Кровавая любовь

Он слегка наклоняет голову, как птица. Хищная птица.

— Акцент?

— Да. Должен быть скандинавский или что-то в этом роде.

— Я провел много времени в Англии, — отвечает он через мгновение. — Я уже говорил тебе об этом.

— Сколько «много»? Ты имеешь в виду, например, как когда Мадонна переехала в Лондон, а через полгода у нее появился акцент или..?

— Двести лет, — просто отвечает Солон. — Достаточно, чтобы перенять акцент. — Он замолкает, пробегая взглядом по моим чертам. — Почему ты убежала от меня?

— Я не убегала от тебя, — возражаю ему, скрестив руки на груди, защищаясь от ночного воздуха, и прислоняясь спиной к перилам. — Ты был внизу. Я захотела выйти из дома.

— Надо было сказать мне.

— Я не собираюсь говорить тебе каждый раз, когда куда-то иду, — огрызаюсь я, отчасти потому, что упрямая. — Ты мне не доверяешь?

— Это не вопрос доверия, моя дорогая.

— Значит, это просто старое доброе чувство собственничества? — спрашиваю я непонятным сердитым тоном. Мне просто захотелось подышать свежим воздухом, черт возьми. Побыть одной. В этом доме никогда не остаешься одна, там всегда кто-то есть, и даже когда нет, люди с картин на стенах наблюдают, или тебя окружают призраки. Конечно, я их не вижу, но знаю, что они там. Это притон для сверхъестественного.

Он пристально смотрит на меня.

— Немного, да. Но, серьезно, не думай, что я не буду беспокоиться о тебе.

— Не нужно беспокоиться, — говорю я, хотя это звучит как ложь. Для пущего легкомыслия добавляю: — И не называй меня Ширли1.

Его лоб морщится.

— Что? Кто такая Ширли?

— О, ты посмотрел все серии «Улицы сезам», но никогда не видел «Аэроплан»?

Солон продолжает пристально смотреть на меня, и я уже готова начать объяснять, что это его любимый вампир граф фон Знак из «Улицы сезам», когда он пожимает плечами.

— Просто потому, что у вампиров есть все время в мире, это не значит, что они смотрели все известные человеку фильмы. А вообще, — говорит он, делая шаг ко мне довольно угрожающе, от чего у меня внутри бабочки машут ледяными крылышками, — только потому, что ты сбежала от Яника, не значит, что тебе повезет в следующий раз.

Я складываю руки на груди, пытаясь защититься от холода, который приносят его слова.

— Прекрасный способ вселить в меня уверенность, Солон.

— Это моя работа — вселять в тебя уверенность? — с любопытством спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.

Я открываю рот, а затем закрываю его, пытаясь подобрать слова.

— Это не твоя работа, нет, но… ты все равно придаешь мне уверенности. И когда дело доходит до вампиризма, ну, это вроде как твоя работа — учить меня, верно? В конце концов, ты меня похитил.

— Ты будешь поднимать тему о том, что я тебя похитил, до конца вечности, да? — Его губы изгибаются в мягкой усмешке.

— Абсолютно, — отвечаю ему. — Мы еще не квиты. Не припоминаю, чтобы ты извинялся.

— Я сказал, что сожалею, — криво усмехается он. — И это извинение кое-что значит, просто чтобы ты знала. Одна вещь, которой ты научишься с годами, — как не разбрасываться извинениями. Люди в наши дни, особенно молодежь, особенно женщины, извиняются за слишком многое. Нужно говорить эти слова только тогда, когда действительно имеешь их в виду.

Есть одна черта в Солоне, которая немного похожа на человеческую, но не столько из-за того, что он мужчина, сколько из-за его восьмисотлетнего жизненного опыта. Я называю это «вампиропониманием». Вульф, его подельник по братству вампиров, тоже в этом хорош.

— Никогда не задумывался о том, чтобы написать книгу по самопомощи? — спрашиваю я, с трудом сдерживая улыбку. — Что-то вроде «Вампиры не извиняются»?

Его глаза искрятся весельем.

— Как путеводитель для недавно умерших?

— Значит, ты видел «Битлджус», а «Аэроплан» нет? — Смеюсь, отводя взгляд. Качаю головой, когда все прежние чувства захлестывают меня. — Я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, — говорю я торжественно. — Но, может быть, так нужно. Просто… я не знаю, что со мной происходит.

— Ты все еще в процессе Становления, — объясняет он с нежностью, которая почти выводит меня из себя. — Вот, что с тобой происходит. Ты сталкиваешься, как некоторые могли бы сказать, с проблемами роста. — Солон делает еще один шаг, пока не оказывается прямо передо мной, двигаясь со сверхъестественной плавностью, и кладет руку мне на щеку. Мои глаза закрываются. — Ты скорбишь, моя дорогая. Из-за потери прежней жизни. Из-за потери друзей. Это совершенно нормально.

Мне удается покачать головой, не открывая глаз, сердце переполняется чувствами.

— Все это ненормально, Солон. Ничего из этого.

— Горе — это нормально, — тихо говорит он. — Для людей, вампиров, животных. Горе постоянно присутствует в нашей жизни. Этого не избежать. И чем дольше ты живешь, тем больше горя увидишь. Поверь мне, лунный свет, это только начало.

Я с трудом сглатываю и открываю глаза, слезы повисают на ресницах.

— Вау, мне стало лучше.

Солон не понимает сарказма, хотя сам владеет им в совершенстве.

— Я говорю тебе правду только потому, что ее и знаю.

— Говорит парень с секретной комнатой, полной черепов.

— Это уже не секрет. Я для тебя открытая книга, Ленор.

Я тихо смеюсь, и его рука исчезает с моего лица.

