Фатальное трио

15. Новая жизнь

Я выхожу из учительской, поправляя на плече ремешок от сумки, вызвавшей такой горячий интерес у коллег. Блин, может мне вообще с мешком холщовым ходить и в рваной одежде? Наверное, и тогда они найдут к чему прицепиться.

Сегодня даже индифферентная русичка Зиночка высказалась в таком роде, что зачем мне вообще нужна эта работа, если одна моя сумка стоит как полугодовая зарплата. Это подарок от Ярослава, и столько она, разумеется, не стоит. Но какой бы ни была её стоимость, не возьму я в толк, каким образом эта несчастная сумка влияет на мою работу.

Ко всему прочему, я её пытаюсь продать, но что-то мне подсказывает, что выручу я за неё не так уж и много. А деньги мне сейчас нужны позарез.

Я иду по широкому и пустому школьному коридору, как-то слишком уж вызывающе и раздражённо стучу каблуками. Надо было спуститься по другой лестнице, а то не хватало ещё козлище повстречать. Я благополучно миную дверь с надписью «Директор школы Кузьмищев А.Е.», но сделав несколько шагов слышу, как дверь открывается и вслед мне раздаётся:

– Алиса Вадимовна, уже уходите?

Ну что за напасть. Я останавливаюсь, кляня свою глупую неосмотрительность. Поджидал он меня что ли?

– Зайдите ко мне на минуточку. Надолго я вас не задержу.

Вот же невезуха! Я медленно и обречённо поворачиваюсь:

– Да, Анатолий Евгеньевич, конечно.

Конечно, Анатолий Евгеньевич, мне же больше нечего делать, как выслушивать ваши замечания. И на важную для меня встречу я не опаздываю, так что могу хоть до утра восхищённо внимать вашим мудрым, оригинальным и поучительным речам.

Я захожу в кабинет вслед за директором и останавливаюсь около двери, оставляя её приоткрытой. Так я пытаюсь дать понять, что готова находиться здесь действительно лишь минуточку и на большее ему рассчитывать не стоит.

Козлище, как я мысленно его называю, не вызывает у меня приятных эмоций. Это холостой самовлюблённый пятидесятипятилетний дядька, считающий себя плейбоем и сердцеедом. Он худощав, носит тесные потёртые джинсы и лимонный кашемировый свитер на голое тело. Ещё от него всегда пахнет табаком и недорогим парфюмом.

– Проходите-проходите, что вы у дверей, как неродная.

– Так на минуточку же, Анатолий Евгеньевич. Просто мне бежать нужно, у меня встреча важная.

– Понимаю, Алиса Вадимовна, понимаю. Буду краток, без прелюдий, так сказать, – он улыбается и подмигивает как бы с намёком на сексуальный подтекст слова «прелюдия» и подходит ко мне очень близко, почти вплотную. Сатир. – Дверь прикрою всё-таки.

Директор протягивает руку над моим правым плечом и закрывает дверь, распространяя густой бриз, обдающий запахом дезодоранта и табачного перегара. Его выцветшие, некогда карие глаза за модной титановой оправой и прямой с бордовыми прожилками нос оказываются прямо передо мной.

Он в своём амплуа. Я уже не первый раз оказываюсь в таком положении и, хоть меня это страшно бесит, стараюсь реагировать как можно нейтральнее и просто молча жду.

– Вот какое дело, Алиса Вадимовна, – в сотый раз повторяет он моё имя. Это типа устанавливает между нами особый психологический контакт. Ну давай, пожалуйста, скорее и руку свою убери.

– Вы позволите, – говорю с лёгкой улыбкой, – я присяду, раз уж попала в ваши сети.

– Да, конечно, – отступает он, широко и приглашающе размахивая рукой, – присаживайтесь. Ох, какая сумочка у вас роскошная.

И этот туда же. Я не отвечаю, подхожу к столу и сажусь на стул для посетителей.

– В общем, Алиса Вадимовна, мы тут с Натальей Степановной над планом сегодня снова трудились и решили забрать у вас пару часиков.

– Как так? – мои брови непроизвольно лезут вверх.

Да что ж это такое! Сердце обрывается и в груди становится пусто и безжизненно. Ну не рыдать же мне здесь, честное слово. Я закусываю губу.

– Да-да, забираем и не спорьте. От вас не убудет, вы же у нас не бедствуете, а Зинаиде Михайловне очень даже пригодится. Так что литературу в седьмом «б» теперь будет вести она.

