Небо внизу

Роберт Макбрайд был писателем. Не слишком успешным — миллионных гонораров он не получал, но на хлеб с маслом все-таки зарабатывал. У господина Макбрайда был кабинет в мезонине, куда жена заходила только после приглашения, а дети не заходили вообще. У господина Макбрайда была лошадь, на которой он прогуливался за городом, обдумывая сюжет очередного романа. А еще у господина Макбрайда была мечта. Он хотел издавать собственный журнал.

Получив очередной гонорар, Макбрайд вложил его в аренду бывшего швейного салона. Потом он получил кредит, закупил мебель, бумагу, краску, печатные станки, нанял персонал — и начал работать.

Первый выпуск журнала «Литературный светоч» публика встретила заинтриговано. Второй — скептически. А третий остался лежать на полках.

Роберт Макбрай боролся как мог. Он менял темы публикаций, стараясь попасть в ожидания капризной публики, приглашал новых авторов, метался от любовной поэзии к героической прозе, на всякий случай уделив несколько разворотов репортажам о театральных премьерах, забастовке железнодорожников и вооруженном конфликте в Касталии. Но журнал все равно не покупали, и финасовый крах надвигался на Макбрайда, как прущий под откос поезд.

Сначала он уволил секретаршу, потом сократил штат работников, в конце концов распродал лишние столы и шкафы. Но «Литературный светоч» был обречен — и «Литературный светоч» скончался.

А долги остались.

— Ну… папа пойти на контракт не мог, — старательно ковыряя ногтем доску, рассказывал Том. — Мама не работала, ну и мелкие к тому же… А я уже школу закончил. Ладно бы в университет поступать собирался или еще что-нибудь нормально. А так… Перспективы-то никакой. Всем понятно было, что дальше завода или столярки я не пойду. Ну, мы и решили: я подпишу контракт, а папа потом дом продаст. Купят что-нибудь поменьше, а разницу на погашение долга пустят.

— Но дом не продали…

— Не продали.

Роберту Макбрайду нужно было кормить семью — а для этого надо писать книги. Работать в тесном домишке, по которому носится две визгливые девчонки, а неподалеку чем-то шуршит и бренчит жена… Это невозможно. Совершенно невозможно. К тому же девочки росли. Им нужно было место, чтобы отдыхать и делать уроки — Лора писала замечательные сочинения, а Томасина выиграла городской конкурс по математике. Нельзя же лишать девочек перспективы.

— Вы не подумайте, что я жалею. Мелкие правда умные — не то что я. Лора еще в детстве сказки придумывала такие, что заслушаешься. Я даже предлагал папе записать, а потом книгу издать. Но он не захотел. Не знаю, почему, — пожал плечами Том. — Так что я не в претензии. Девочкам действительно нормальный дом нужен. Им расти, учиться… Замуж выходить. Одно дело, когда жених к состоятельной девице сватается, и совсем другое — когда к голодранке. Не могу же я сестрам жизнь поломать.

— Допустим. Сестрам ломать жизнь нельзя, а тебе можно. Примем как рабочую версию. А почему тогда ты не купаешься в лучах благодарности? Тебя должны дома праздничным салютом встречать.

— Салютом, — фыркнул Том. — Ну вы скажете. Да поглядите на меня! — развел он грязные руки. — Солидный дом, девочки-подростки, отец-писатель… И тут я приезжаю. Гордость семьи. Нет, такая радость никому не нужна.

— Да. Действительно, — криво улыбнулась Тео. — И как это я сама не догадалась. И на сколько же у тебя контракт?

— На двадцать лет. Там больше было, но банк в меньшую сторону округлил.

— Очень благородно с их стороны.

— Ну… да вообще-то. Могли бы не округлять, — Том медленно провел пальцем по золотой, еще неотшлифованной борозде. — Закончил бы контракт в тридцать восемь, а не в тридцать семь. Минус год — отлично ведь. Так вы чего хотели-то?

— Что? — растерялась Тео.

— Ну вы же сюда пришли не про мой контракт поговорить. Чего вы хотели?

