Блаженная

Дома меня ждал ворох цветов — это мне вчера надарили. Мои первые и последние цветы. Да, еще эти нарциссы… Я так и не сняла браслет со вчерашнего вечера. Забыла.

Я плюхнулась на диван, подобрав ноги, будто хвост поджала.

В этой милой моему сердцу квартирке на уютной Московской улочке мне можно жить еще месяц — пока хватит депозита. Денег, что выдадут мне в театре (если выдадут), хватит исключительно на то, чтобы не помереть с голоду за этот месяц. И в этот же месяц я должна найти работу. Не по специальности. Кем я смогу стать? Официанткой в обжорке? Поломойкой? Беби-ситтером? Без профессии я просто сожру сама себя, сойду с ума раньше, чем умру с голоду. Вопрос времени, причем недолгого.

За целый год моей жизни в этой квартире я не успела обрасти вещами. Некогда было. Из родного Питера я привезла только бабушкину фотографию. Все собиралась вставить ее в рамочку, да так и не нашла подходящей. Теперь я достала фотографию из блокнота, который мне подарила бабушка при последней встрече. Чтобы записывать впечатления дня — так она сказала. Блокнот остался чистым — слишком много было впечатлений, чтобы их записывать.

Я держала фотографию в руках и всматривалась в бабушкино лицо, будто ждала от нее подсказки. Бабушка на фотографии смеялась. А я не могла даже улыбнуться в ответ.

— Что мне делать? — спросила я у фотографии, машинально щелкая замочком браслета, — Что мне делать… что мне делать, — бормотала я, как заклинание, — ну подскажи, что мне делать?

Телефонный звонок прервал мою сомнительную медитацию.

Булкин, черт его раздери! Эта гадюка обещала подползти сегодня к вечеру. Полная решимости послать его подальше, я дотянулась до телефона.

— Да!

— Тинусь… — послышался гнусавый от слез голос моей давней подружки, одноклассницы Таты.

— Татусь… — вздохнула я.

— У него кто-то есть! — зарыдала Татка, — Он себе бабу заве-е-е-л!

— Чем тебе помочь? — спросила я. Мы с ней обходились без лишних слов и держаний за ручку. Просто прибегали на помощь друг дружке по первому писку.

— Может мне кажется? Может все не так страшно? Как думаешь? — шмыгала носом Татка.

Я молчу. Думать тут нечего. Ей не кажется. Таткин муж — тот еще котяра. Вдобавок врун, каких мало. Страшно ли это? Ну… кому как. Мне это кажется полной фигней по сравнению с моей катастрофой.

— Думаю, никуда он от тебя не денется.

Я не лукавлю, я действительно так думаю.

— Тинусь… а может погадаешь?

Я бесшумно вздыхаю и возвожу глаза к потолку. За годы нашей с ней дружбы, я много раз брякала наобум свои прогнозы о ее очередной вечной любви и каждый раз каким-то чудом попадала в десятку. Даже когда я перебралась в Москву, она звонила мне по видеосвязи и я играла с ней в гадалку. Как теперь откажешь?

Я молчу и смотрю на бабушку. Она улыбается мне. Правый глаз у нее сощурен чуточку больше левого и мне кажется, что бабушка мне подмигивает. А может это ответ? Может уже настало время? А, бабуль?

— Тин… ну погадай… Погадаешь? — канючит Татка.

— Погадаю. Завтра. Я возвращаюсь домой.