Балет - 2: Серебряные крылья

ГЛАВА 28

Вадим раздумывал, стоит ли говорить деду о том, что в ближайшее время веточек на их родовом древе прибавится, но решил не торопить события. Всему свое время. Пусть Дана привыкнет к мысли о материнстве. А если не сможет, то у нее хоть выбор останется. Он сам сможет принять и поддержать любое ее решение. Тогда, как Аверин-старший начнет давить в надежде получить-таки вожделенных внуков. И что из этого выйдет, мужчина представлял вполне отчетливо. Дана на прессинг реагирует неадекватно. Примеров этому уйма.

Но, возможно, если она все же не сможет танцевать, дети дадут ей новый смысл жизни.

Мужчина горько усмехнулся. Кого он обманывает? Балет у его жены в крови. Диана Вирэн им дышит в большей степени, нежели воздухом. Как бы ему не хотелось иного. Но он знал в кого влюблялся.

Его двухчасовую отлучку если кто и заметил, то виду не показал. Поэтому Вадим, заварив себе крепкий кофе, сел за отчетную документацию. Вслух пожелал бывшему директору долгих лет жизни, имея в виду простое: «Что б ты сдох, скотина».

– Как можно было устроить такой бардак? – в который раз простонал Аверин, в тщетной попытке привести в порядок картотеку личных дел воспитанников. – Неужели так сложно было перенести в архив тех, кто стены данной Миссии уже покинул? Зачем сваливать все в одну кучу?

И тут в дверь постучали. Интуиция? У старых вояк она развита очень хорошо. Это пресловутое шестое чувство прямо-таки вопило о том, что ничего приятного посетитель ему не скажет.

– Разрешите? – нерешительно спросил Ильдар, заглядывая в дверь. Подбородок вздернут. Губы поджаты. Серьезный взгляд из-под немного нахмуренных бровей. Мальчишеский вариант Дианы – не дать не взять. Не знал бы, что родственниками они быть просто не могут, принял бы их за брата и сестру.

– Заходи.

Юноша переступил порог и с некоторым усилием втащил в кабинет Настю. Девочка была заплаканной и ее буквально трясло.

– Что случилось?

Девочка затравлено глянула сначала на директора, а потом на одноклассника и охрипшим голосом прошептала:

– Ничего. Простите.

– Все изменилось, – словно бы продолжая долгий спор, говорит хмурый Ильдар. – Теперь тебе поверят. Давай попробуем?

– Садитесь и рассказывайте, – обреченно выдохнул мужчина.

Настя замотала головой и попыталась сбежать, но юноша все еще крепко держал ее за руку и маневр не удался.

– Дар, если она не может, говори ты. И я все же рекомендую вам сесть. Так всем будет удобнее.

– Дома ее насиловал отчим, – начал Ильдар с неохотой. – Из-за этого Настя здесь и оказалась.

Вадим закашлялся. Нет, он ко многому готов, но подобной дикости услышать мужчина никак не ожидал. В голове возникла сотня вопросов и ни единого предположения о том, как такое, вообще, возможно. Поэтому попросил:

– Не мог бы ты изложить данную историю чуть более подробно?

Но ответила ему Настя:

– Я рассказала матери. Она не поверила. Начала кричать, что я все выдумываю и хочу разрушить ее счастье. Ударила. Несколько раз. По лицу. Больно не было. Странно. Синяк остался, а больно не было. Только холодно, – неожиданно заговорила девочка, закрыв глаза и уткнувшись лбом в плечо Ильдара. – Он узнал. От нее. И решил наказать. Моя мать ушла в торговый центр. Отчим дал ей денег, сказав, что ей можно купить все, что она захочет. Он меня бил. Долго. Но через одеяло. Чтобы следов не осталось. А потом делал… это. Тоже долго. Когда закончил, сказал, что убьет, если я кому-нибудь скажу. Не знаю, чего мне хотелось сильнее, умереть или отомстить. Но желания жить после всего, что произошло, точно не было. И я на следующий день рассказала учительнице. Перед уроками. Вызвали полицию. Меня допрашивали. Их тоже.

