Беглая

49

Я впервые видел Селаса таким растерянным. У него не было ответов. Дом перерыли от крыши до подвалов, но Мия словно испарилась. Начальник охраны стоял на колене у моего кресла и молчал, бессильно понурив голову.

— Я не справился со своими обязанностями, ваше высочество…

Я подался вперед:

— И? Что дальше?

Селас молчал.

Я ухватил его за ворот куртки и тряхнул:

— Что дальше? Сбежишь? Подашь в отставку? Не медля ни минуты? Это степень твоего отчаяния?

Он замялся, собираясь что-то сказать, шумно сопел. Я ясно видел, как на его лице выступила испарина. Я разжал пальцы, поднялся:

— Вставай, Йахен тебя дери! Вставай! Что мне с твоего покаяния?

Селас тяжело поднялся, замер, вытянул руки по швам. Он никогда не был дураком. Хотелось ударить, чтобы его внезапно размякшие мозги встали на место, но это было непозволительно. Не достойно моего положения. Но если бы только Селас знал, кого упустил — застрелился бы на месте, у меня на глазах. Не измыслил бы иного исхода.

Нет, я не верил самозванке. Что бы ею ни двигало: безумие, измененное сознание или банальная ложь. Сейчас это не имело значения. Я велел запереть ее и никого не пускать. Все потом… Мия — и есть принцесса Нагурната. Моя принцесса Нагурната! Моя! А это исчезновение могло лишь подтверждать, что я был слишком близок к разгадке. Или все же фатальное совпадение? Впрочем, сейчас это было не слишком важно. Причины — потом. Единственное, чего я хотел сейчас — чтобы она немедленно, сию же минуту стояла передо мной. Хотел так, что в венах сворачивалась кровь. Я кипел, словно меня варили заживо.

Я отвернулся, сделал несколько шагов, сцепив руки за спиной и сцеживая сквозь зубы долгий плотный выдох, пытался взять себя в руки. Посмотрел на Селаса:

— Делай хоть что-то. Ты слышишь?

Он, наконец, словно очнулся. Будто стал самим собой, проснувшись от какого-то тупого онемения. Расправил плечи, поднял голову.

— Дом снова обыскивают, мой принц. С приборами и детекторами, которые не упустят ни одно живое существо. Особо тщательно осматривают сад — там ее видели в последний раз. На женской половине допрашивают женщин. Я буду настаивать на том, что она не могла покинуть женской половины и все еще находится там. На женской половине нет систем слежения, и вы это прекрасно знаете. Это все осложняет, ваше высочество. Но женщины и не имеют никакой возможности покинуть ее без моего ведома. Двери не пропустят. Она могла где-то спрятаться. Влезть… на дерево, в конце концов…

Я нахмурился до ломоты в надбровье:

— Спрятаться? Что ты несешь? Зачем? Влезть на дерево?

Селас мучительно сглотнул:

— Вы же понимаете, ваше высочество, что эта женщина дикая. Разве кто-то здесь поручится за ее мышление? Мышление дикарки. Что может вообще прийти ей в голову? Мы уже видели, на что она может быть способна.

Как бы я не ненавидел Селаса в эту минуту, но он был прав. Тысячу раз прав. Не дерево, разумеется, но… Я живо вспомнил тот момент там, на Эйдене, когда ее принесли. Бесчувственную. Мне доложили, что она пыталась самовольно прервать собственную жизнь, спрыгнув с крыши. Немыслимо, безумно и… реально. Более чем реально, как бы мне ни хотелось это отрицать. Я возомнил, что она покорилась. Глупец… И я так и не смог понять: осознавала ли она себя? Самозванке подменяли сознание. И это не исключало того, что могло быть совершено вмешательство и в сознание Мии. Чтобы обезопасить, чтобы она не смогла выдать себя. Это было разумно. Многое в ее рассказах на это указывало. И если это так… вдруг она прозрела и…

Я боялся докончить собственную мысль. Подобное всегда отвергалось, но я невольно вспомнил о случае в Чертогах. Две дикарки, предназначенные в обучение, повесились в саду на поясах собственных платьев. Это скрывалось, но я знал от отца. Подобное не укладывалось в голове, тем не менее, было возможным. Такое никогда не совершит асторка, но дикарки непредсказуемы. Селас прав…

Сердце заходилось, меня почти трясло. Ее проклятый халат подпоясывался широкой лентой… и эта атласная лента приобретала теперь совершенно иной зловещий смысл. Я даже прикрыл глаза, с усилием потер, стараясь избавиться от пугающей картины, которую подсовывало распаленное воображение. Если она каким-то образом поняла, что я докопался до истины… Король и королева Нагурната покончили с собой. Способна ли на такой шаг их дочь?

Я стиснул зубы до скрежета, с трудом сглотнул воздух, чувствуя, как нестерпимо дерет сухое горло. Способна. И уже доказывала это. Я обессилено опустился в кресло, сам налил воды из графина, отпил, плеснул в лицо, не обращая внимания на намокшую одежду. Почувствовал себя усталым, размякшим, выпотрошенным. Словно уже пропускал эту невыносимую утрату через себя. И в груди, там, где мучительно колотилось сердце, словно с каждым ударом разрасталась дыра. Вокруг будто вихрился холодный ветер, но мне было нечем дышать. Я задыхался без нее. Уже не мог без нее. Не хотел быть без нее. И было многократно плевать, окажется ли она в итоге той самой истинной принцессой Нагурната. Не имело значения, кем она окажется. Лишь бы была жива.

Эта невыносимая мысль почти убивала меня. Я готов был принять все, что угодно, но только не самое страшное… Нет! Бред! Я не чувствовал этого. Я бы почувствовал! И впервые безумные прогнозы верховного вдруг обрели осязаемые очертания. Верные прогнозы. Всё, всё до единого фанатичного слова. Всё правда. Стоило лишь понять, к которой именно женщине это относилось.

Я поднялся, утерся тыльной стороной ладони, ловя на себе настороженный взгляд Селаса:

— Продолжай поиски. Докладывай о любых новостях. Немедленно пошли нужных людей в Нижний город и все городские порты. Но не поднимать шума. Все держать в тайне.

Тот повел бровями:

— Я не думаю, что она покинула пределы дома, ваше высочество. Это невозможно… А, уж, порты…

— Делай, что велят. И прикажи приготовить свой катер.

Селас помрачнел еще больше:

— Мне куда-то ехать, ваше высочество?

Я покачал головой:

— Нет. Поеду я.

— Ночью? Без сопровождения?

— Хватит пилота и пары из охраны. Делай, что велят.

Селас замялся:

— Не положено, мой принц. Хотя бы ответьте, куда вы направляетесь?

Я кивнул:

— К верховному.