Колючая земляника

Глава 16

Проснулась от того, что кто-то пальцами вновь и вновь обводил контур моих губ. Открыла медленно глаза, опасаясь, что всё ещё сплю. Но тут же наткнулась взглядом на сосредоточенное лицо Герасима. Мужчина хмурился, прикусив губу, и смотрел исключительно на мой рот. Он ещё не заметил, что я проснулась. А я даже дышать боялась. Боялась разрушить волшебство момента. Герасим выглядел здоровым. Лицо приобрело нормальный оттенок, а взгляд стал осмысленным. Не было больше той пелены, что вчера застилала дивные и такие любимые глаза. И осознание того, что Гер касался меня осознанно, возносило до небес, делало невероятно счастливой.

Но как бы тихо я не лежала, Герасим всё же заметил, что я уже не сплю. Руку убрал с моего лица и сел на кровати, тут же отвернувшись от меня.

— Доброе утро, — будто ничего не было, бодро поздоровалась я. Хотя сердце вновь сжалось от боли. Потому что он вновь отвернулся, вновь закрылся, вновь стал холодным и чужим.

Герасим кивнул, даже не удостоил меня ответом. Ничего не изменилось. Просто вчера магнитные бури были, видимо.

— Как ты себя чувствуешь? Укол помог? Температура спала, — я, в очередной раз ненавидя себя за слабость, приложила руку к его лбу. Герасим дёрнулся и ушёл от прикосновения. Будто неприятно стало, что я его касаюсь. — Что? Помутнение временное прошло? — хмыкнула горько я, соскальзывая с кровати. — Снова я надоедливая младшая сестра Вити, да? Не малышка? Не колючая земляничка? — голос дрогнул, поскольку мне слишком сильно понравилась то, как вчера он меня называл.

Я встала так, чтобы глаза его пустые и холодные видеть. Покрытые коркой льда, способного заморозить на месте.

— Что молчишь? — зашипела я, вновь уязвлённая, вновь разбитая на части. — Язык в задницу засунул?

— Всё просто, девочка, — он поднялся резко, нависнув надо мной скалой, но не прикасаясь, зорко следя за этим. — В бреду принял тебя за другую. Случается, знаешь ли, когда ничего не соображаешь.

Я не успела осознать, не успела даже глазом моргнуть, как моя ладонь с громким хлопком опустилась на его щёку. Герасим даже не дёрнулся, только челюсти сжал. А я, глядя на красную щёку, вновь ударила. Получая удовольствие от того, что причиняю ему боль. Мстя за ту, что душу разъедает вонючей и грязной кислотой.

— Я тебя ненавижу, — тихо, но твёрдо сказала я, действительно чувствуя это чувство в груди. Разъедающее, едкое, толкающее на то, чтобы я причинила ему боль. — Пошёл вон из моей комнаты. И из моей жизни. Я. Тебя. Ненавижу. И видеть больше не желаю.

Выплюнув все эти слова ему в лицо, обошла застывшего мужчину и закрылась в ванной. На удивление больно не было. И слёз тоже. Только пустота в груди. И чувство будто я избавилась от груза, тянущего меня на дно. Даже некое чувство эйфории. Впервые за столько лет я не страдаю. Не тянусь к Герасиму. Не пытаюсь поймать хоть частичку его тепла, что всё же теплеется где-то внутри ледяной глыбы. Я будто стала свободной. Разорвала тянущие на дно отношения.

Залезла в душевую кабинку, включила душ и опустилась на дно душевой кабинки. Подтянула колени к груди и уставилась в стену. Слёз не было, глаза были сухими. Но навалилась апатия. Шевелиться не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось. Мысли разбежались в разные стороны, и я не могла поймать ни одну из них. К своему огромному удивлению я осознала, что ни одна из них не затрагивает Герасима. Будто все данные об этом человеке, всю информацию и все чувства стёрли в один миг. Нажали делит. И почистили корзину.

Я моргнула и с удивлением уставилась на перепуганное лицо мамы, которая трясла меня за плечо.

— Лиля!

— Что такое? — я подскочила и неловко прикрылась руками.

— Ты здесь уже полчаса сидишь! — мамин голос звучал на высокой ноте. Она явно была напугана. — Я стучала! И звала!

