Ваш скандальный нрав

Однако самообладания он не лишился, ибо четко осознавал, что происходит, где они находятся. Джеймс точно знал, что не должен терять голову. Не сейчас. Ради ее блага ему следует держать себя в руках.

Ну и, разумеется, ради блага его короля и страны.

Последняя мысль подействовала на него как пощечина.

Кордер отшатнулся от нее.

– Мне следовало остаться там, где я был, и помахать тебе на прощание, – сказал он. – Я должен был сказать тебе «Чао!». Вот как мне следовало поступить. От тебя одни неприятности.

Франческа обхватила его руками, прижалась лицом к его груди.

И он не выдержал, сломался, забыв обо всем на свете.

– От тебя пахнет каналом, – сказал Джеймс. – Тебе действительно нужно принять ванну.

– Тебе тоже, – услышал он ее голос, приглушенный его мокрым жилетом.

– А у тебя большая ванна? – спросил он.

– Я же известная куртизанка, – ответила она. – Какого, по-твоему, она может быть размера?

Идти до ванной комнаты было совсем близко – Франческа устроила ее в одной из уютных комнат низкого полуэтажа, расположенного между первым и вторым этажами. Ванна оказалась огромной – именно в такой подобало плескаться знаменитой путане, правда, Франческа еще ни разу не приглашала туда мужчину.

В маленькое окно из двора палаццо проникал свет. Но даже когда лучи солнца напрямую попадали в ванную, комната все равно оставалась самой темной в доме. Когда они вошли, слуга зажигал там свечи. Огонь в камине уже пылал, освещая роскошную пещерку, как ее про себя называла Франческа.

Ванна находилась с одной стороны камина. С другой стороны стояла кушетка в римском стиле. На расположенных рядом столах высились стопки аккуратно сложенных мягких полотенец.

Ванную комнату украшали древнеримские мозаичные картины и фрески. Только вместо многочисленных putti, святых и мучеников, которых изображали римляне, пламя свечей озаряло богов и богинь, нимф и сатиров, пищу и вино, танцы и занятия любовью. В жаровнях, как и во времена Римской республики, курился фимиам.

Эта комната была предназначена только для Франчески, она служила ей убежищем, и Франческа никогда и никого не приводила сюда.

Слуги уже успели все приготовить для нее. В сложившихся обстоятельствах нерационально и неосмотрительно заставлять их трудиться снова, таскать горячую воду наверх. Она замерзла и промокла. Кордер тоже замерз и вымок… и что с того, если она пустит его в свое укрытие? Какой смысл выталкивать его из каждого уголка ее жизни?

– Ты преподносишь сюрприз за сюрпризом, – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Я-то был уверен в том, что ванну на колесиках привозят в твою спальню или будуар.

– Наверху есть небольшая ванна, – ответила Франческа. – Но она предназначена для развлечения мужчин, которые пожелают посмотреть на то, как я моюсь. А эта – только для меня.

Слуга вышел, и в ванную тут же вбежала Тереза, держа в руках корзину с кусками душистого мыла, кремами и духами. На ее согнутой руке висел халат. Сочувственно взглянув на Франческу, горничная перевела взор на Кордера и поджала губы.

– Мадам замерзнет, – предупредила она.

– Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло, – сказал Кордер, забирая у нее корзину и халат. – Мадам доставляет удовольствие доводить меня до безумства…

– А месье нравится так же обходиться со мной, – перебила его Франческа.

– Тем не менее я позабочусь о том, чтобы с ней ничего не случилось, – пообещал Кордер. – А теперь ты можешь идти. Если понадобишься, мы тебя позовем.

Тереза посмотрела на Франческу.

– Ступай! – кивнув, сказала та.

Горничная вышла.

– Каждый домашний работник знает, что произошло, – промолвил Джеймс. – Через пять минут об этом станет известно всей Венеции.

– Ты огорчаешь меня, – сказала Франческа.

– То же самое я могу сказать о тебе, – заметил Кордер.

– Я не люблю, когда меня огорчают.

– А кто любит?

– Последние пять лет моей жизни я потратила на то, чтобы оградить себя от подобных проблем, – сказала она.

