Вечер медведя

— Клянусь Богом, Эмма. — Ошеломленный Райдер двинулся вперед. — Не плачь.

Она указала на дверь.

— Уходите, вы оба. Я в порядке. Мне просто нужно немного отдохнуть. — Побыть одной.

Бен понимающе кивнул, выдернул товарища из комнаты и закрыл дверь.

У нее было мгновение, чтобы подумать, как забавно, что отчужденный кот был братом, которого больше всего расстроили ее слезы, а затем… эти слезы пролились и обожгли ее исцарапанные щеки. У нее вырвалось рыдание, и она уткнулась лицом в подушку, чтобы их заглушить.

О, ей хотелось закричать. Ударить по чему — нибудь. Кричать и плакать, смеяться и плакать. Но все, что она могла сделать, это только рыдать.

В смерти Гэри и Андре не было ее вины. Не… Моя… Вина.

Она не была изгнана. Никогда. Бог не согласился с решением Козантира. Ей не придется провести годы в одиночестве, чувствуя ненависть.

Так много долгих, тихих ночей, холодных и голодных, в тоске по своему клану. Рыдания рвались из ее горла.

И все же она не могла ненавидеть Седрика. Он потерял сына. Он больше не был могущественным мужчиной ее юности. Годы горя… и ненависти… подкосили его. Сломали его.

Годы изменили и ее, как в лучшую, так и в худшую сторону.

Ее рыдания замедлились. Остановились.

Мокрая подушка прижималась к ее щеке, пока она тихо лежала, чувствуя себя лучше, словно после катарсиса.

Годы прошли, и их уже не вернуть. Однако мастер — бард научил ее изучать прошлое, даже помня, что Мать была богиней равновесия.

Мудрый оборотень отметил бы ее благословения, а также ее испытания.

Благословения. Хм. Что ж, хотя годы в глуши были одинокими, она тоже повзрослела. Она была не такой… отмороженной на голову… как многие женщины ее возраста.

За время, проведенное в одиночестве, она также выросла как бард, даже если ее аудиторией были древесные феи и птицы.

Оглядываясь назад на свою молодость, она знала, что мать вырастила ее слишком… чувствительной… к общественному мнению. Эмма ожидала, что другие люди будут судить ее сурово, а одиночество только усугубляло проблему. Ей нужно было поработать над этой неуверенностью — хотя, как и Райдер, она могла время от времени ошибаться.

Ее губы изогнулись в улыбке. Было забавно ударить его. Однако, учитывая размер и твердость его кулака, она не стала бы просить его сделать то же самое с ней.

Он был очень недоволен, что она не поделилась с ним своим прошлым. Ей следовало это сделать, но она боялась. Страх заставил ее совершить немало глупостей, не так ли? Начиная с того, что она повела себя как загнанная гусыня, когда столкнулась с Гавейном.

Присев, Эмма вытерла лицо и печально усмехнулась. Она заслужила очки за то, что… в конце концов… победила панику и обернулась. У нее вырвался смешок. Возможно, «победить» было неподходящим словом. Скорее, едва справилась. Тем не менее, она развернулась, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Она не была трусихой. Не совсем.

Пугала необходимость контролировать свои действия. Жизнь среди других оборотней — мужчин — оборотней — очевидно, усилила ее сексуальное влечение до устрашающего уровня. В своем отчаянном желании вернуться на Собрание она легко могла броситься со скалы.

Она покачала головой, глядя на свои грязные руки. Два ногтя были обломаны до самого основания. Ее ладони были ободраны и порезаны в нескольких местах. Все ее тело было исцарапано ветками, в синяках от падений. Она была не в своем уме.

С другой стороны, спаривание с Беном в полнолуние было совершенно другим видом безумия.

Она закрыла глаза и вспомнила ощущение его уверенных рук, то, как сильно он взял ее, такой неистовый, но полностью контролирующий себя. Его требования тянули ее за собой до тех пор, пока она не перестала чувствовать ничего, кроме своей потребности и его удовольствия от ее удовлетворения.