— А… Я… Да. Я хотела, — с усилием вписалась во внезапный поворот Тео. — Я нашла еще один способ снять приворот.

— Опять пойдем на кладбище?

— Нет. Будем варить отворотное зелье. Но для этого мне нужны волосы или ногти любовницы. Можно, конечно, и палец — сделали бы бульон, но с ногтями, я думаю, будет попроще.

— Да уж наверное, — ухмыльнулся Том. — А от меня чего?

— Сходи, узнай, где эта красотка живет. Ну и собери информацию, можно ли в комнату к ней как-то пробраться. Может, у этой певички служанка есть…

— Думаете, она мне что-то расскажет?

— Ну не мне же. На тебя, Томас Макбрайд, девицы прямо на рынке бросаются. Уверена: служанка тоже не устоит.

— Я… Ну… Вы скажете тоже, — смущенно и счастливо порозовел ушами Том. — Куда мне к девицам?

— А вот прямо туда. Иди и попробуй. У тебя точно получится.

На самом деле Тео не думала, что Том — реинкарнация Джеймса Бонда. Просто другого варианта действительно не было. Если бы единственный в городе маг начал выспрашивать обстоятельства жизни Марго Лемуан — через полчаса Марго Лемуан об это бы узнала. А через тридцать пять минут, сложив два и два, получила бы закономерное четыре: единственный в городе маг в курсе, что страсть господина Фонтель не самого естественного происхождения.

После этого Лемуан отправила бы любовника за фамильными драгоценностями, села в экипаж и навсегда покинула гостеприимный Кенси.

С Томом все было не так категорично. Во-первых, он был мужчиной — а значит, интерес к привлекательной женщине, мог быть расценен как личный. А во-вторых, Том, болтая с другими слугами, мог задавать любые вопросы — и если среди них мелькнет слишком личный, то что же тут такого? Все сплетничают. А роман певицы с женатым мужчиной — отличная тема для обсуждения за кружечкой пива. Поэтому Том получил две пачки средней паршивости сигарет, пять медяков, горсть конфет для девушек и отправился на сбор информации. Вернулся он к вечеру, слега нетрезвый и донельзя довольный.

— Госпожа Тео! — заорал Том еще от калитки. — Я смог! Госпожа Тео!

— Да я и не сомневалась, — соврала Теодора, которая еще как сомневалась. — Ну, что ты узнал? Рассказывай.

— Сейчас, — вбежав по ступенькам, Том ухватил со стола кувшин с оранжадом и начал жадно пить прямо из горлышка. — Жарко — ужас.

Он прижал холодный кувшин к пылающей щеке. Тео ждала, меланхолично покачиваясь в кресле-качалке.

— Да. Информация. Я помню, — глупо хихикнув, Том сделал еще глоток оранжада, подержал его во рту, раздувая щеки, и шумно глотнул. — В общем, так. Сначала я поболтал с парнями из театра. Они как раз декорации новые из повозки выгружали, а я вроде как посмотреть подошел, потом слово за слово, угостил их сигаретами… Ну и завернул вопрос про симпатичных артисточек. Вроде того, с кем они и чего, есть ли у нормального парня шанс, или только у благородных. Ну, парни и рассказали всякое разное про актрис — про эту нашу Лемуан тоже. Где живет, кто к ней ходит, куда сама ходит, все такое.

— И где же она живет?

— Раньше снимала номер на двоих в пансионате. И ходил к ней много кто — от режиссера до булочника. А месяц Лемуан назад переехала в большущую квартиру на Восточной улице — это та, которая окнами на море выходит. Там цены на жилье самые высокие в городе. Булочников больше не привечает, из театра уезжает на экипаже — когда одна, а когда в компании Фонтеля. Ну, тут я посокрушался, что на экипаж и квартиру с видом на море мне точно не хватит. Фабио сходил за пивом, мы выпили по бутылочке… Кстати, а почему вы не пьете пиво? Это ваше вино — кислятина ужасная. Вот пивко — совсем другое дело, особенно в жару…

— Том.

