Испытание Джасинды

— И как же она? — потребовал Барек.

— Барек… ты должен понять… а, возможно, и нет. Я и сам никогда этого не понимал. Моя мать, королева Джоанна, так и не признала Лату своей преемницей. Она никогда ничего не делала, чтобы подготовить Лату к будущему правлению и облегчить этот переход для нее. Моя мать… не желала верить, что Лата была моей спутницей жизни, и ждала, что я выберу себе кого-нибудь из более знатного и сильного рода. Семья Латы… Они были… хорошими и сильными людьми, но они были слишком… обычными для моей матери. Она никогда в открытую не говорила об этом, но ты лучше, чем кто-либо другой, понимаешь, что именно так и обстоят дела.

Несколько мгновений Барек молчал, обдумывая откровения отца. Он задумался, а понимает ли тот, что сейчас между ними произошел самый интимный разговор, который они когда-либо вели о своей семье.

— А почему ты не сделал этого позже? После того, как я родился?

— Сначала Лата нуждалась в полном восстановлении. А потом она не захотела оставлять тебя, и тогда… — Джотэм задумчиво посмотрел на сына, оценив в нем человека, которым тот стал, и понял, что обязан сказать ему правду. — Потом пошли слухи об Испытании… из-за наследия Латы.

— Да кто бы посмел? — возмутился Барек, взбешенный этой мыслью.

— Это не имело значения. Мы заставили их замолчать.

— Тем, что мама снова отказалась от своей мечты?

— На тот момент — да. Я обещал Лате, что мы улетим с планеты, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы она осуществила свои мечты…

— А потом она погибла.

— Да, — слово с хрипом вырвалось из груди Джотэма, и Барек ощутил его истинные страдания.

Он принялся медленно собирать снимки со стола, глядя на них новыми глазами. А Джотэм смотрел, как его сын собирает кусочки непродолжительной жизни своей матери, и слова Джасинды внезапно нашли отклик в его сердце. А ведь она действительно была права. Попытками справиться с болью потери он сильно навредил не только памяти своей королевы, но и своему собственному сыну.

— Знаешь, у меня еще есть альбомы с фотографиями.

— Что ты имеешь в виду? — рука Барека замерла над последним снимком.

— Мадам Мичелокакис права. Лата очень любила снимать. Визуальный историк — то, чем она хотела заниматься для Коалиции. Это совсем не похоже на то, что делает Кайл Зафар. Но поскольку для королевы не считалось приемлемым делать снимки во время встреч с людьми, она стала снимать твою историю.

— Мою историю?

— Да. Мне кажется, не проходило и дня, чтобы она не запечатлела кусочек твоей жизни.

— Я никогда их не видел.

— Это моя вина, — Джотэм не стал отводить глаза, признавая свою ошибку. — Я плохо отреагировал на потерю твоей матери, Барек. Каждый снимок, который я видел… или о котором я знал, что она снимала…

— Я все понимаю.

— Нет. И я надеюсь, что ты никогда не испытаешь такой боли. Знать, что ты подвел самого дорогого тебе человека во многих отношениях… — Барек почувствовал боль, которая переполнила его отца, но не знал, что можно сказать, чтобы облегчить ее. — Я всегда считал, что у меня будет время загладить свою вину перед ней, — Джотэм медленно протянул сыну изображение, которое все еще держал в руках. — Мне хотелось показать ей, что я понимаю и ценю то, от чего она отказалась… ради меня. Но, к сожалению, я так и не успел сделать это.

— Ты поступил бы иначе? Если бы мог? — Барек взял изображение из рук отца. — Ты бы смог что-нибудь изменить?

— Только конец, — прошептал Джотэм. — Я найду для тебя альбомы. Твоя мать хотела бы, чтобы они были у тебя, — повернувшись, он вышел из комнаты.