– Но почему, Анатолий Евгеньевич? Вы у меня и так почти все часы забрали, как это понимать, вообще?

– Что тут понимать-то? Вы, Алиса Вадимовна, не кипятитесь, – он подходит ко мне со спины и кладёт руки на плечи. – Не кипятитесь. Вы подумайте, я же в первую очередь должен об учебном процессе беспокоиться, а эффективность нам ваша не нравится. Ну, не то, чтобы совсем не нравится, но надо бы вам поработать над профессиональными качествами.

Да отстань ты своим харрасментом. Лицо заливает краска и чувство беспомощности мгновенно вытесняется негодованием.

– Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит, – я резко сбрасываю его руки и встаю со стула. – Сумка нравится, и плечи, судя по всему, тоже, а эффективность не нравится значит?

Он разводит руки в стороны и растягивает тонкие губы в улыбке:

– Выходит, что так.

– Вы очень сильно заблуждаетесь на мой счёт, Анатолий Евгеньевич. Бедствую – это даже мягко сказано, я буквально на грани выживания. А эффективность моя, как учителя, чрезвычайно высока. И точно никак не ниже, чем у вашей любимицы Зинаиды Михайловны. Так что верните мне, пожалуйста, все мои часы и прибавьте ещё, а то я на вас жалобу напишу. В управление образования, профсоюз и полицию нравов.

Директор жизнерадостно смеётся:

– В полицию нравов. Ценю ваше чувство юмора, Алиса Вадимовна.

Вот же скотина. Неужели правда хочет меня в постель затащить? Я делаю глубокий вдох, чтобы не выпалить всё, что о нём думаю и быстро, не прощаясь выхожу из кабинета. Козлище и есть. Что делать-то? Другую школу что ли искать? Я смотрю на часы и понимаю, что опаздываю. Ещё на метро полчаса ехать. * * *

В последнее время я не люблю метро, потому что время, когда я бездвижно стою в вагоне, уходит исключительно на самокопание, рефлексию и неизбежную жалость к самой себе. Вот и сейчас я в миллионный раз прокручиваю в голове то, что со мной случилось.

Всё моё общение с Яром сейчас сводится, по сути, к «Телеграму». После вечеринки у Дурова я поехала к Кате, а его попросила собрать мои вещи и отправить с курьером. Он несколько раз пытался со мной поговорить и даже в школу приезжал, но я к нему не вышла. О чём нам разговаривать? Мне и так всё понятно, даже более чем, а эти «я всё могу объяснить» и «это не то, чем кажется» лишь жалкие попытки оправдаться.

В конце концов, курьер вещи привёз, но несколько дней мне пришлось пользоваться гардеробом Кати. Она моя давняя подруга, ещё со школы, так что приютила меня без проблем. Квартира у неё небольшая, но симпатичная. В банке Катя зарабатывает не слишком много, но ей родители помогают, а вот мне сейчас приходится рассчитывать только на себя.

Мама с бабушкой переехали в Краснодар, когда я ещё училась в универе. Там родственники, все наши, там климат, земля и фрукты, и вместе легче выживать. Ну и всё в таком же духе. Отец умер, когда я была ещё ребёнком. Вот и осталась одна в Москве. Пока училась, жила в общаге, потом Ярослава встретила.

При мысли о нём наворачиваются слёзы. Столько лет вместе… Я ведь в нём не сомневалась, верила безоговорочно, а он всё это время… Наверное, в этом и моя вина. Не смогла я, как женщина создать нужные условия. Ай, да ладно, теперь уже поздно локти кусать.

А ведь бабушка меня предупреждала. Когда мы с Яром приезжали в Краснодар, она мне сказала:

– Алисонька, зачем же ты рыжего выбрала? Рыжие бесстыжие, врут всегда. И правнуки рыжие будут. Подумай десять раз, прежде чем связываться.

У бабушки своя тема и я только скептически поулыбалась, но в итоге она оказалась права. * * *

Я выбегаю из метро и несусь к кафе, где меня уже ждёт литагент. Тороплюсь, поэтому не дожидаюсь зелёного и бегу через дорогу, убедившись, что машин поблизости нет. И вдруг справа раздаётся рёв мотора. Он приближается очень быстро, буквально за одно мгновение, и потом следует бешеный визг тормозов.

Я отшатываюсь и вижу Роба за рулём его чёрного спортивного автомобиля. Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня.