Ключи от твоего сердца

Выпрямившись, я обнаруживаю, что старший брат протягивает мне руку.

— Привет! Меня зовут Уилл. Мы живем в доме напротив, — сообщает он, показывая рукой через дорогу.

— Я Лейкен. Кажется, я живу здесь, — неуверенно произношу я, пожимая ему руку и бросая через плечо взгляд на наш новый дом.

Он улыбается. Рукопожатие длится бесконечно долго, мы оба неловко молчим. Ненавижу такие моменты!

— Ну что ж, добро пожаловать в Ипсиланти! — Уилл убирает руку в карман куртки. — А откуда вы приехали?

— Из Техаса? — говорю я, не понимая, почему вместо ответа у меня получается вопрос.

А еще я не понимаю, зачем пытаюсь думать о том, почему у меня вместо ответа получается вопрос. Не понимаю, зачем я пытаюсь думать о том, почему я пытаюсь думать, — я просто в шоке! Наверное, это все от недосыпа за последние трое суток.

— Техас, значит? — переспрашивает он, качаясь с пятки на носок.

Я чувствую себя совсем неловко из-за того, что не знаю, как ответить. Уилл смотрит на лежащего на земле младшего брата, наклоняется и поднимает его за щиколотки.

— А кое-кому, кстати, пора в школу, — заявляет он, закидывая мальчика себе на плечи. — К вечеру обещают холодный фронт, поэтому постарайтесь разгрузить большую часть сегодня. Холода простоят несколько дней, так что если вам, ребята, потребуется помощь сегодня вечером — позовите. Мы вернемся часам к четырем.

— Конечно, спасибо! — благодарю я.

Братья переходят через улицу, я смотрю им вслед, и тут Кел вонзает «меч» прямо мне в поясницу. Я падаю на колени, хватаюсь за живот и валюсь навзничь. Кел тут же забирается на меня, намереваясь добить жертву. Украдкой бросив еще один взгляд на дом напротив, я замечаю, что Уилл смотрит на нас. Он сажает брата в машину, закрывает дверь, садится за руль и машет нам на прощание. * * *

У нас столько коробок и мебели, что большая часть дня уходит на разгрузку. Хозяин дома помогает занести внутрь крупные предметы, которые нам с мамой самим не поднять. Вконец устав, мы решаем отложить разгрузку коробок из джипа до завтра. Я немного разочарована, что мы успели разобраться с прицепом, — теперь у меня нет повода попросить Уилла о помощи. Как только мы собрали мою кровать, я начинаю переносить коробки с пометкой «Лейкен» из коридора в свою новую комнату. Разобрав большую часть вещей и застелив кровать, я замечаю, что мебель отбрасывает длинные тени на стены, выглядываю в окно и вижу, что солнце стоит низко над горизонтом: то ли дни здесь намного короче, то ли я совсем потеряла счет времени.

Я выхожу на кухню. Мама и Кел расставляют посуду по шкафчикам. Я залезаю на один из шести стульев у барной стойки, которая одновременно служит и столовой, потому что столовой как таковой у нас теперь нет. Дом как дом, ничего особенного: войдя, сразу попадаешь в крошечный холл, а потом в гостиную. Слева гостиная отделяется от кухни небольшим коридором, а справа — окном. На полу лежит бежевый ковер, а в остальных комнатах — просто паркет.

— Здесь так чисто, — замечает мама, продолжая расставлять посуду. — Я ни единого жучка не видела!

В Техасе насекомых больше, чем травы: обычно если вы не отмахиваетесь от мух, то пытаетесь избавиться от ос.

— На этом достоинства Мичигана, похоже, заканчиваются, — мрачно отвечаю я, открывая коробку с пиццей и разглядывая содержимое.

— Заканчиваются? Неужели? — подмигивает мама, перегибается через стойку, берет кусочек с пеперони и кладет его в рот. — А я-то думала, что ты уже нашла как минимум еще одно…

Я делаю вид, что не понимаю, куда она клонит.

— А как же тот парень, с которым ты говорила утром? — с улыбкой спрашивает она.

