Демон-Хранитель

— Змей, — прошептал я, но яблоко взял.

Дженнифер рассмеялась и придвинулась ко мне, положив голову на плечо и обняв руку. Яблоки и вправду были вкусными. Над моей головой светило жаркое солнце, а рядом была моя довольная девочка.

Время полудня клонилось к исходу, и мы быстрым шагом добрались до монастыря через тайный проход и незаметно добрались до комнаты-кельи. Дженнифер ушла в душ, а я остался рассматривать содержимое её стола.

Девушка любила фотографировать, и я подарил на её четырнадцать фотоаппарат, который, воплотившись, обменял у местного фотографа на редкую фотографию времён девятнадцатого века. С тех пор она фотографировала много, и у неё неплохо получалось. Мне нравились её солнечные фото, пронизанные любовью к людям и к этому миру, бывшему к ней жестоким, отобравшим у неё родителей и давшим ей меня, как своё самое худшее проклятие. Я положил фотографии на стол и увидел, что между ним и тумбой застрял альбом. Желая помочь и думая, что он просто запал и Дженнифер не заметила этого, я вытащил его и случайно приоткрыл. И остолбенел. Я видел, что девушка рисовала в нем часто, но я не знал, что моделью для неё был я. Я медленно присел и начал листать. Зарисовки моих эмоций: смех, злость, улыбка, гнев. Тут я нахмурился, а здесь задумался. Печальный, радостный. Руки, плечи, лоб, портупея, ладони… Так красиво и старательно, с такой любовью…

Вдруг я услышал из душа громкий всхлип и истошный крик.

— Сол, — в панике позвала меня Дженнифер и зарыдала, — Сол, я умираю.

Я в растерянности вбежал в душевую и увидел дрожащую, рыдающую девушку, прикрытую занавеской. Мой взгляд воззрился на стекающую в сток кровь. Меня как будто накрыло плотным туманом, кровь стучала в голове: откуда раны, как она могла их получить и где? Поток вопросов в голове, приближающий меня самого к панике. Я начал подходить к занавеске.

— Нет, стой, где стоишь, — надрывно крикнула Джен, ещё сильнее начала дрожать, и её огромные глаза с ужасом и стыдом глядели прямо в душу.

Я смотрел на неё и кровь, боясь пошевелиться.

— Джен, где ты могла получить рану, откуда кровь? — осторожно, успокаивающим голосом проговорил я, понимая, что никому от нашей обоюдной паники не будет хорошо, а мне надо успокоить мою дрожащую от ужаса девочку.

Она покраснела и всхлипнула.

— Оттуда, — прошептала она и вновь зарыдала.

— Т-ш-ш-ш, — я снова потянулся к занавеске, — успокойся, дай мне взглянуть.

— Нет, — вскрикнула Дженнифер истошно, — не подходи.

И снова зарыдала. Я устало вздохнул и беспомощно развёл руками.

— Я не смогу помочь тебе, Джен, если ты мне не дашь к себе приблизиться, моя девочка, — начал я очень ласково и услышал, что девушка начала всхлипывать реже. — Откуда кровь?

— Оттуда, — проговорила она и, испуганно покрасневшая, огромными глазами глядела прямо мне в душу.

— Откуда оттуда? — тихо проговорил я, стараясь не раздражаться на ситуацию, в которой Дженнифер так плохо.

Я увидел вторую волну жгучего смущения Дженнифер, ещё мгновение, и она стала пунцовой. Её рука медленно и робко опустилась к низу живота. У меня глаза полезли на лоб. Вот к такому жизнь и битвы меня точно не готовили. Неужели в этом грёбаном монастыре не нашлось ни одной женщины, которая бы могла рассказать девочке про все эти женские заморочки? Но судьба — злодейка и большая шутница, что вверила мне брошенного ребёнка полностью. И все-таки я вздохнул с облегчением. Это не рана — это физиологично и решалось просто. Сложнее, если Джен начнёт задавать вопросы. Я снова вздохнул.