На ее первом Собрании — до того, как все пошло наперекосяк, — спаривание было приятным. С Беном секс был ошеломляющим, пугающе интенсивным. Но смогла бы она отпустить себя, если бы не чувствовала себя в такой безопасности? В его объятиях она чувствовала себя защищенной.

За недели, проведенные в его доме, она научилась доверять ему. Желать его. Любить его.

Было ли это тем, что чувствовали спутники жизни?

У нее перехватило дыхание. Может, теперь у нее появится шанс ответить на этот вопрос.

Она могла остаться здесь, в Колд — Крике, где ее ценили как барда. Где у нее были друзья, которые стояли рядом с ней. Она фыркнула. И где друзья обучали ее тонкому искусству бить своенравного самца.

Но самой волнующей — пугающей — замечательной частью пребывания в Колд — Крике было то, что здесь жили Бен и Райдер.

Нуждаясь в утешении, она обхватила руками подушку. В течение многих лет ей не нужно было думать о том, чтобы рисковать чем — то, кроме своей физической безопасности. Рисковать своим сердцем было, честно говоря, бард, делом решенным. Двое мужчин уже владели ее сердцем.

Она влюбилась в Бена задолго до этого, в Райдера — совсем недавно, но не менее сильно. Как хорошо, что она любила их обоих, раз уж их нельзя было разлучить.

Но что они о ней думают? Могут ли они вообще… когда — нибудь… видеть в ней нечто большее, чем подругу?

Она спарилась с Беном. Райдер поцеловал ее. Он хотел спариться с ней на Собрании, будет ли он все еще заинтересован, когда луна пойдет на убыль?

Раздраженно рассмеявшись, она уткнулась головой в подушку. На самом деле проживать жизнь очень тяжело.

Но ведь у нее было время, не так ли? Возможно, это величайший подарок, который преподнесло ей появление Седрика и разрешение ее тревог. Теперь было время разобраться во всем.

Она решительно кивнула. И она это сделает.

Стук в дверь вывел ее из задумчивости.

Прежде чем она успела ответить, дверь открылась, и внутрь вошел целитель.

— Козантир сказал, что ты нуждаешься в уходе. — Его серебристый взгляд окинул ее с головы до ног, и худощавое лицо потемнело от гнева. — Клянусь гребаными яйцами Бога, что ты с собой сделала?

***

Райдер открыл дверь спальни Эммы и вошел. Похоже, Донал все еще разглагольствовал.

— Клянусь святым Херне, мне лучше не приходить и не делать еще одно исцеление. Если ты хочешь убежать в лес, то, блин, подожди, пока я разрешу. Я ясно выразился?

Ее глаза, покрасневшие от недавних слез, вспыхнули раздражением. Тем не менее, она сказала, раскаиваясь:

— Да, Целитель.

Райдер усмехнулся, его беспокойство отступило. У нее была чертовски травмирующая ночь, она, несомненно, выплакалась и, несмотря на работу целителя, все еще выглядела разбитой, но ее дух был жив и здоров.

Черт, она была невероятной.

Когда Донал повернулся к ней спиной, она скорчила гримасу. Райдер не смог подавить смешок.

Донал перевел ледяной взгляд на Райдера.

— После того, как она примет душ, не давай ей нагружать ногу. Я залечил повреждения, так что завтра она сможет снова пользоваться бандажом и тростью еще пару дней. — Он обошел Райдера и вышел, хлопнув дверью.

Райдер подумал, не проводить ли его. Нет. Наверняка целитель знал, где выход.

Райдер перевел взгляд на Эмму. Донал уменьшил припухлость на ее ноге, но все остальное было в беспорядке.

— Бен принимает душ. Он послал меня помочь тебе. Он не хочет, чтобы ты упала. Снова.

Румянец на ее щеках стал нежно — красным. Черт, она была хорошенькой.

— Я могу встать сама.

— Нет. — Он стащил ее с кровати. Кто — нибудь когда — нибудь чувствовал себя так прекрасно в его объятиях?