— Мама, перестань! — отмахиваюсь я с совершенно равнодушным видом. — Думаю, ты не станешь со мной спорить: особи мужского пола и правда обитают не только в Техасе! — пытаюсь отшутиться я, доставая из холодильника лимонад.

— Что такое «убитают»? — спрашивает Кел.

— Обитают, — поправляю его я. — «Обитать» значит «присутствовать, занимать территорию, иметь ареал, быть распространенным, населять» — в общем, «жить», — тарабаню я, думая о том, что, судя по всему, подготовительные курсы все-таки окупились.

— А, понятно! Значит, мы убитаем в Ипсиланти?

— Обитаем, — терпеливо поправляю его я, доедаю свой кусочек пиццы и допиваю лимонад. — Все, ребята, я совсем никакая, пойду спать.

— Значит, ты пойдешь обитать к себе в комнату? — не унимается Кел.

— А ты схватываешь на лету, кузнечик. — Я целую его в макушку и удаляюсь к себе.

Как приятно наконец-то забраться под одеяло! В свою родную кровать! А что еще у меня осталось? Закрыв глаза, я пытаюсь представить, что нахожусь в старой спальне. В моей старой спальне, где так тепло и уютно… Простыни и подушка просто ледяные, поэтому я накрываюсь одеялом с головой, чтобы надышать, и напоминаю себе: с утра первым делом надо отрегулировать термостат.* * *

Именно этим я и собираюсь заняться, едва встав с постели и коснувшись ногами ледяного пола. Быстро нашарив в шкафу первый подвернувшийся под руку свитер, я натягиваю его прямо на пижаму и срочно ищу носки, но без особого успеха. Тихонько семеня на цыпочках по коридору, я стараюсь никого не разбудить, но при этом свести к минимуму площадь соприкосновения ног с холодным твердым паркетом. У входа в комнату Кела стоят его тапочки с Дартом Вейдером[2]. Я быстро влезаю в них и вздыхаю с облегчением.

Ищу на кухне кофейник, но он как сквозь землю провалился! И тут я вспоминаю, что он в одной из коробок в джипе. Плохая новость, поскольку джип припаркован на улице, а там до неприличия холодно.

Куртку найти тоже не удается — в Техасе в сентябре в куртках не ходят. Схватив ключи, я решаю совершить безумную вылазку к джипу, открываю дверь и обнаруживаю, что весь двор засыпан каким-то подозрительным белым веществом — до меня даже не сразу доходит, что это такое! Снег?! В сентябре?! Я наклоняюсь, пробую вещество на ощупь и прихожу к выводу, что у нас в Техасе снег мало того что идет редко, так он еще и совсем другой! В Техасе снег больше напоминает крошечные крупинки твердого льда и похож на град, а в Мичигане снег настоящий! Именно так я себе его и представляла: мягкие холодные хлопья! Я быстро отряхиваю руки, вытираю их о свитер и бегу к джипу.

Однако далеко убежать мне не удается: стоит тапочкам Дарта Вейдера ступить за порог, на припорошенный снегом бетон, как джип исчезает из моего поля зрения. Я падаю на спину и созерцаю ясное голубое небо. Правое плечо сразу же пронзает острая боль, я понимаю, что ударилась обо что-то твердое, и извлекаю из-под себя гипсового садового гнома. Половина красного колпачка отвалилась и разбилась вдребезги. Он глупо улыбается, насмехаясь над моими страданиями. Со стоном я поднимаю гнома здоровой рукой и уже собираюсь расколотить его окончательно, но тут раздается чей-то голос:

— Плохая идея!

Это Уилл — я сразу узнала! Мягкий и успокаивающий, но в то же время строгий голос — совсем как у моего папы. Я приподнимаюсь и вижу, как он идет ко мне по дорожке.

— Ты в порядке? — едва сдерживая смех, спрашивает он.

— Буду в порядке, когда расколочу эту хрень! — отвечаю я, пытаясь встать, но без особого успеха.

— Лучше не стоит, гномы приносят удачу! — Он помогает мне встать, забирает у меня гнома и аккуратно ставит его на заснеженную траву.

— Ага, — отзываюсь я, дотрагиваясь до больного плеча — на рукаве толстовки расплывается яркое красное пятно. — Удачу, как же!

