Хейлика

Глава 14

То, что Хейлика разлюбила Ламберта, казалось странным только на первый взгляд, на самом деле ничего удивительного в этом не было. С самого первого дня Ламберт четко выстроил их отношения, поставив самого себя во главу. Он был умнее, опытнее, обладал сильным, властным характером, у Хейлики при таких обстоятельствах было только два пути: принять отношения такими, какими он хотел их видеть или уйти от него. Хейлика выбрала первое.

Ох, как ей с ним было нелегко! Практически все годы, что они были вместе между ними, не прекращалась незримая война характеров, в которой Хейлика раз за разом проигрывала. Он понимал и чувствовал ее как самого себя. Ламберту ничего не стоило за минуты довести ее до гнева, слез, истерики или наоборот успокоить, вернуть ей ощущение счастья и радости. Он знал все ее недостатки и слабые места, и с удовольствием, почти не скрывая этого, манипулировал ею, нажимая на уязвимые точки.

Во-первых, она была страшно ревнива, и сама знала об этом своем недостатке. И вот, когда она выходила из-под его контроля, например, во время ссор, что были между ними не так уж и редки, ему стоило только намекнуть на другую женщину, как Хейлика рыдая висла у него шее, уступая во всем, в чем бы ссора не заключалась. Однако он, как опытный стратег пользовался этим приемом нечасто, только в самых крайних случаях, хорошо понимая, что слишком частое его использование снижает эффективность воздействия, а со временем может привести и к противоположному результату.

Во-вторых, она была страшно честолюбива, и вот на этом ее недостатке Ламберт отыгрывался в полную силу. Хейлика была много-много младше его, детство провела в страшных, нищенских условиях, окруженная отнюдь не заботливыми воспитателями. Не было, казалось бы, ничего удивительного, что она не знала о многих вещах, особенно, которые касались умению правильно держать себя, правильно говорить, правильно вести себя в обществе. Но Ламберт так не считал, и очень часто зло и обидно высмеивал любые ошибки, любые оговорки, любые нелепости, что она совершала. Правда, тут необходимо уточнить: высмеивать Хейлику имел право только он один. Но если кто-то другой задевал ее, безразлично мужчина или женщина, пощады им от него не было.

Он в таких жестких, хлестких, но в тоже время изысканных выражениях, ставил на место кого бы то ни было, совершенно неделикатно вспоминая или намекая на грешки, которые были за душой у каждого. С ним связываться не хотел никто, можно сказать его откровенно боялись за злой и беспощадный язык, который к тому же был подкреплен статусом одного из лучших воинов королевства.

С Ламбертом было нелегко, зато он ежедневно, постоянно учил Хейлику. Учил наблюдать за окружающими, делая правильные выводы из совсем незначительных поступков, слов, даже просто мимики лица. Учил за красивыми словами видеть суть, не обманываясь на слащаво-приторное оформление. Учил говорить. Не только правильно строить предложения, правильно распределяя ударения и интонацию в них (впрочем, этому учил тоже), но главное, как при необходимости, вежливыми, изящными словами убить насмерть, во всяком случае ранить очень больно, своего недруга или оппонента. Учил, как весело шутить, как говорить комплименты и принимать их, как носить, с кажущейся небрежностью изысканные туалеты. И как держать себя с королевским достоинством в старом тряпье. Он учил ее, выполняя работу гувернантки, воспитательницы и учителя одновременно. Учил тому, чему ее должны были бы научить родители, как например учили его, да и всех остальных окружающих Хейлику мужчин и женщин. Учил ее любви. Нет, не в том светлом и романтическом понимании, как любят описывать любовь поэты, как раз такую любовь он не принимал, высмеивая подобные ее проявления, где бы не замечал их, нет, он учил Хейлику любить и понимать свое тело, учил осознавать, что этому телу необходимо для ощущения наслаждения и удовольствия.

А вот как раз вздохи при луне, страстные слова любви и клятвы верности, бесили его неимоверно. Он и сам не признавался Хейлике в любви и от нее не требовал подобных слов, со временем заставив ее считать, что такой любви вообще не существует на свете.

И вдруг, все оказалось не так. Эльтинару не нужна была ни физическая близость, ни наслаждение и удовольствия, ему необходимо было просто видеть Хейлику, и уже это наполняло его счастьем.

Эта была какая-то одухотворенная, какая-то возвышенная любовь, невероятно волновавшая Хейлику. Она купалась в лучах его любви, и хотела, чтобы так продолжалось как можно дольше. Ламберта она больше не любила, Хейлика понимала это со всей очевидностью. С ним быть она больше не желала, она хотела быть только с Эльтинаром.

Но это было невозможно.

«А почему спрашивается невозможно?! Время до его отъезда у нее еще есть. Почему бы эти несколько недель им не провести вместе?», - когда эта «светлая» мысль пришла ей в голову, Хейлика стала действовать быстро и решительно. В-первую очередь, было необходимо устранить преграду в лице сэра Ламберта. Возможно, она психологически переросла те отношения, что у нее были с первым возлюбленным, они стали ей тесны, малы, как тесная раковина раку-отшельнику и она сбросила ее без сожаления.

Эльтинар красивый, мужественный, благородный, умный, и очень искренний. Хейлика никогда не общалась с подобным мужчиной. Это было новое и захватывающее ощущение.

...Когда Эльтинар понял, что Хейлика нисколько не оскорблена его чувствами, даже наоборот, поощряет, провоцируя его на их всплеск. Если они случайно оставались одни, без свидетелей, то она с удовольствием выслушивала страстные слова любви, что лились теперь из него нескончаемым потоком, страсть захлестнула его с головой.

Его поцелуи, встречали ответные поцелуи, которые были также горячи, как и его. И скоро и Эльтинар и Хейлика поняли, что недалек тот день, когда они переступят черту, отделяющую романтическую, платоническую любовь, от чувственно-физической. Да Хейлика влюбилась в Эльтинара, и в этом ничего удивительного не было.

...Сэр Ламберт, хоть и был уже столько лет рядом с ней, но всегда держал ее на некотором расстоянии, но с Эльтинаром все было не так. Именно слова любви зажигали в Хейлики огонь страсти и не нужны были никакие ласки, никакие любовные изыски – только слова, только глаза, глядящие с щемящей любовью и нежностью.

Время отъезда приближалось, времени у Хейлики почти совсем не оставалось.