— Подожди меня, — зачем-то сказал я ей просевшим от волнения, стыда и желания помочь как можно быстрее голосом, как будто она куда-то могла уйти.

Дженнифер кивнула, и я увидел, что моё спокойствие и собранность помогли и ей. Я быстрым шагом вышел из комнаты и, костеря бестолковых монашек, не умеющих объяснить девочкам элементарных вещей, прошёлся по комнатам воспитательниц. Найдя искомое, я вернулся в комнату и подал всё ещё дрожащей девушке необходимые гигиенические средства и чистое белье.

— Там написано, как этим пользоваться, — проговорил я, посмотрев на Дженнифер исподлобья, и вышел, оставшись ждать за дверью.

Я слышал звук воды и всхлипы девушки. А внутри закипала злость оттого, что она была никому не нужна, кроме меня. А этого так мало… Мне так казалось. Я услышал, что она отключила воду и стоит около двери, не решаясь выйти. Вздохнула и робко, не поднимая глаз, вошла в комнату. Я видел, что она дрожала, в глазах копились слезы, горе рвётся из груди. Девушка посмотрела на меня и бесшумно заплакала. Я открыл объятия, и она стремглав оказалась в моих руках. Крепко обнял её, а она рыдала у меня на груди, мелко дрожа. А я успокаивал её, гладя по волосам.

— Я думала, что умираю, Сол, — прошептала она, прижимаясь ко мне.

— Нет, не умираешь, — сказал я. — Теперь это будет с тобой каждый месяц по несколько дней.

Она отняла голову от моей груди и вновь с ужасом посмотрела на меня. Я чуть кивнул.

— Что со мной? Я заболела? — вновь паника в голосе, и она внимательно следила за выражением моего лица, словно искала там какой-то ответ.

— Нет, Дженнифер, это всё… — мне сложно было говорить, но я вроде как должен объяснить, — женская физиология, — ответил я, понимая, что больше в этой вселенной некому объяснить девочке такие азы, кроме как мне, мрачному демону Солидафиэлю. — Ты не умрёшь: ты выросла и стала женщиной, можешь давать жизнь.

— То есть у меня скоро будет ребёнок? — проговорила Дженнифер, радостно улыбаясь.

— Дурочка, — вырвалось у меня нежно.

Она надула губы и обиженно поглядела на меня.

— Джен, ты не дослушала. Для того, чтобы у тебя был ребёнок… тебе нужен ещё один человек: парень, мужчина — вы будете любить друг друга, и через какое-то время у вас появится дитя, — сказал я, прямо глядя в её глаза.

Она вновь обняла меня и слушала, как бьётся моё сердце. Я уже было облегчённо вздохнул, наивно полагая, что у моей девочки с пытливым умом закончились вопросы или что она осталась удовлетворена моими ответами.

— А как они должны любить друг друга? — и снова испытующий блестящий изумрудный взгляд, и опять словно в самую мою суть.

— Как муж и жена, — ответствовал я, не отводя взгляда, надеясь, что она больше не будет задавать вопросов.

— Скажи мне: это так же сильно, как я люблю тебя? — прошептала девочка и просто пригвоздила мою душу объяснением и серьёзным взглядом.

Дженнифер — сущая дьяволица, маленькое красивое создание, в насмешку созданная для меня вечностью, умеющая одной фразой убить и возродить меня. Она обладала просто феноменальной способностью ставить меня в такой логический тупик, что я терялся в дебрях её умозаключений, совершенно непонятных головой, но таких простых, если знать её огромное любящее сердце.

— Это детское, Дженнифер, — ответил я девушке.

— А ты… ты любишь меня? — спросила Дженнифер, снова заглядывая в меня.

— Да, я твой хранитель, я всегда буду любить тебя, — ответил я и нежно поцеловал Джен в лоб.

По её лицу пробежала тень, и она обняла меня как прежде, когда была маленькой: крепко и захлебнувшись в эмоциях. Я притянул её к себе ближе и поцеловал в макушку.

— А в аду ты кого-нибудь любил… как меня… как хранитель? — осторожно спросила девушка, не разнимая объятий.

