Я просто тебя люблю (СИ)

— Сходила бы, посмотрела, что там с девчонкой, — проворчал Ирраш. — А то ещё не разродится без тебя.

Арха, не слишком понимая, что и кому говорит, сообщила, свои соображения о девчонках, родах и всех присутствующих.

— Ар, на самом деле, — вступился Тхия, — о чём ты беспокоишься? Подумаешь, какой-то степняк! Было о чём волноваться!

— Оставьте меня в покое, — процедила ведунья, — я с места не двинусь.

— А! Да иди ты во Тьму! — вызверился Ирраш. — Хочешь себя гробить — воля твоя! — сплюнул злобно и, никуда не торопясь, пошёл к кругу, очерченному в изрядно примятой ещё претендентками траве.

Круг этот обвели аж три раза: сначала мечом, потом горевшей головнёй, да ещё и солью присыпали. «Потому что не живые, а Тьма судить будет» — с тошнотворным пафосом пояснил Тхия.

Архе было плевать, кто и что тут судить станет. Её лихорадка била, да такая, что лекарка против своей воли плечами то и дело передёргивала.

— Это, понтно, не моё дело, — негромко сказала Ирда, — но ты ему только помешаешь. Знаешь, есть вещи, в которые лучше не соваться. Твоё неверие может…

— С места не сдвинусь, — повторила лекарка, стиснув зубы — не от раздражения, просто они тоже начали чечётку выбивать.

На середину круга вышел старший Шаррах. Сказал что-то коротко, рублено — не по-ифоветском даже, а на совсем уж непонятном языке. Дан и степняк синхронно ступили за черту и так же вместе отрицательно мотнули головами, будто отказываясь. Старый лорд кивнул. И началось.

Архе уже приходилось видеть истинный облик и хаш-эда, и шавера. Присутствовала она и при драке демонов, умом понимала, что происходит. Но чувство «ненастоящести» накрыло с головой. Глаза видели, но принять, что вот это громадное, рычащее, крылатое и есть Дан, не получалось. Оскаленные клыки, веером брызжущая слюна, когти, дерущие чужую шкуру, и дикий рёв казались не реальнее, чем приснившиеся. Лекарке мерещилось, будто она всё со стороны видит и себя тоже. Никакого сочувствия и страха, ничего вообще. Эти демоны, рвущие друг друга, были совсем незнакомыми.

Вот только когда крылатый повалил на землю громадную лысую кошку, Арха почему-то вскрикнула и сама себе рот зажала. А потом весь мир туманом, бесцветной дымкой затянуло. Кто-то двигался рядом, кричал, её хватали и она, вроде бы, бежала. На миг из марева вынырнуло белое, плоское лицо Шая — и пропало. Дымка, как фонтан, брызнула буро-алым, дикий визг резанул по ушам.

— Не надо, Дан. Пожалуйста, не надо. Это я, Данаш. Не надо, — Арха не сразу поняла, что это она говорит, вернее шепчет — в полный голос не получалось, горло слиплось и во рту сухо. — Не надо, Дан. Это же я…

Красное чудовище над ней, загораживающее полнеба, взревело так, что земля дрогнула, вибрацией отдалась в колени, на которых лекарка и стояла. Демон запрокинул рогатую голову, расправил крылья, стало совсем темно. Рявкнул ещё раз.

— Это я, — тупо повторила ведунья, — не убивай его, не надо. — Рядом застонал, заклокотал разорванным горлом, бессильно скребнул по земле лапой огромный кот. — Не надо, пожалуйста.

Когти рогатого располосовали воздух над головой, лекарке почудилось, будто она даже свист слышит.

— Не надо, — снова прошептала Арха, закрывая глаза. — Ты же не… не…

Слово выговариваться не желало. Потому что было ложью: он демон, самый настоящий демон. Пусть и лучший.

«И вот ради чего?» — мелькнула мысль, да пропала.

Где-то далеко-далеко от Архи кричали длинно, истошно, на одной ноте.

— Это же я, — кажется, она сумела только шевельнуть губами, а вслух произнести не получилось, — не надо…

Громадные, больше её ладони, когти коснулись головы, чуть царапая кожу, путаясь в волосах, проехались к подбородку. Горячая, словно её над огнём держали, но нормальная, до судорог в животе знакомая рука легла на плечо, скользнула по спине. И Арха ткнулась носом во влажную, остро пахнущую мускусом кожу. Грудь под её щекой ходила ходуном, где-то внутри клокотало не желающее успокаиваться дыхание. Прижиматься было неудобно, всё равно как к ожившему валуну. И прекрасно, восхитительно, чудесно. Да слов ещё таких не придумали, чтобы объяснить, почему слезы горло кислым комом забили.

— Зачем? — глухо, хрипло, с трудом выталкивая слова, спросил Дан. Лекарка попыталась представить, как меняется гортань у демонов при изменении облика. И с трудом проглотила истеричный смешок. — Зачем ты полезла?

— У меня тот же вопрос, — буркнула Арха, вытирая нос о хаш-эдовскую грудь — всё равно мокрая, хуже ей не станет. — Зачем ты всё это устроил? Чуть не убил. За что, спрашивается?

— Прости, — демон попытался отодвинуться от ведуньи, но она не далась, сама вцепилась пиявкой, — я плохо соображаю, когда… Ты же знаешь.

— Да не обо мне речь, — проворчала ведунья. — Если каждого не то брякнувшего на куски рвать, так и шаверов не напасёшься.

— Ты моя! — рявкнул хаш-эд вполне членораздельно и очень-очень грозно. — Моя, поняла?

— Да твоя, твоя, никто и не сомневается. И незачем психовать.

— До тебя так и не дошло, — вдруг съехав на шёпот, констатировал Дан. Приподнял Арху за подбородок, заставив в глаза смотреть — алые, с вытянувшимся в волос зрачком, за которым чернела засасывающая тьма Бездны. — Ты моя. Ты принадлежишь мне и никому больше!

— Да это мы уже давно выяснили, — промямлила ведунья. Не то чтобы ей, наконец, страшно стало, но такой напор настораживал. — Успокойся, пожалуйста. Всё просто…

— Удивительно точно, — кивнул хаш-эд, — не в бровь, а прямо в глаз. Всё действительно очень просто. Я просто тебя люблю.

— Ну и замеча… — Арха так клацнула зубами, что клыки заныли. — Что? — хрипнула пискляво.

— Я. Тебя. Люблю, — повторил Дан.

Прозвучало это до соплей обыденно, слишком обычно. И земля не разверзлась, гром не грянул, даже Тьма не явилась. Только за спиной ведуньи клокотал разорванным горлом раненый шавер.