— Что? А. Да. Поболтал я значит, с ребятами, потом пошел на Восточную улицу. Если уж барышня в такой дорогой квартире живет, значит, денег много. А раз есть деньги, вряд ли она сама полы моет и пыль вытирает. Правильно?

— Правильно.

— Во-о-от! — назидательно воздел палец Том. — Я присел там под деревом, в тенечке, купил еще бутылку пива и начал ждать. Когда из дома вышла девушка, догнал, споткнулся, случайно облил.

— Да ты гениальный сыщик!

— Вроде того, — тяжело мотнув головой, хихикнул Том. — Короче, облил я ее, потом извиняться начал, предложил загладить вину… Слово за слово — и вот сидим мы в кафешке на углу, она с ликером и пирожным, я — с пивом.

— Узнал что-нибудь интересное?

— А то! Рене у певички нашей работает всего две недели — но уже на дух ее не переносит. Истеричка, говорит, к тому же еще и жадная. Рене две конфеты из вазочки взяла, так Лемуан заметила недостачу и штраф из жалованья вычла. За две конфеты! — Том поглядел на Тео так возмущенно, словно сам годами конфеты безнаказанно у хозяев жрал. — В общем, мы болтали, болтали, потом прошлись по набережной, посидели, на море поглядели. Как раз закат был… Красотища! Вы обязательно должны это увидеть. Хотите, я завтра отведу? Лавочка под деревом, волны шумят, море плещется — и солнце в него сползает, здоровенное такое, темно-красное. Вам точно понравится. Давайте завтра или послезеавтра…

— Том.

— А. Да. Завтра мы опять с Рене встречаемся — пойдем кофе пить. Не в «Медвежьей норе», правда, скромно все будет… Но за Рене я в полдень прямо к Лемуан зайду, — многозначительно поиграл бровями Том.

— О, — растерялась не понявшая намека Тео. Том хвастался, что завтра же проникнет на территорию противника? Или предполагал, что завалит свою служаночку прямо в кровать Марго Лемуан? — О. Это, конечно, замечательно…

— Еще бы! Приду на полчаса раньше и пошарю у певички на трюмо. Должна же там расческа быть!

— Чтобы ты пошарил на трюмо, надо, чтобы Рене вышла.

— Так я же говорю: приду на полчаса раньше! Куплю мороженое, уроню в прихожей, чтобы Рене пришлось пол помыть. А сам тем временем к трюмо — и сниму несколько волосков с расчески.

— А вдруг это будут волосы Рене?

— Вы скажете тоже… — с безграничным величественным превосходством поглядел на Теодору Том. — Певичка-то наша брюнетка. А Рене — блондинка! Ну, как вам мой план?!

— Гениально, — потрясенно резюмировала Тео и тоже хлебнула из горла оранжада. Ситуация требовала вина или хотя бы виски — но уж что есть, то есть. Не ропщи, и пречистый огонь будет к тебе милостив.

Следующий день стоил Теодоре еще трех медяшек — зато к вечеру появился довольно скалящийся Том, извлек из кармана свернутую конвертиком бумажку и вытряхнул из нее несколько длинных черных волос.

— Вот. Проще простого.

Вид у него при этом был такой гордый, что Тео просто вынуждена была энергично запротестовать, доказывая, что принесенные волосы — это подвиг, достойный Геракла. Том слушал, смущенно потупившись, по гладко выбритой физиономии бродила счастливая мечтательная улыбка.

— Томми! Томми! — звонко окликнули от калитки.

Вздрогнув, Том обернулся.

— О! Рене! Госпожа Тео, простите, я… Быстро, туда и обратно… — он беспомощно переводил взгляд с Теодоры на белобрысые кудельки, мельтешащие за калиткой. — Пять минут, госпожа!..

— Да ступай уже. Развлекайся, — великодушно махнула рукой Тео. — А я зельем займусь.

Не глядя на Тома, она аккуратно смахнула в конверт волосы. Того, что раздобыл контрактный, хватило бы на три-четыре полноценные порции отворотного. Это хорошо — всегда лучше иметь ингредиенты про запас. Инструкция к зелью несложная, но кто знает, что может пойти не так.