Осмотрев флаконы, бутылочки и куски мыла в корзине, Джеймс вынул один флакон, а затем поставил корзину на стол поближе к ванне. Открыв флакон, он понюхал его содержимое и капнул несколько капель в воду.

– Я начинаю понимать, – произнес Кордер.

– Ты мужчина, а значит, не в состоянии понять! – отрезала Франческа. – Мужчины властвуют. Мужчины все контролируют. Они составляют законы и все официальные, а также неофициальные правила. Они…

– Твой муж разбил тебе сердце, – перебил ее Джеймс.

Что ей делать? Снова и снова лгать? Притворяться? Без конца притворяться? С любым другим мужчиной это не составляло труда, только не с Джеймсом.

– Да, – кивнула она. Ее плечи вздрогнули. Она устала, так устала…

– Иди сюда, – позвал Джеймс.

Конечно, она подошла к нему. Этого ей и хотелось: быть рядом с ним, ощутить его прикосновения, застыть в его объятиях.

Но Джеймс не стал обнимать Франческу. Вместо этого он повернул ее к себе спиной и принялся расстегивать крючки на ее платье.

– В нем ты похожа на богиню Изиду, – промолвил он. – После того, как та свалилась в Нил.

Несмотря на усталость, на все переживания, Франческа улыбнулась.

– А она упала в Нил? – спросила Франческа.

– Или ее столкнули… Кто знает?.. – Джеймс развязал пояс, и лиф платья упал вниз. Будь платье сухим, оно легко соскользнуло бы на пол. Но сейчас она была насквозь мокрой. Кордер завозился с неподдающимися завязками ее нижних юбок.

– Черт побери! – с досадой бросил Джеймс. – К тому времени, когда я справлюсь со всеми узелками и бантиками, ты подхватишь воспаление легких. А вода в ванне остынет. Так что, пожалуй, я их разрежу. Судя по всему, тебе по карману купить новые наряды. Ведь ты не кто иная, как великая вавилонская блудница, которая к тому же богата, как Клеопатра.

Наконец Франческа почувствовала, что завязки ослабли.

Джеймс быстро снял с нее нижнюю юбку, сорочку и корсет. Франческа осталась в мокрых чулках, подвязках и напитанных водой туфельках.

Кордер осматривал ее с головы до ног и с ног до головы. В его правой руке был зажат перочинный нож.

– Я сейчас упаду в обморок, – сказал он.

– Не говори глупостей! – бросила Франческа. – Не сомневаюсь, что ты видел множество обнаженных женщин.

Опустившись на колени, Джеймс сунул нож между ее ногой и подвязкой и разрезал ее. Спустив вниз чулок, он снял с нее туфлю, а затем и чулок. И поцеловал в колено.

Ноги Франчески задрожали. Она опустила руку ему на плечо, чтобы не упасть. Джеймс разрезал вторую подвязку и повторил все свои действия.

– О чем я только не думаю в этот момент, – сказал он, поглаживая ее бедро. – Но вода в ванне все холоднее, от тебя пахнет каналом. И от меня тоже.

Джеймс встал, отложил нож и принялся за свой мокрый сюртук. Одежда, как и полагается, сидела на нем как вторая кожа.

Франческа хотела было помочь ему, но он отмахнулся:

– Залезай в ванну.

– Но тебе ни за что не справиться одному, – заметила Франческа. Нужна помощь хотя бы двоих слуг, чтобы помочь Джеймсу снять одежду.

– Просто смотри на меня, – сказал он. – А сама залезай в ванну.

Франческа опустилась в воду и невольно застонала от удовольствия. Вода была теплой и благоухала лимоном.

Закрыв глаза, Франческа откинулась назад и положила голову на сложенные стопкой полотенца, которые слуга предупредительно оставил на краю ванны.

– Какая чудесная ванная комната! – заметил Джеймс.

Она открыла глаза. Джеймс повесил сюртук на спинку кресла. Ей подумалось, что этот человек вполне может обходиться и без слуг, так ловко он снимал с себя одежду.