— О господи, прости пожалуйста! — Уилл перестает смеяться и с ужасом смотрит на мое плечо. — Прости, я бы не стал шутить, если бы заметил, что ты сильно ударилась. Надо наложить повязку. — Он наклоняется, берет меня за здоровую руку и поднимает на ноги.

— Ну сейчас мне вряд ли удастся откопать дома пластырь, — отвечаю я, вспоминая о груде коробок, которые мы так и не успели разобрать.

— Пойдем, у нас на кухне точно есть!

Он снимает куртку и накидывает ее мне на плечи, ласково придерживая меня под локоть, пока мы переходим улицу. Мне немного смешно, что он так со мной обращается: я вполне могу идти сама, однако не протестую, и на данный момент все феминистки и иже с ними кажутся мне крайне странными барышнями. До чего я докатилась! Девица попала в беду и ждет, пока прекрасный принц спасет ее!

Я снимаю и кладу на спинку дивана куртку, а потом иду следом за Уиллом на кухню. Еще не рассвело, поэтому в доме, наверное, еще все спят. Их дом гораздо просторнее нашего: коридор и холл примерно такого же размера, но гостиная на несколько метров больше. А еще есть большой застекленный эркер с видом на задний двор. У окна стоит диванчик с большими уютными подушками.

На стене рядом с кухней висят несколько семейных фотографий. В основном Уилла и его младшего брата, но на некоторых есть и родители. Я подхожу поближе, чтобы рассмотреть их, пока Уилл ищет бинт. Видимо, оба сына пошли в папу. На самой свежей фотографии, которой тоже уже несколько лет, отец обнимает сыновей за плечи, — похоже, фотограф застал их врасплох. В черных как смоль волосах мужчины пробивается седина, он широко улыбается из-под густых черных усов и очень похож на Уилла: та же белозубая улыбка, в глазах пляшут радостные искорки.

Судя по фотографиям, мама Уилла — просто красавица: высокая блондинка с длинными волосами. Мальчики, кажется, не очень на нее похожи. Хотя, возможно, Уилл унаследовал ее характер. Фотографии на стене в очередной раз доказывают мне, что, в отличие от нашего, это настоящий дом.

Я прохожу на кухню и усаживаюсь за барную стойку.

— Рану сначала надо обработать, а потом уже наклеить пластырь, — говорит Уилл, закатывая рукава и открывая кран.

На нем бледно-желтая рубашка с воротничком, в ярком освещении ткань слегка просвечивает и под ней виднеется майка. У него широкие плечи, рукава туго обтягивают бицепсы. Макушкой Уилл то и дело задевает висящий над ним шкафчик. Быстро прикинув, что кухни у нас почти идентичные, я делаю вывод, что он сантиметров на двенадцать выше меня. Пока я изучаю узор на черном галстуке, который Уилл перекинул через плечо, чтобы не намочить, он выключает воду и подходит к стойке. Смущенная своим излишним вниманием к его телу, я чувствую, как лицо заливает предательский румянец, и поспешно выхватываю из его рук мокрую салфетку.

— Все в порядке, — говорю я, спуская рукав с плеча, — я сама.

Он открывает пластырь, пока я вытираю кровь, и спрашивает:

— И что же ты делала на улице в семь утра в одной пижаме? Вы еще не все разобрали?

— Кофе искала, — качаю головой я и кидаю салфетку в корзину для мусора.

— Ясно. В общем, ты, похоже, не жаворонок. — И это не вопрос — слова его звучат, скорее, утвердительно.

Он подходит ближе, чтобы заклеить ссадину пластырем, я чувствую его дыхание на своей шее и потираю руки, чтобы он не заметил мгновенно покрывшие кожу мурашки. Прилепив пластырь, он аккуратно разглаживает его и довольно заявляет:

— Ну вот! Совсем как новенькая!

— Спасибо! Я, кстати, жаворонок. Но только после того, как попью кофе. — Я встаю, глядя куда-то через плечо, делая вид, что проверяю, хорошо ли держится пластырь, а сама в панике думаю, что же делать дальше.