пра-Матери, очень лестно, но бросаться такими словами попусту тоже нельзя… говоря, надо понимать точно, что имеешь ввиду. — Он помолчал и вернулся к теме: — Обычных мужчин в понятиях вольный — невольный нет, запаха нет, пару может составить любой. Вот матери этот «любой» и подошел, все по расчету. Сердцем ни он ее не любил, ни она его.

— Как их зовут?

— Его — Домен, ее — Александра. Тоже расчет — думала, что, если нежеланного мальчика назовет как себя, это поможет смириться с провалом.

— Я помню, ты говорил, что она хотела стать той, кто самым первым ребенком родит дочь. Это очень почетно?

— Да. Именно поэтому она так долго не хотела снова беременеть, боялась неудачи во второй раз, а то и в пятый. Возраст позволял ждать, я у нее появился в девятнадцать лет. Мать вообще, даже для своих, была жесткой и высокомерной, не любила съезжаться на советы, отшельничала, иногда целыми месяцами избегала общения вообще с людьми, не только с большой семьей. На территории поместья построила маленький коттедж и жила там, не подпуская никого, кроме личной служанки. Когда к тридцати на нее стали давить долгом и угрожать исключением за несоблюдение закона, решилась на второго ребенка. Родив девочку, счастливо выдохнула и перестала всех избегать. А отца выгнала куда подальше на другую часть континента. Большего рассказывать нечего.

Нольд потер лоб, смахивая неприятное, и более расслабленно продолжил:

— Тебе не нужно будет производить на всех впечатление. Главный голос за госпожой Один. Это прабабушка Яна, наш матриарх, самая старая из клана, и я убежден, что ты ей понравишься.

— Почему?

Даже улыбку вызвала, и развеяла остатки мрачности на лице. Нольд ответил с охотой:

— Потому что она… нет, не добрая и не мудрая, в старухе безрассудности и свирепости много, хватка у нее, как у настоящей лютой волчицы. Первой родила дочь, но не остановилась, и за следующие пятнадцать лет родила шестерых сыновей, потому что хотела много детей — и что, что мальчики? Только по ее решению за Яном оставили фамилию Один и не дали сдать в обычный детдом подкидышем. А семья буквально выкинула ребенка-урода, как мусор, из семьи. Не сын, а позорная аномалия, какой никогда не случалось. Она же — единственная, кто иногда с Яном общается, приглашая в дом. Редко, но все-таки, и часто ему подчеркивает, что для нее разницы нет в том, кто он обычный или полузверь. Правнук, кровь от крови, и это главное.

— Нольд… а что тебе за все это будет?

— Я законов не нарушаю.

— Это понятно. А негласно? Соплеменники же загрызут и тебя и меня, пусть не буквально, но морально. Жить дадут спокойно?

— Может, и загрызут. Плевать. Ты моя жена, если для кого-то этот факт, как кость в горле, пусть подавятся.

Все, что не доели, сложила обратно в пакет, а Нольд вытер стол салфеткой, убрал мусор и сел не напротив, а рядом на тот же клеенчатый диван.

— Это все вопросы?

— Пока да.

— Тогда моя очередь. Расскажи об отце, и как он умер? Мне кажется, что вчера тебя на защите «раненного» Яна поэтому так сорвало. Прав? Я должен знать.

И я рассказала. Нольд не перебивал ни разу, даже чем-то уточняющим, молча слушал, вникая и думая. А когда я выдохнула последнее, внимательно посмотрел в лицо:

— Кого еще из мужчин ты любила и не спасла? Как он умер?

«Он»… на слове прозвучал мягкий нажим, дающий особое значение. Откуда догадался, что это было не расставание, а смерть? Как почуял, что и с Толлем во мне была капля вины за гибель? Нет, не я поила, не я просила свидания под звездами, и за рулем тоже — не я. Но ведь не остановила.

— Мы вместе на мотоцикле ночью и в дождь разбились, на юге. Я выжила, как видишь.

Нольд приобнял меня и поцеловал в висок.

— Я никого не терял так, как ты. Но я тебя понимаю. — Он немного помолчал, поцеловал еще раз, прежде чем сказать: — С природой справляться трудно, но иногда возможно, я как полузверь могу предупреждать подступление неподконтрольного, а эмоции — это тот же внутренний зверь для обычных людей. Если нахлынуло, то все, ты себе не принадлежишь.

— Отец учил «всегда сначала придут эмоции, и только за ними разум» и призывал умело пользоваться этим.