— Да? Тогда скажи, что происходит между нами. К чему такая дистанция? Мы вернулись из Шелтер-Коув всего пару недель назад, и… кажется, что все уже меняется.

— Все меняется, — непреклонно говорит он. — Ты меняешься. Мы меняемся. То, кем мы являемся друг для друга, меняется с каждой секундой дня. А наша связь становится только крепче.

— Тогда почему мне кажется, что ты держишься в стороне?

— Ты в моей постели каждую ночь, нет?

— Секс — это не решение всех проблем.

Он приподнимает бровь.

— Говорит девушка, трахающая меня каждый день.

Эта вульгарность застает меня врасплох. Мне нравится, когда его маска немного спадает и проступает намек на зверя.

— Послушай, — говорю ему, чувствуя, как все больше эмоций выплескивается на поверхность. Теперь я просто ходячая бомба замедленного действия. — Я просто… я не хочу быть слишком настойчивой. Но мне нужно немного уверенности, особенно когда половину времени кажется, что мой мир перевернут с ног на голову.

— Уверенности в чем?

Мгновение я тупо смотрю на него. Боже мой, иногда он такой глупый. Полагаю, прожив столетия, не становишься мудрее, когда дело касается женщин.

Я набираюсь храбрости, ненавидя себя за то, что он заставляет меня говорить это.

— Не знаю. В нас. Я влюблена в тебя, и, хотя ты сказал мне то же самое, я больше не уверена. Боюсь, что ты передумал.

Солон медленно моргает, глядя на меня.

Я вздыхаю, опуская взгляд на свои ботинки, чувствуя, как краснеют щеки.

— Передумал? — повторяет он.

— Неважно, — быстро говорю я. — Просто забудь об этом.

— Я правда люблю тебя, — говорит он в горячем порыве, его голос срывается, глаза становятся дикими. От этих драгоценных слов у меня внутри взрывается фейерверк. — Но для меня это тоже в новинку. Любить кого-то, любить тебя. Я не создан для этого, поверь. Мое сердце не создано. Не думаю, что у вампиров есть сердце, особенно у таких, как я.

Он протягивает руку, его пальцы прижимаются к моему подбородку, приподнимая его так, чтобы я встретилась с ним взглядом.

— Ты моя на веки вечные, Ленор, и это никогда не изменится. Пожалуйста, прости, если не показываю этого, если говорю это не так часто, как следовало бы. Просто знай, что я чувствую это. Я чувствую. Это черное сердце принадлежит только тебе, моя дорогая.

Он берет мою руку и прижимает ее к своей груди.

— Оно делает все, что в его силах.

Черт возьми. Судя по весомости его слов, по тому, как он пристально смотрит на меня, словно копается в душе, я чувствую себя идиоткой, сомневаясь в нем.

— Прости, — шепчу. — Я…

— Ш-ш-ш, — перебивает он, касаясь своими губами моих. — Что я говорил насчет извинений?

Затем Солон целует меня, его губы и язык говорят больше, чем когда-либо могли бы сказать слова. Мое тело тут же расслабляется, вся паника, напряжение и страх, которые я носила внутри себя, рассеиваются. Вожделение создает идеальную растопку, разжигая пламя, пока по моим венам не начинает течь жар. Мир исчезает, я теряюсь в медленном, чувственном скольжении его языка, в том, как сильно он сжимает мои волосы.

Во мне течет его кровь, в нем течет моя. Я никогда не чувствую себя цельной, пока наши тела каким-то образом не соединяются. Я сказала, что секс — это не решение всех проблем, и по-прежнему придерживаюсь этого мнения, но нельзя отрицать тот магнетический способ, которым мы сливаемся воедино. Иногда кажется, что этого слишком много.

Не знаю, как долго мы стоим там, на пристани, целуя друг друга. Я чувствую себя подростком, словно могу просто целовать этого мужчину часами напролет, поддаваясь мягкому, томному дразнящему прикосновению его губ.

Затем я чувствую мокрые брызги на своих волосах и отстраняюсь, чтобы посмотреть вверх, на лоб падает крупная дождевая капля. В начале недели у нас было два жарких дня, но видимо, что это было просто ложное начало лета, как обычно.

— Пойдем, — говорит Солон, хватая меня за руку и вглядываясь в темные облака. — Пора возвращаться. Я оставил своих гостей.

Я пристально смотрю на него.

— Ты бросил их, чтобы прийти за мной?

— Конечно. Ты для меня важнее всего. Не они. — Пока эти слова доходят до меня, Солон поворачивается и машет рукой в воздухе, создавая пламя. Я быстро оглядываюсь по сторонам, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь — это невозможно знать наверняка. Похожий на вампира чувак, создающий пламя прямо в воздухе, привлечет внимание даже самого обдолбанного шизика. — Никто не видит, — добавляет он, заметив мое настороженное выражение лица. — Обычному человеку дверь не видна.

— Мы же будто растворимся в воздухе.

— Я позволяю людям видеть только то, что нужно, — говорит он расплывчато, и я догадываюсь, что это какая-то заимствованная магия.

— Знаешь, — говорю ему, — я не хочу проходить через это.

— Почему?

— Потому что последние пару раз, когда я пыталась войти в «Черное солнце», мне казалось, что кто-то наблюдает. Следит. Там. Это слишком пугало, что мне пришлось уйти.

— Ну, вероятно, это был я, — говорит он. Затем одаривает меня мимолетной улыбкой. — Тогда мы сделаем это скучным способом. Убер.

Я усмехаюсь.

— Скучным? Ты забыл, что велел Эзре похитить меня на Убере?

— Снова поднимаешь эту тему? — спрашивает он, но хватает меня за руку и сжимает ее, пока мы идем под дождем.