— Прости, я не слышала, — я выключила воду и стыдливо отвела взгляд. — Я просто… задумалась.

— Что случилось? — мама устало выдохнула и бёдрами опёрлась о стиральную машинку.

— Всё отлично, — я натянуто улыбнулась, хотя голос предательски задрожал.

— Лиль, — мамины нежные пальцы огладили влажную щёку. Чёрт. Я всё же рыдала. — Герас…

Я резко вскинула руку и мамины губы запечатала, вырвав из её груди удивлённый выдох. Я никогда не позволяла себе так обращаться с мамой.

— Молчи, мамуль. Не произноси больше при мне этого имени. И я умоляю тебя, даже не пытайся больше нас сводить.

— Цветочек мой, — с болью в голосе выдохнула мама, привлекая меня к себе и целуя ласково в лоб. — Пойдём пить чай. Я любимое печенье твоё испекла.

— Творожное? — я попыталась улыбнуться.

— И шоколадное, — мама заправила волосы мне за уши.

Я быстро натянула одежду на влажное тело. Всё это время мама стояла в ванное. Взяла меня за руку и, поглаживая большим пальцем внешнюю часть ладони, увлекла на кухню. Где на тарелку положила мне печенье и поставила на стол чашку с какао.

Мам ничего не говорила. Только села рядом и изредка поглаживала меня по руке. Я видела, что она переживает за меня. И пропускает мои эмоции сквозь себя. Я ела молча, понятия не имея, что говорить. Маму волновали мои отношения с Герасимом, а о нём я говорить не хотела. А пытаться строить диалог о чём-то другом я не видела смысла. Всё слишком наигранным будет.

— Спасибо, мамуль, — доев печенье и даже не почувствовав его вкус, поцеловала маму в щёку. — Я пойду гулять.

— Я сама помою посуду, — сочувствие явно читаемое на лице родительницы вызвало лишь досаду и глухое раздражение.

Поэтому я только кивнула и пошла в коридор быстро одеваться. Я не заморачивалась выбором одежды. Накинула на себя первые попавшиеся вещи и покинула квартиру. Пошла я в сторону набережной. Всё с тем же вакуумом в голове и страной и доселе незнакомой пустотой в груди.

Я бесцельно бродила по набережной, с глухой тоской смотря на счастливые парочки, на молодые семьи с карапузами, на пожилые пары, что заботливо придерживали друг друга за руки. И отчего-то меня тошнило. Я понимала, что у меня этого не будет. И в ближайшем будущем отношений заводить я не собираюсь.

Вибрирующий телефон в кармане вырвал меня из вязкого тумана.

— Здравствуйте, — поздоровалась с любимым дядей.

— Привет, Лилёк, — радостно гаркнул в трубку мужчина. — За питомцами моими присмотришь пару дней? Я в Париж улетаю на пару дней.

— Конечно. А как часто кормить? Мне утром и вечером приезжать?

— Пожить не хочешь? Я разрешаю друзей пригласить, если страшно одной в большом доме. Только без пьяных вечеринок. Всё чтобы цивильно и без разбитых телевизоров и ваз.

— У меня таких буйных друзей нет, — хихикнула я. — Точно можно?

— Да. Ключи я вечером заброшу, перед аэропортом. Животинку покормлю.

— Вы надолго? — уточнила я.

— На три дня. Командировка.

— Поняла, — улыбнулась, забыв, что он не увидит. — Я присмотрю и за домом, и за животными.

— Вечером заеду.

Мужчина сбросил вызов. А я… А я вновь забыла о себе и своих чувствах и вспомнила о том, что свожу своих друзей. Тут же позвонила Аслану.

— Привет, Аслан. Ты завтра свободен?

— Да.

— В общем, я буду присматривать за домом дяди. Позову тебя, Лялю и её сестру с братом, чтобы подозрений не возникло.

— Хорошо. Ласточка согласилась?

— Я ещё не звонила ей. Мне нужно знать — будешь ты или нет, — я села на лавочку и уставилась на море.

— Буду. Ты грустная, — вдруг выбил меня из колеи Ас.

— Всё нормально, — солгала я. — Ты заедешь за мной, пожалуйста, завтра утром? Не хочу такси вызывать.

