Другой мужчина

Глава 22

203.

Он ещё не был единым организмом — скорее мешком из кожи с костями и органами, которые взаимодействовали между собой только через глюонные схемы, внедрённые врачами. Нервную систему пришлось «включить» — она регулировала всю работу тела и его частей, но фильтровать сигналы, подаваемые в мозг, врачи ещё не умели. Мало исследований было — эксперименты с мозгом запретили ещё во времена биотеррора. Страшные вирусы, невероятные создания биоинженерии, изменённые до чудовищ люди, живые зомби, покорные приказам до мелочей — ужасы генетики породили множество законодательных запретов, чтобы медицина и думать забыла о том, чтобы играть с геномом человека и его нервной системой.

Даже для того, чтобы исцелять.

Поэтому нейроны, пронизывающие тело, несли боль. Болела каждая клеточка — выращенные отдельно органы и ткани чувствовали себя в чужеродной среде и пытались вести борьбу за выживание. К счастью, иммунитет глушился глюонными сетями. Медленно, но верно клетки привыкали друг к другу, принимали функции.

Трудно было из-за того, что боль была чуть ли не единственным ощущением. Кожа ещё долго ничего не чувствовала — пока не прижилась.

Из всей кожи сначала прирастили стопы. И Деймос впервые в этом теле встал.

И сразу снова лёг. Холод и тяжесть тела в воздухе буквально свалили его обратно в тёплый и удобный питательный раствор. Но врачи настаивали.

Голова кружилась безумно, и тело, поменявшее положение, стало болеть гораздо сильнее. Нервные клетки отчаянно кричали о том, что всё неправильно, всё не работает, всё не так. Мышцы реагировали с запозданием и ужасно медленно, потому что их сигналы управлялись внешними схемами. Тонкие глюонные нити пронизывали всё тело, они брали на себя функции нервной системы в то время, как сама она ещё не работала, как надо.

А ещё врачи с помощью внешнего контроля могли управлять его телом, как марионеткой — и даже хуже. Разве можно заставить сердце марионетки сокращаться медленнее или быстрее?

У Деймоса — можно было.

И это тоже было незаконно.

Однако врачей забавляло. Они не играли с открывшимися возможностями и не злоупотребляли, но развлекаться в процессе испытаний ничего не мешало. Деймос, впрочем, привык к чёрному юмору, свойственному, казалось, всему КБ, и не обижался.

В конце концов — эти люди не просто спасли ему жизнь. Они подарили ещё одну. Да и разве имеют значения дурацкие приколы для человека, у которого боль не прекращается круглые сутки?

А обезболивающие препараты применить было нельзя. Потому, что одна такая инъекция могла разрушить тонкий баланс вновь строящегося организма.

И ещё чёрные жестокие шутки действительно бывали смешными.

А может так просто казалось. Деймос уже побывал мёртвым и распрощался с жизнью. И теперь, обретя вторую, наслаждался ей, несмотря на боль и унизительное построение тела. Эмоциональный подъём не перебила ни одна процедура из множества — а его заставляли совершать всевозможные движения и действия — сначала самого, усилиями мышц и нервов, потом то же самое с пульта управления — сверяли показатели, контролировали скорость восстановления. Пришлось привыкать к тому, что для его спасителей он был чем-то вроде живой куклы. И они могли зайти, вытащить его из раствора и…

Ну, например, однажды трое врачей — из которых одна была молодой женщиной — сказали: «А теперь давай проверим функционирование половой системы. Приступай».

И настроили приборы отслеживания физиологических параметров.

Деймос совершенно растерялся, и его отругали. Что, дескать, они не извращенцы какие-то, а врачи, и если он не будет слушаться, кто знает, как станет работать организм? Восстановится ли вообще — тем более такая нужная функция — у него, кажется, жена есть?

Насте и тут пришлось придти на помощь у него в фантазиях, но об этом Деймос говорить вслух не стал.

