Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

10. Обещание

Сентрал-парк, четверг, 21 сентября 1899 года

Элизабет прогулялась немного по террасе замка Бельведер, прежде чем присоединиться к Мейбл и Скарлетт возле ближайшего к карусели бювета. Уже несколько дней, верная обещанию, данному ма, она, насколько это было возможно, присутствовала при встречах двух подруг — в апартаментах Вулвортов и на тенистых аллеях огромного парка.

«Миссис Тернер — неординарная женщина, — думала она, любуясь пейзажами, с некоторых пор такими знакомыми. — Она самого дьявола обведет вокруг пальца!»

Идея вызвала на ее устах улыбку. Элизабет, будучи искренне верующей, редко ходила к мессе. Молилась она у себя в комнате, всей душой. По мнению Нормы, практика скорее протестантская, мало присущая католикам.

— Мы поверяем Господу все свои помыслы, взываем к нему, потому что знаем: Он нас слышит, — объяснила домоправительница. — И не нужно ни музыки, ни свечей, ни позолоты.

— Мне нравится в церкви. Там такие красивые витражи, и играет орган, — отвечала Элизабет. — Но самое важное, конечно, — это верить в Бога.

И Норма, разумеется, соглашалась. Мало-помалу она заменила Элизабет ее верную Бонни во многих жизненных аспектах, стала наперсницей и подругой. Для Элизабет это был повод для радости — как и короткие встречи с Анри, когда она останавливалась ненадолго возле прачечной, чтобы перекинуться с ним словом.

«Пожалуй, я слишком тут задержалась! — подумала молодая женщина, удивляясь, как быстро небо затянуло тучами. — Как бы не пошел дождь».

Элизабет с удовольствием подолгу гуляла по аллеям Сентрал-парка, любила постоять на мосту, слушая пение бегущей внизу воды. Молодую женщину неоднократно посещала мысль, что ее судьба связана с этим громадным парком, расположенным в самом сердце Манхэттена.

— Скоро осень, — прошептала она. — В следующий раз придем сюда с Луизоном и Агатой!

Мейбл первой увидела ее и невольно залюбовалась легкой походкой своей ненаглядной Лисбет и тем, как изящно она держит зонтик сиреневого шелка, подобранный под платье того же оттенка, но в тонкую серую полоску.

— Скарлетт, правда же Лисбет — красавица? Не могу на нее наглядеться, — сказала она подруге. — И мало того, что у нее такая внешность, у нее еще и золотое сердце.

— Ваша правда, Мейбл. Лисбет продемонстрировала широту души, согласившись провести какое-то время со мной… простите, я неловко выразилась — с нами.

Это «с нами» было произнесено проникновенным шепотом. Далее последовал комплимент — и еще более чувственным тоном.

— Вы вправе гордиться ее красотой, Мейбл. Ваша дочь вполне могла, имея эти прекрасные глаза небесной голубизны, это лицо мадонны, эту чудесную фигуру, казаться блеклой, безликой. Но нет, Лисбет на редкость хороша и притягательна, я бы даже сказала, ее привлекательность мистического свойства. Мужчины будут дюжинами падать к ее ногам.

— Хватит одного, Скарлетт! И попозже, когда пройдет боль утраты. Чш-ш-ш, она уже тут!

Элизабет остановилась возле столика, за которым сидели две дамы. Щеки ее раскраснелись от долгой ходьбы. Она сложила зонтик и села напротив Мейбл.

— Дорогая, ты не очень утомилась? — спросила та. — Во вторник ты вернулась такой усталой.

— Вы так самоотверженно заботитесь о бедных сиротках! — подхватила Скарлетт.

— В общении с детьми я обретаю душевный покой, мадам, — просто отвечала Элизабет. — У милосердных сестер[29] столько работы! Младенцев подбрасывают ежедневно. Вот и сегодня трижды позвонили в дверной звонок, и оказалось, что на пороге — корзина с малышом. Слава Богу, что Нью-Йоркский приют для подкидышей[30] сумел-таки организовать собственные «сиротские поезда». Через неделю уйдет очередной состав. Я помогаю шить приданое для самых маленьких.