— Конечно.

— Я тебе сообщение напишу. В любом случае. Если Ляля согласится. Или откажется.

— Хорошо. Спасибо, Лиль, — в голосе парня слышна искренняя благодарность.

— Пока вообще не за что благодарить. Пока.

Я отключилась первой. Просто почувствовала, что не могу больше разговаривать. Потому что в горле ком встал. После той пустоты я вновь боль почувствовала. Такую острую, что даже дышать стало сложно.

— Девушка, вам плохо? — моего плеча коснулась темноволосая девушка и с тревогой заглянула в лицо.

Я увидела за её спиной высокого, широкоплечего и хмурого мужчину с двуместной коляской.

— Д-д-а, — выдавила с трудом, вновь обретая возможность дышать.

— Больно тебе, девочка, — я не видела старушку за спиной мужчины, поэтому вздрогнула.

— Бабушка, — сурово сдвинул брови мужчина, но пожилая женщина только рукой махнула.

— Иди погуляй, Демьян. Нечего уши греть. Пока дети не проснулись.

— Кареглазка, — мужчина перевёл взгляд на девушку. Его лицо мигом стало мягким. Я даже поразилась тому, как сильно преобразилось его лицо. Будто лет на десять помолодел.

— Дёмушка, — девушка скользнула к мужчине и руки ему на грудь положила. Что-то тихо стала говорить, но меня отвлекла женщина, руку мою сжавшая сухими и сильными пальцами.

— Послушай меня, милая, — она ласково улыбнулась. А я дышать забыла, будто она меня заворожила. — Слушай только своё сердце. И верь глазам. Но не верь своим ушам. Любимый твой будет твоим. Боится он за тебя. Боль причиняет, чтобы потом тебе ещё больнее не стало. Верно полагает, что случись что, ты следом уйдёшь. Как лебедь. Но ошибаетесь оба. Любовь, девочка моя, она исцеляет. И даже дитя я вижу. Но… — она нахмурилась и головой качнула, будто не понимая. — А вот не могу сказать… Странно.

Женщина встала и двинулась следом за мужчиной, что катил коляску вдоль набережной.

— Ты испугалась? — молодая девушка опустилась на лавочку рядом. — Я Милена, — протянула она мне руку.

— Лиля, — улыбнулась, пожимая тонкую ладонь.

— Это бабушка моего мужа. Демьяна, — девушка нежно улыбнулась. — Она когда-то сказала мне, что у меня будут двойняшки. И не ошиблась. Хотя мне ставили бесплодие.

— Ох, — я округлила глаза.

— Как бы это странно не звучало, ты прислушайся к её словам. Она не ошибается. Ни разу не ошиблась. У меня подруга лучшая, Сонечка, со своим мужем ребёнка очень долго хотели. Но не получалось. А когда вышло, врачи все твердили, что ребёнок болен. Советовали избавиться. Но бабушка Дёмы сказала, что ребёнок родится здоровым.

— И была права, как понимаю? — Милена кивнула.

— Просто проанализируй её слова. И не упусти своё счастье.

Я кивнула и вдруг заплакала. Впервые за этот бесконечно тяжёлый день. Девушка ничего не говорила, только мою ладонь сжимала.

— Знаешь, — очень тихо сказала она. — Мы с моим мужем казались совершенно разными. Я не могла подпустить к себе ни одного мужчину. Я жутко боялась. Паникой накрывало от любого прикосновения. Любой другой бы сбежал. Послал меня к чёрту. Посчитал бы грязной. А мой муж… Он долго и постепенно приручал к себе. Даже женили нас без моего ведома и моего согласия. А я только выводить его из себя могла. И всё же мы вместе. И я счастлива. Потому что мой муж был настойчив. И мой муж меня любит безумно, как и я его.

Вслушиваясь в её слова, плакать перестала. Вновь метнула взгляд в сторону сурового и огромного мужчины.

— Он чем-то похож на твоего мужа, — тихо сказала я. — Такой же высокий, большой и суровый.

— Это они с виду суровые, — хихикнула девушка, — а за ушком почешешь, мурчать начнут.

Я рассмеялась. Какая позитивная и тёплая девушка.