Бен, будучи одновременно и гризли, и кахиром, всегда предпочитал самок покрупнее.

Как только Райдер достиг своего зрелого веса и габаритов, он тоже обнаружил, что предпочитает женщин достаточно высоких, чтобы легко целоваться, и достаточно плотных, чтобы заполнить его большие ладони. Хотя женщины всех размеров были привлекательны, ему нравилось не беспокоиться о том, что он сломает женщину, когда будет сверху.

Ткнувшись носом в ее волосы, он крепче прижал ее к себе, наслаждаясь мягкими округлыми изгибами. Это напомнило ему историю о человеческой Златовласке. Этот симпатичный медвежонок был не слишком мал, не слишком велик; она была в самый раз.

Когда он не поставил ее на ноги, она поняла, что он планировал нечто большее, чем просто помочь ей встать с постели.

— Ты же знаешь, я могу ходить.

Он направился через комнату.

Она начала ерзать.

— Эй, — предупредил он, но его проигнорировали.

Кого — то надо проучить. Угроза уронить кого — нибудь была хитрым приемом — определенно не из тех, которые использовал бы его прямолинейный брат. Райдер, злобный кот, не испытывал таких угрызений совести. Ослабив хватку, он отпустил ее.

— Нет! — С удовлетворенным вздохом она схватила его за плечи.

Он поймал ее без малейшего рывка и едва удержался от смеха.

Ее пристальный взгляд заставил его почувствовать себя намного лучше. Он мог справиться с гневом. Но слезы? Слезы Эммы? То, что он увидел ее плачущей ранее, превратило его сердце в конфетти.

Украдкой поцеловав ее, он осторожно поставил ее на ноги в душе. Не спрашивая разрешения, он снял с нее халат, чем заработал еще один свирепый взгляд. Теперь она была обнажена и донельзя раздражена. При такой провокации некоторые оборотни могли бы нанести серьезный урон зачинщику, но Райдер знал до глубины души, что эта маленькая самка сделает все, чтобы не навредить человеку.

Он включил душ и протянул ей шампунь.

— Нужна помощь?

— Точно нет.

— Не сердись, медвежонок. Я беспокоился о тебе. — Он провел пальцем по ее нежной щеке и нахмурился, увидев царапины от кустов.

— Я… — Выражение ее лица смягчилось. — Извини, что я ворчу.

— Я все понимаю. — Он криво улыбнулся ей. — Осмелюсь предположить, что я был бы еще хуже. Ненавижу чувствовать себя беспомощным.

— Держу пари. — Ее улыбка дрогнула. — Но спасибо тебе за заботу.

О, он вышел далеко за рамки заботы и увлекся гораздо большим.

Он отошел достаточно далеко, чтобы остаться сухим, но достаточно близко, чтобы схватить ее, если она потеряет равновесие.

Закатив глаза, она шагнула под воду, и от ее чувственного вздоха у него затвердел член. — После трех лет мытья в ледяных ручьях я никогда не смогу воспринимать горячую воду как должное.

Держу пари, что нет.

— Да. И мягкие матрасы. Когда я провел лето в горах, я скучал по своей кровати. — Он ухмыльнулся. — Бен, наверное, тосковал бы по сладостям — вроде твоего печенья.

Ее смех мог заставить Райдера улыбнуться.

Когда она наклонилась, чтобы вымыть голову, верхний свет осветил розовые следы укусов на ее шее и плечах.

Его брови приподнялись. Ее соски покраснели и набухли. На ее округлых бедрах виднелись едва заметные следы пальцев… И от нее все еще пахло спариванием.

Так, так, так. Бен определенно нашел ее задолго до захода луны. Рад за тебя, брат мой.

Его член проснулся, вместе с желанием взять ее и оставить свои собственные отпечатки ладоней и следы укусов рядом с отпечатками своего сородича.

Это было бы правильно, так как и должно быть. Сородичи делились.

Пока она мылась, он прислонился к стене и не сводил с нее глаз. Такая красивая — не только снаружи, но и внутри, даже для того, чтобы простить своего предыдущего Козантира.