Поднимаясь из пепла. Часть 1

Папа сидел внизу за обеденным столом. Рядом с ним сидела девушка в черном платье и белом переднике. Все, кто работал в нашем большом доме, носили черные платья и белые передники.

— Это моя дочь — Нора, — папа кивнул в мою сторону. Он уже был одет в серый костюм и белую рубашку. Девушка за столом улыбнулась и встала на ноги.

— Меня зовут Роза, — она подошла ближе и провела руками по моим распущенным волосам, — у тебя красивые волосы, но думаю, что их следует заплести перед тем, как садиться завтракать.

— Я не умею плести косы, — пробормотала я, разглядывая ее своими синими глазами. У моего папы тоже были синие глаза. А вот у Розы они были карие, а волосы — каштановые и кудрявые.

— Я с удовольствием помогу тебе, — Роза повела меня обратно в спальню, чтобы заплести мне две длинные косы, которые она скрепила розовыми бантами с ленточками. Мне нравились розовые ленточки. Папа одобрительно кивнул, бросив быстрый взгляд на мою голову, когда я уселась за обеденный стол.

— Роза будет твоей няней, — сказал он спокойным тоном, — я ожидаю, что ты будешь слушать ее.

— Да, папа, — кивнула я головой, уставившись в тарелку на своем столе. Почему-то образ папы в длинном черном балахоне именно в этот момент прорывался в мое сознание.

— Отлично, — папа поднялся на ноги и вышел из-за стола, направляясь к входной двери. Я подхватила ложку и стала есть свое вареное яйцо.

— Покажешь мне, чем ты занимаешься? — весело спросила Роза.

Я скованно кивнула головой, не уверенная в своих чувствах. Мне нравилась Луиза. С ней было весело. Она всегда обнимала меня. Будет ли Роза обнимать меня? Мои страхи рассеялись в тот момент, когда она притянула меня к себе и крепко обняла. Я сунула большой палец в рот и стала посасывать, прижимаясь к ее мягким волосам, пахнущим кокосом.

Дни сменялись неделями, недели — месяцами. В моей голове все бледнее и бледнее становились образы, увиденные в подземной пещере. Я часто видела открытую дверь и тусклый свет из комнаты, в которую нельзя было заходить, но я ни разу не решилась снова туда спуститься. Через некоторое время Роза тоже решила переехать, а на ее место пришла Анна, которая заставляла меня есть кашу и не разрешала долго находиться на солнце. Анну сменила София, затем Джулия, и, наконец, Пипа. Пипа была пожилой женщиной, полноватой и добродушной. Она не ругалась, если я не хотела есть кашу, не загоняла меня в дом, если на улице темнело, всегда сидела со мной в комнате и часто рассказывала истории про свое детство. Так я узнала, что вода, которая однажды лилась с неба — это дождь. Я очень хотела, чтобы дождь снова пошел. Мне понравился его запах. Но дождей больше не было. Солнце все больше пекло, нагревая почву. Пипа говорила, что когда-то все было иначе. Было не так жарко, регулярно шел дождь, град и даже белая крупа с неба, которую она называла снегом. Но однажды все изменилось. Наступил конец света. Я не совсем понимала, что значит конец света, но помнила, что когда-то щелкала выключателем, а свет так и не загорелся. Видимо, это и есть конец света. И почему-то после этого начало сильно трясти землю, а вода поднялась высоко вверх, а потом обрушилась обратно. Наверное, тот дождь, который я видела много дней назад, это та вода, которая поднялась, но почему-то не упала сразу. А еще появилось много разных страшных монстров, которые охотятся на нас и хотят съесть. Почему они хотят съесть нас, я тоже не понимала, ведь гораздо вкуснее съесть бутерброд с арахисовой пастой. Как-то я даже лизнула свою руку и попыталась укусить, но ничего, кроме боли не почувствовала. Рука оказалась соленой на вкус, в то время как арахисовая паста — сладкой. Но Пипа говорила, что они так привыкли. Мне хотелось отнести им арахисовую пасту, чтобы они попробовали что-то другое, чем соленые руки. Но Пипа меня отругала, заявив, что я все пойму, когда немного подросту. Мне хотелось подрасти, чтобы мои ноги доставали до пола, когда я сидела за кухонным столом. Мне хотелось стать старше, чтобы я могла засиживаться допоздна, и не ложиться спать, как только темнеет. Мне хотелось подрасти, чтобы не чувствовать себя такой одинокой в этом большом доме.