Настю затрясло. Послышались тихие всхлипы. Одноклассник обнял ее. Только это не особо помогало. Что делать в подобных ситуациях Вадим представлял себе смутно. Раньше ему никогда не доводилось даже просто видеть детей в таком состоянии, не то, что оказывать помощь. Оставалось надеяться на старый проверенный способ. Других идей у него все равно не было.

Мужчина встал. Обошел свой письменный стол. Кивнул на небольшой диванчик у окна, намекая Ильдару, что им все же стоит присесть. Паренек оказался достаточно понятливым и осторожно увлек подружку на указанное место. Вадим же в это время подошел к шкафу, в котором стоял многофункциональный комбайн. Тридцать секунд и в одноразовый стаканчик уже весело льется зеленый чай с мятой.

И, надо же, сработало. Девчонка перестала дрожать. Даже смогла продолжить рассказ, от которого у мужчины волосы дыбом вставали. Возникло жгучее желание налить себе кофе. С коньяком. Желательно в пропорции один к двум. Но преподавательская этика, что б ее, не позволяла.

Мать Настю предала. В полиции, женщина сказала, что вчера ни то, что днем, но даже вечером ее мужа не было дома, а она сама никуда не уходила. «Однако вчера утром у моей дочери и Алехандро произошел скандал, – якобы в приступе откровенности призналась госпожа Гире следователю. – Мой супруг отказался купить падчерице новый планшет. И разбалованная девчонка устроила истерику. Рыдала. Разбила дорогую вазу, подаренную на свадьбу. Потом даже упала на пол и начала биться головой об пол. В довершении всего пообещала отомстить. Но, к несчастью, мы не приняли ее слова в серьез. Мы на многое закрывали глаза. Однако сейчас я должна признать это. Моя дочь – паталогическая лгунья. И мы просто не справляемся с ее дурными наклонностями».

– Она так и сказала, – произнесла Настя неожиданно спокойным голосом. – Я сама слышала. И у меня случилась истерика. Я рыдала и требовала сказать правду. Спрашивала, за что она так со мной. И лишь через некоторое время узнала. Моя мать тогда была беременна от Алехандро. Но у нее не было ни работы, ни сбережений. Для этой женщины лишиться дочери было предпочтительней, чем потерять мужчину, который ее обеспечивал.

– Сколько тебе было тогда лет? – спросил Вадим осторожно.

– Двенадцать. А сюда меня отправили в наказание. В службе социального благополучия семьи мне выдвинули ультиматум. Или я приношу публичные извинения отчиму, или меня помещают в школу для трудных детей или подростков.

– Ты хочешь снова предъявить ему обвинение? Правильно понимаю?

– Нет. Мое заявление все равно никто не примет. Я пыталась В итоге меня оштрафовали. За хулиганство. У меня теперь на личном счете не ноль, как у всех наших, а минус. И мне сказали, что, если я приду с обвинениями в адрес добропорядочного гражданина еще раз, меня, вообще, посадят. За клевету.

Вадиму захотелось грязно выругаться. Но при детях нельзя. Испугаются еще. Да и подавать такой пример своим ребятам он просто не имеет права.

– Разберусь. И со штрафом, и с заявлениями.

– Не надо. Я на работу устроюсь. И через несколько месяцев заплачу все. Та пеня небольшая. Всего четыре процента в месяц

– У тебя всегда было туго с математикой, – зло прошипел Ильдар. Четыре процента в месяц – это сорок восемь процентов в год. К тому времени, как ты сможешь устроиться на работу, просрочка по твоему долгу составит три года, и, соответственно, сто сорок четыре процента, как минимум. Так что молчи уже, раз тебе помочь обещают.

– Сама заплачу, – упрямо отчеканила Настя, а потом нерешительно попросила. – Но, если можно, вы Алехандро припугните, чтобы держался от Миссии подальше. Он ведь на самом деле трус. Издеваться может только над теми, кто слабее. Вас мой отчим точно испугается. А-то ведь, когда ему скучно, он сюда приезжает. Я ведь даже на площадку выйти не могу.