А ведь она очень мало знает о нем. Всего пять дней… Зато каких дней! Сколько событий они вместили!

Джеймс расстегнул пуговицы на своем жилете.

– Нимфы и сатиры, резвящиеся на стенах, – промолвил Кордер. – Свечи и фимиам. Это твой личный храм, не так ли? Храм Франчески, богини канала.

– Это храм весталок-девственниц, – уточнила она. – Я еще ни разу не приглашала сюда мужчину.

Джеймс стал медленно стягивать с себя жилет.

– Выходит, я первый? – улыбнулся Кордер.

– Ты даже не представляешь, какие привилегии получил в моем доме, – заметила Франческа.

Он аккуратно положил жилет на стул, стоявший возле кровати. Снял башмаки. Потом сорвал с себя мокрые панталоны, отбросил их в сторону и залез в ванну.

Франческа подвинулась, уступая ему место.

Несколько мгновений он просто нежился в воде, наслаждаясь ее теплом и ароматом. Как и Франческа, он нырнул под воду, только не один, а несколько раз. А затем, положив затылок на сложенные под головой полотенца, стал смотреть на потолок, где нимфы и сатиры резвились среди виноградных гроздьев и фляг с вином, а Пан играл на своей свирели.

– Я всегда считала, что эти помещения использовались в качестве кабинетов – вроде тех, что находятся на первом этаже, – сказала Франческа. – Но мне объяснили, что у последних поколений семьи, прежде владевшей палаццо, здесь располагались гостиные и приемные комнаты. А личную ванную я себе тут устроила потому, что комната находится ближе к источнику воды и кухне. У слуг меньше работы, ведь им приходится подогревать и носить воду. А еще мне нравятся фрески.

Выпрямившись, Джеймс пошарил у себя за спиной в корзине в поисках кусочка мыла.

– Тебе нужно помыться, моя речная нимфа, – напомнил он. – И я готов тебе в этом помочь.

– Но ты обещаешь не топить меня в воде? – улыбнулась Франческа.

– Нет, – ответил Джеймс. И, подняв ногу Франчески, он принялся медленно намыливать ее ступню. Постепенно он стал кругами подниматься выше – к лодыжкам, коленям. Когда он дошел до самого верха бедер, его рука легла ей на живот. Джеймс услышал тихий вскрик Франчески, но, не обращая на это внимания, стал намыливать вторую ногу.

– Ты делаешь все не очень… тщательно, – тихо проговорила она.

– Не спеши, – сказал он.

– Нет, это ты не спеши, – перебила его Франческа.

Вытащив из корзины губку, она тщательно натерла ее мылом со всех сторон, чтобы губка стала скользкой. Обхватив бедра Джеймса ногами, Франческа придвинулась ближе к нему. Они оказались вместе в середине ванны. Она стала водить губкой по его шее и плечам, а потом ее рука начала спускаться вниз, к его восставшему естеству, которое жаждало прикосновений к женской плоти.

Но с этим можно было подождать.

Кордер остановил ее руку.

– Снова моя очередь, – хрипло проговорил он.

Забрав у Франчески губку, Джеймс повторил все ее движения – натирал ее шею и плечи, руки и изящные кисти, ладони. Он двигался медленно, кругами, пока не дошел до ее нежных, безупречно круглых грудей, которые Джеймс несколько раз обвел мыльной губкой. И тут как-то сами по себе пришли нужные слова – словно они только ждали подходящего мгновения. Джеймс тихо сказал Франческе на языке Данте, что она зажгла в нем огонь, что он жаждал овладеть ею с того самого момента, когда впервые увидел…

Потянувшись, Франческа запустила пальцы в его волосы и улыбнулась, как девчонка – игривая, шаловливая, непослушная.

Джеймс был словно околдован. Губка выпала из его рук, и он стал ласкать ее тело – гибкую шею, плечи, руки, грудь. Ему казалось, что он может делать это вечно, потому что никогда в жизни прикосновения к женщине не вызывали у него таких божественных ощущений. И все время Кордер тихо говорил ей ласковые слова на языке его матери, хотя он никогда не считал себя романтиком, способным на такое.