Со временем он привык ко всем, даже самым унизительным процедурам контроля состояния тела и стал, наоборот, искать маленькие радости. А иногда и очень большие.

Например, когда ему разрешили первый раз одеться.

Простой больничный халат оказался лучше всяких костюмов от кутюр. По крайней мере, так казалось Деймосу — в зеркало смотреться ему всё ещё не разрешали. Мол, дезориентирует, а нервная система и так хрупкая.

В конце концов, Деймос стал бояться, что от него что-то скрывают. Слишком ужасное, чтобы показывать, и просто оттягивают момент.

30 ноября

Просто в зеркале он увидит совсем другого человека. Совершенно не похожего, объяснили врачи. А это очень сильный стресс.

Халат казался слишком грубым для новой, только сделанной кожи. Но расставаться с ним было жаль. Тем не менее, на ночь его снова загнали в раствор, который становился всё более неприятным. Дыхание через трубки, вязкость, оставляющая совсем без органов чувств, тяжёлые липкие прикосновения — то, что раньше нравилось, теперь напрягало.

Как и то, что раствор, казалось, пытался заменить собой все функции тела. Чем сильно раздражал.

Однажды Вячеслав Романович застал Деймоса за неловкими, слабыми и медленными попытками качать пресс. Он хмыкнул, задумался, позвал медсестёр с датчиками и велел продолжать.

С этого дня добавили ещё две инъекции, но допустили в зал тренажёров. Разумеется, под строгим наблюдением.

Физические нагрузки наращивали. Вячеслав Романович посетовал на невозможность пригласить личного тренера — посвящать посторонних было опасно. Поэтому карту его тренировок составляли физиологи из КБ.

Конечно, они переругались в процессе. Но, неожиданно, Деймос почувствовал себя гораздо лучше. Теперь он был единым организмом, а не собранным из кусков биороботом. Упражнения заставляли всё тело работать лучше и гармоничней. Он занимался несколькими видами спорта на тренажёрах, которые в спешном порядке переделывались техниками.

Боль постепенно уходила. Деймос пребывал почти постоянно в таком прекрасном настроении, что Вячеслав Романович заподозрил неладное и заставил его пройти ряд психологических тестов.

Результат не показали, но хватило комментария, что «лучше всё равно не могло быть, после того, что ты перенёс».

Деймос счёл, что всё в порядке.

Всё вообще было в порядке. После страха и боли протяжённостью в вечность, после ужасной аварии и долгого умирания ничего не могло быть плохо.

Жить — это счастье.

Пусть он уже не был тем же человеком. Строго говоря, Леонид всё же умер. Даже генетический код Деймоса отличался — структуру ДНК слегка поменяли. Совсем чуть-чуть — но нужно было скорректировать характер, заставить организм действовать по-другому, чуть лучше, слаженней, добавить воли к жизни.

Да и пережитое наложило отпечаток. Деймос изменился — совершенно, бесповоротно. И он считал, что резко к лучшему.

204.

Конструирование тела закончилось, теперь поправляли, что есть. Выяснялось, что мышечный корсет куда лучше, чем искусственные нити, поддерживает органы и части тела. Впрочем, и те удалять не стали, оставили, как страховку. За счёт развития реакции, координации постепенно правилась нервная система. Занятия спортом помогали сделать тело куда более гармоничным, чем всё медицинское моделирование. И, со временем, они начали доставлять удовольствие — боль постепенно уходила.

В один прекрасный момент — наичудеснейший из моментов — Деймосу принесли зеркало.

Стереоскоп, даже выключенный, с функцией отражения, внушал священный трепет. Перед тем, как включить его, Деймос разделся — его больше не смущало чьё-либо присутствие.

Но никакая моральная подготовка не помогла сохранить самообладание. Он сначала даже отшатнулся, когда зеркало глянуло на него совершенно незнакомым человеком.