— Но ведь это в Бронксе! — удивилась Скарлетт. — Будьте осторожны, в этом районе много опасных мест.

— Это я знаю по опыту, мадам. Отца убили у меня на глазах в таком вот «опасном» переулке. Забили до смерти. В городе полно бандитов, и обитают они не только в Бронксе. Но днем, полагаю, мне опасаться нечего. Приют находится рядом с Академией Маунт-Сент-Винсент[31], учебным заведением для женщин. В октябре, если все будет благополучно, я хочу пройти там несколько курсов.

— Если все будет благополучно? Лисбет, что вы под этим подразумеваете? — спросила миссис Тернер в своей великосветской — и с оттенком иронии — манере, к которой она чаще всего прибегала в общении с Элизабет.

Мейбл внезапно заерзала на стуле, смущенно заозиралась. Она понимала: нужно на время оставить своих спутниц наедине, но под каким предлогом?

— А, кажется, это Перл, племянница Эдварда, с женихом! — воскликнула она, вставая. — Приглашу их за наш столик. Лисбет, закажи, пожалуйста, чай на пять персон. Мы со Скарлетт, пока тебя дожидались, пили лимонад.

И она поспешила прочь по аллее, обрамленной богатыми цветочными клумбами.

Элизабет не оставила вопрос миссис Тернер без ответа:

— Я подразумеваю, мадам, что каждый день смогу спокойно отлучаться из дома. Я не хочу оставлять ма с вами одну. Простите мою откровенность! Но вы ведь вскоре покидаете Дакота-билдинг, и я надеюсь, Нью-Йорк тоже.

Серо-голубые глаза Скарлетт полыхнули гневом, накрашенные губы неприятно искривились.

— Лисбет, какая вас муха укусила? Я думала, у нас отношения налаживаются. И, похоже, ошиблась.

— Вы все правильно поняли, мадам. Один раз я вас уже пожалела, но этого больше не будет.

— Раз так, знайте: впредь я не стану терпеть вашу дерзость. И никуда не уеду. Отправляйтесь на свои курсы, госпожа студентка, а Мейбл пусть одна сидит дома! Но не тревожьтесь, я сумею ее утешить.

Элизабет, внешне — само спокойствие, наблюдала за тем, как миссис Вулворт,

Перл и высокий мужчина разговаривают метрах в ста от бювета. Что ж, еще пара минут у нее есть…

— Я просто уверена, что вы ретируетесь из города, миссис Тернер, — улыбнулась она. — И я смогу наконец вздохнуть свободно.

Скарлетт сменила тактику. Она тоже заулыбалась, но странной, чуть ли не сладострастной улыбкой.

— Вы обворожительны, Лисбет. Намного интереснее, чем ваша ма! Наверное, причина тому французская кровь, — сладким голосом прошептала она. — Как же я могу уехать, расстаться с вами?

Она протянула руку и легонько погладила молодую женщину по руке.

— Не прикасайтесь ко мне! — едва слышно распорядилась Элизабет. — Я уже знаю, что вы собой представляете, миссис Тернер. И уверяю, скоро вы получите по заслугам!

— С этого места — поподробнее, юная леди, — насмешливо отозвалась Скарлетт. — Или, может, вы рискнете обсудить со мной мои грехи наедине, в моей квартире?

— Я не боюсь, мадам. Я встречала людей и пострашнее, чем вы, — отвечала Элизабет. — Я приду в субботу, во второй половине дня. Родителей как раз не будет дома.

— Ах, ваши дорогие родители, которые вас так и не удочерили! Вы очень снисходительны к тем, кто относится к вам, как к joujou précieux[32].

Эти два слова по-французски Скарлетт произнесла с ехидцей. И прибавила тихо, словно предвкушая удовольствие:

— Мне не терпится услышать ваши претензии, дорогая!

Элизабет промолчала. Мейбл возвращалась под руку с Перл, очень элегантной в своем платье зеленого муслина и шляпке из органди на собранных в шиньон белокурых волосах.

— Лисбет, наконец я имею счастье тебя видеть, — жеманно протянула Перл Вулворт. — Могу я, как прежде, называть тебя кузиной? Почему нет, раз ты снова живешь в семье дяди Эдварда.