Как объяснить чистой, наивной девушке то, какая у меня жизнь была в аду? В месте, где никто не живёт, где царит мрак, где нестерпимый жар, где мучаются людские души, где такое безраздельное отчаяние и скрежет зубовный, что лучше не знать. Там нет любви, нет мечтаний, нет тёплых объятий. Там все предельно ясно: ты знаешь своё место, следуя чёткой иерархии, созданной для всех существ Создателем, и ты знаешь, что можешь получить любой ранг, но, если в тебе не будет силы, ты — ничто, ты — песчинка, потому что всё, что есть ценное на небесах, в раю или в аду — это власть, и за неё дерутся, вырывая друг у друга кадыки, плетя хитрые интриги, обманом свергая с постов, соблазняя, мучая, шантажируя. Я такое повидал, девочка, что тебе и не снилось, и не дай Создатель тебе с этим столкнуться.

— В аду нет места для любви, девочка, — сказал я и завёл выпавшую прядь сочных каштановых волос ей за ухо.

— Сол, — прошептала девушка, от всей души жалея меня, «задушив» и в без того сильных объятиях.

Я судорожно вздохнул от переизбытка нахлынувших неизвестных мне чувств. Я тот, кто будет оберегать твою душу, моя девочка, тот, кто не даст тебя в обиду ни на этом, ни на том свете.

Дженнифер уснула у меня на руках, и я видел её причудливо переплетённые осколки подсознания: солнечный свет, ароматные яблоки и её тонкие пальчики на моих губах как фантазия, как лёгкий бриз будущей чувственности, как зарождающееся желание, как просыпающийся эрос.

Влюблённая

Как описать то чувство, что его образ всегда со мной? Я давно привыкла к тому, что я вижу то, что не видят другие, что мне доступно к пониманию большее, о чём другие даже не задумывались, могут только гадать, а возможно, даже мечтать. Я видела потусторонний мир, я видела населяющих его существ. Мифы не врут — у мира есть Создатель, а у меня ангел и демон. Ангел оказался тем ещё «хранителем»: почти не присутствуя в моей жизни, он фактически оставил меня на попечение демона.

Мне повезло, что за мной присматривали. Да. В мире, где я была обделена родительской любовью и лаской, для меня стало спасением присутствие сверхъестественного опекуна в моей жизни. И это было неправильно. Инаковость преследовала меня с самого моего рождения: демон стал моим хранителем, нарушая законы мироздания, тот, кто призван ввергнуть душу в пучину ада, стал тем, кто оберегал меня. Мрачный демон Солидафиэль. Мрачный, но только не для меня. Никто же не видел, каким он может быть. Никто, кроме меня.

Его глаза единственные в этом огромном мире, населённом миллиардами людей, всегда смотрели на меня не равнодушно. Невозможно холодные синие глаза, которые для меня мерцали тёплым уютным светом. Ему единственному не наплевать на меня. Демону. Тому, кто должен погубить меня, мою душу, погрузив в страсти, и принести на раскалённый адским огнём алтарь хозяина преисподней. Тому, кто так никогда со мной не поступит, оберегая и любя меня. Он всегда чувствовал мою боль и сопереживал ей. Он знал каждые движения моей души, мой распорядок дня, мои привычки, предпочтения на завтрак и музыкальные вкусы, какие книги подходили мне для чтения, поощрял занятия рисованием и фотографией, увлечения танцами.

Не знал мой демон только одно: то, что случилось со мной, когда я передавала ему яблоко на поляне среди густой, сражающей наповал своим ароматом, зелено-жёлтой травы, среди почти осязаемого плотного солнечного полуденного света, в котором купались наши фигуры, ведь тогда я отдала ему своё сердце. И это было не детское, как опекун мне тогда объяснил. Нет. Тогда произошло чудо, какое-то движение вселенной, планет, солнца, что шепнуло мне, что он не просто мой хранитель. Я посмотрела на него по-другому. Когда с тех пор минуло три года, я только укрепилась в своих чувствах.