– Почему?

– Он меня за руку или одежду хватает и тащит к машине. Но мне почти всегда удавалось отбиться.

– Нет, – голос Ильдара был ледяным. – Нашим парням удавалось ее отбить. Но несколько раз мы не успели. Вы не смотрите, что она сейчас такая спокойная. Это видимость. После ее «встречи» с отчимом нужно неделю прятать от нее все острые предметы и ни на минуту не оставлять одну. Потому что она все еще не боится умереть. А жить в этом ужасе просто-напросто не хочет.

– Я сделаю все, чтобы тот человек получил по заслугам.

– У вас не получится его посадить. – Девочка покачала головой.

– Почему это?

– Он раньше в полиции служил, – пояснил Дар. – Там у него друзья остались. Его и предупредят, и прикроют. Так что, без вариантов. Хотя… а это идея. Что если его за руку поймать? И на камеру заснять. Тогда отвертеться ему будет крайне затруднительно. Плюс, можно свидетелей собрать. Того же нового преподавателя подключить.

– А он разве еще здесь?

– Ну… у него, по-моему, случилась любовь с первого взгляда.

– И кто стал объектом столь светлого чувства? – с некоторой опаской спросил Вадим, вспомнив, что в провожатые своему будущему заму он определил достаточно хорошенькую, но очень юную девушку. А шестнадцать лет – это не семнадцать с половиной, как в случае с Дианой.

– Линда Олсен, – развеял его опасения Ильдар. – Рыженькая такая. Кучерявая. С веснушками по всему лицу. На кухне работает. И такие классные десерты делает. Отпад, просто. Ну, так вот, Линда всякую декоративную зелень до безумия любит. И когда девчонки на чердаке стали цветы разводить, она к ним присоединилась. На добровольных началах, так сказать. Вот и сегодня после работы, зашла посмотреть то ли на фикусы, то ли на крокусы. Я не вникал, что там на подоконниках разводят. А там Уваров с Алькой. И все. Пропал мужик. Они до сих пор весьма эмоционально обсуждают что-то историко-ботаническое. Но не суть. Главное, его и Линду можно попросить просто посмотреть из окна того же чердака. А Настя выйдет к отчиму. Он ее схватит и, как всегда потащит к машине. Это же будет нападением. И полиции мы предъявим не голословные обвинения, а видеозапись и нескольких свидетелей.

– Я не собираюсь подвергать опасности моих подопечных. Даже из самых благих побуждений.

– Это будет контролируемый риск, – не желал сдаваться Ильдар.

– Нет.

– Да, – неожиданно подала голос девочка. – Мне надоело бояться, жить в ожидании того, что он подкараулит меня… да, где угодно. Алехандро ведь абсолютно уверился в собственной безнаказанности. Я только сейчас поняла. Живой он меня все равно не отпустит. Даже если он меня изнасилует еще раз, мне не привыкать. Переживу. Зато это будет реальный шанс хотя бы зафиксировать его нападение.

– Есть другой способ доказать его вину. Не знаю какой, но есть.

– Ильдар прав. Его нужно поймать за руку. И даже тогда, у него будет шанс выкрутиться. Но шанс, что его посадят в тюрьму у нас будет. А у меня появится год, а может даже два на то, чтобы сбежать куда-нибудь. Может даже на другую планету. И затеряться.

– Ты полагаешь насильнику-педофилу дадут всего пару лет тюрьмы? Насть, это пожизненный срок. Избежать его он сможет, лишь, воспользовавшись правом на эвтаназию.

– Тогда и обсуждать нечего. Я на все готова, только бы получить шанс на нормальную жизнь. За это умереть не страшно.

Мужчина сморщился, как от зубной боли и с укоризной произнес:

– Давай без глупостей? А-то знаю я одну… которой тоже умирать не страшно было. Как вспомню, чем это для нее обернулось, до сих пор сердце сжимается.

– И она… умерла? – робко поинтересовалась Настя.