Честно говоря, Деймос ожидал, что просто изменится, станет немного другим, но похожим на прежнего себя. Даже новый голос, более низкий и не такой мягкий не подготовили к зрелищу человека в зеркале.

Этот некто двигался и говорил одновременно с Деймосом, даже удивительно. Правда поначалу даже мерещилось отставание и несинхронность движений. Казалось, он не совсем так поднял руку или дёрнул головой.

Казалось, его хотят обмануть, а правда просто ужасна.

Деймос снова и снова рассматривал свои руки, ноги, тело, сравнивал с отражением, пока, наконец, Вячеслав Романович не выключил изображение:

— Что тебе не нравится? У нас не было твоих внешних данных, а восстанавливать по изображениям слишком долго. Проще создать внешность с нуля. И вообще, ты должен стать другим человеком. Если люди узнают, что мы сделали, нас будут судить. Можешь потом потихоньку начать делать пластические операции, скажешь что помешался на Леониде Веряеве, хочешь выглядеть, как он.

— Нет, мне… наверное, нравится. Просто неожиданно. Не могу поверить… Что он — это я.

— Не так страшно, судя по тестам, у тебя лёгкое раздвоение личности. На уровне ниже психического отклонения. Со временем пройдёт. Может, тебе будет проще считать себя и его двумя разными людьми.

И врач уточнил:

— Под «его» я подразумеваю Леонида.

— А Настя? — тревожно спросил Деймос.

— А что Настя? Ты не сможешь сам разобраться со своей женой? Твоё дело, что сказать ей. Мы на всякий случай ничего ей не сообщали. Разумеется, это причинило ей боль и заставило пережить смерть мужа, но мы не могли знать, что она будет делать. Слишком важно то, что мы с тобой сотворили — для всего человечества, если хочешь. Что ж, теперь у тебя будет, чем её обрадовать, если захочешь.

— Конечно захочу! — возмущённо начал Деймос.

И осёкся.

— То есть, Настя может меня и не узнать?

— А как она узнает? Ты не только выглядишь по-другому, у тебя другие движения, рефлексы, жесты, мимика, другие вкусы и настроения, иной характер, даже лексикон понемногу меняется. Тебя никак не вычислить. Все эти разговоры про интуицию — интуиция есть совокупность жизненного опыта, хранимого в подсознании. Если ты ничего не расскажешь своей жене, она ничего и не поймёт. Никто не поймёт.

1 декабря

205.

Деймос пытался глядеть Насте в глаза на протяжении всего рассказа — но у него это категорически не получалось.

Тем более, что каждый раз он натыкался на её пустой взгляд.

— Мне лично Деймос нравится куда больше, чем Леонид… Но вот как получится с Настей… Я не хотел, чтобы она жила со мной по обязанности, только в память о том, кем я был когда-то… Всё просто и понятно, я решил, что если она полюбит меня нового, отдельно от прошлых чувств, тогда ладно, но если я новый ей не понравлюсь, то не буду навязываться, как бы мне не хотелось. Поэтому и постарался завести новые отношения, как другой человек, не упоминая о Леониде.

— И ты таки понравился, — уточнил Арслан.

— Нет. Настя меня не любит. И, очевидно, не полюбит. Мы не будем вместе, хватит односторонних отношений. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.

Деймос, наконец, смог посмотреть ей в глаза — не мимолётно, он не отвёл взгляда.

— Наши новые отношения — просто физические. Удовлетворение естественных потребностей организма. Настя, ты должна найти себе мужчину, которого сможешь полюбить, и который тебя сделает счастливой. Счастливой во всех аспектах, и физически, и душевно. Я тебя люблю, больше всего на свете, и сделаю всё, чтобы ты была счастлива. А это означает — найти себе другого и быть с ним. Так правильно, хоть сейчас ты можешь этого не понять. Позже поймёшь, увидишь, что я был прав.