— Конечно, Перл. Меня это вполне устраивает, — ответила Элизабет.

— Ты в трауре два с половиной месяца, но уже не носишь черное! Надо понимать, француженкам плевать на приличия. Чарльз, иди сюда, я представлю тебя дамам!

Мужчина лет сорока галантно склонился перед Скарлетт и Элизабет. Его темные бакенбарды контрастировали с золотисто-каштановыми кудрявыми волосами.

— Доктор Чарльз Фостер, брат того самого врача, который в детстве накачивал тебя, Лисбет, опием. Ты тогда страдала нервным расстройством, — ядовито уточнила Перл, с невинным видом хлопая ресницами. — Чарльз, это моя кузина, а это — миссис Тернер, подруга моей матушки и тети.

Скарлетт едва заметно улыбнулась, а Мейбл — та метнула на племянницу гневный взгляд. Что до Элизабет, она протянула доктору свою ручку, затянутую в сиреневое кружево перчатки. Мистер Фостер, в лучших французских традициях, скользнул по ней губами.

— Я уже имел удовольствие встречать вашу кузину в больнице Сестер милосердия, Перл! И восхищаюсь тем, как самоотверженно она заботится о самых маленьких пациентах, особенно учитывая недавнюю личную трагедию. Очень приятно увидеть вас, мадам, в более приятной обстановке!

— Спасибо, доктор, — отвечала Элизабет с улыбкой.

Сама того не замечая, она излучала обаяние, которое притягивало к ней людей всех возрастов — мужчин, женщин и детей. Очаровательными были и ее ярко-голубые глаза, и обороты речи, и жесты.

Уязвленная Перл повисла на руке у жениха. Напрасно она искала ядовитую ремарку, чтобы побольнее уколоть кузину, чья красота ее бесила. В сравнении с ней Перл находила себя слишком тощей и высокой, а нос с горбинкой и квадратный подбородок не улучшали картину.

— Прошу вас, присаживайтесь! — предложила Мейбл. — Здесь подают прекрасный китайский чай. Лисбет, ты сделала заказ?

— Нет, ма. Не успела. Прости, пожалуйста!

— Позвольте, я этим займусь! — сказал Чарльз Фостер.

Перл пришлось-таки присесть за столик кованой стали, окрашенный в белый цвет.

Окинув Элизабет взглядом, она сухо спросила:

— Когда это ты успела познакомиться с моим женихом?

— В прошлый четверг. Еще раз мы встретились во вторник. Дело в том, что в будущий понедельник отправляется очередной «сиротский поезд», и я помогаю шить пеленки и детскую одежду. Нас, волонтеров, в больнице много. Ты тоже приходи, Перл!

— Даже притворяться не буду: благотворительность — это не мое. Я готовлюсь к свадьбе. Дел полно: обустройство нашей новой квартиры, все эти примерки, приглашения…

Скарлетт молчала, что было для нее необычно. Удивленная Мейбл, понаблюдав за своей взбалмошной подругой, перехватила ее пламенный взгляд, обращенный на… Элизабет.

«Она уверяет, что ночей не спит — так терзается любовью ко мне. И при этом никогда так на меня не смотрела! — сказала она себе, испытывая смутное разочарование. — Я уже ничего не понимаю!»

Когда Чарльз Фостер вернулся за столик, Перл как раз расписывала в красках празднества, запланированные на последние дни сентября и приуроченные к их свадьбе. Доктор тут же спросил, придет ли Элизабет на церемонию и праздничный ужин, учитывая, что она все еще в трауре.

— Благодарю за столь любезное приглашение, доктор, — отвечала она мягко. — Но это было бы неприлично. И потом, светские развлечения меня не привлекают.

— Вы правы, зачастую это скучно и утомительно, — улыбнулся мистер Фостер.

— Но мы с супругом, конечно же, придем! — сказала Мейбл.

Официантка принесла чай и сладкую выпечку. Перл надула губы: жених принялся расспрашивать Элизабет о ком-то из своих самых маленьких пациентов в больнице.